Неточные совпадения
Свобода просачивается и подмывает твердый грунт логической
необходимости, на котором стремился воздвигнуть плотину против скептицизма и интуитивизма Кант в своей «Критике практического разума».
Ибо Бог есть Чудо и
Свобода, а всякое знание есть метод,
необходимость.
Вера станет очевидностью, подобной
необходимости природной, на долю
свободы останется лишь хотеть Бога или не хотеть, любить Его или враждовать к Нему.
Бемизм есть динамический спинозизм, концепция же отношения Бога к миру у обоих одна и та же [Cp., напр., у Спинозы: «Я раскрыл природу Бога и его свойства, а именно, что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует по одной только
необходимости своей природы; что он составляет свободную причину всех вещей; что все существует в Боге и, таким образом, зависит от него, что без него не может ни существовать, ни быть представляемо; и наконец, что все предопределено Богом и именно не из
свободы вовсе или абсолютного благоизволения, а из абсолютной природы Бога, иными словами, бесконечного его могущества…
Сам же Баадер полагает, что тварь (Creatur) «не есть составная часть Творца, образующая периферию и произрастающая из него по
необходимости рождения, а не с абсолютной
свободой, подобно произведению искусства» (7, 89, Classen, II, 118).
Между Абсолютным и относительным пролегает грань творческого да будет, и поэтому мир не представляет собой пассивного истечения эманации Абсолютного, как бы пены на переполненной чаше, но есть творчески, инициативно направленная и осуществленная эманация [Иногда различие между творением и эманацией пытаются связывать с противоположностью
свободы и
необходимости в Боге.
Противопоставление
свободы и
необходимости в Боге нередко грешит явным антропоморфизмом (или, что то же, «психологизмом») и должно быть во всяком случае особо защищено от этого упрека.
Общая антиномия тварности другое выражение находит в антиномии
свободы и
необходимости.
Самое противопоставление
свободы и
необходимости связано с ограниченностью и относительностью, свойственной твари.
Совершенная
свобода сливается и с совершенной
необходимостью, и в этом слиянии погашается и само это различие, так что Абсолютное трансцендентно и
свободе и
необходимости [Поэтому различение в самом Божестве «природы» (т. е.
необходимости?) и
свободы, лежащее в основе построения кн.
Тем, что для άπειρον полагается πέρας и из укона создается меон, установляется и различение
свободы и
необходимости: отрицательная
свобода пустоты связывается гранями бытия, которые образуют для него закон, как внутреннюю
необходимость.
Отсюда и вытекает сопряженность и взаимная обусловленность основных определений мирового бытия, как
свобода и
необходимость, закономерность и творчество.
Этим нисколько не отрицается и не умаляется реальность
свободы в ее подлинной области, ибо она всецело принадлежит временному тварному миру и неразрывно связана с
необходимостью, т. е. с ограниченностью твари, ее неабсолютностью.
В вечной же основе тварности самого различия между
свободой и
необходимостью, имеющего полную реальность для твари, вовсе нет, она трансцендентна свободе-необходимости [Таким образом, получается соотношение, обратное тому, что мы имеем у Канта: у него
свобода существует только для ноумена и ее в мире опыта нет, а всецело царит
необходимость; по нашему же пониманию,
свобода существует только там, где есть
необходимость, т. е. в тварном самосознании, ее нельзя приписать вечности, как нельзя ей приписать и
необходимости.].
Грехопадение или, напротив, послушание воле Божией следует во всяком случае считать актом
свободы, а отнюдь не природной
необходимости: в природе твари была только возможность греха, но не было никакой к нему принудительности.
Меньше всего можно в установлении заповеди видеть произвол; напротив, ею подтверждается признание тварной
свободы человека, которая соотносительна
необходимости и благодаря наличности заповеди, «категорического императива», находит для себя проявление.
Барская брезгливость в отношении к хозяйству ничего общего не имеет с той от него
свободой, о которой учит Евангелие: оно хочет не пренебрежения, но духовного преодоления, выхода за пределы мира сего с его
необходимостью [Ср. в моем сборнике «Два града»: «Христианство и социальный вопрос», «Хозяйство и религиозная личность» и др.
Здесь нет той преграды бессилия или малосилия, которая неизменно стоит между хотением и его осуществлением, — г-как бы нет антиномии
свободы и
необходимости.
Отсюда с
необходимостью надо заключить, что и освобождение от них невозможно без участия той же
свободы, ибо настоящие граждане ада вовсе и не хотят от него освобождаться, напротив, они желали бы его распространить на все мироздание.
Но оно есть дело человеческой
свободы, ставшей произволом и решительно противоставшей закону жизни,
необходимости.
Однако такая
свобода, т. е. абсолютный произвол (каковой невозможен в теперешней жизни, где
свобода и
необходимость смешаны неразрывно в жизненном процессе, так же как бытие и небытие), не имеет в себе устойчивости, как напрягающаяся самость.
Несомненно одно: только добру и неразрывно связанному с ним блаженству принадлежит онтологическая сущность, только оно пребывает выше различения
свободы и
необходимости.
Зло же есть акциденция, модус тварности, онтологическая иллюзия, нечто такое, чего могло бы и не быть, что обязано своим существованием
свободе и потому находится в относительной сфере противоположения
свободы и
необходимости.
Поэтому онтологически вполне мыслимо полное обессиление и прекращение зла и преодоление раздвоенности
свободы и
необходимости.
Неточные совпадения
«Из царства мелких
необходимостей в царство
свободы», — мысленно усмехнулся он и вспомнил, что вовсе не напрягал воли для такого прыжка.
«Мы — искренние демократы, это доказано нашей долголетней, неутомимой борьбой против абсолютизма, доказано культурной работой нашей. Мы — против замаскированной проповеди анархии, против безумия «прыжков из царства
необходимости в царство
свободы», мы — за культурную эволюцию! И как можно, не впадая в непримиримое противоречие, отрицать
свободу воли и в то же время учить темных людей — прыгайте!»
«”И дым отечества нам сладок и приятен”. Отечество пахнет скверно. Слишком часто и много крови проливается в нем. “Безумство храбрых”… Попытка выскочить “из царства
необходимости в царство
свободы”… Что обещает социализм человеку моего типа? То же самое одиночество, и, вероятно, еще более резко ощутимое “в пустыне — увы! — не безлюдной”… Разумеется, я не доживу до “царства
свободы”… Жить для того, чтоб умереть, — это плохо придумано».
— Позвольте, я не согласен! — заявил о себе человек в сером костюме и в очках на татарском лице. — Прыжок из царства
необходимости в царство
свободы должен быть сделан, иначе — Ваал пожрет нас. Мы должны переродиться из подневольных людей в свободных работников…
— Ну, да! А — что же? А чем иным, как не идеализмом очеловечите вы зоологические инстинкты? Вот вы углубляетесь в экономику, отвергаете
необходимость политической борьбы, и народ не пойдет за вами, за вульгарным вашим материализмом, потому что он чувствует ценность политической
свободы и потому что он хочет иметь своих вождей, родных ему и по плоти и по духу, а вы — чужие!