Неточные совпадения
В этих воспоминаниях ядром будет по преимуществу
писательский мир и все, что с ним соприкасается, и вообще
жизнь русской интеллигенции, насколько я к ней приглядывался и сам разделял ее судьбы.
Вопрос о том, насколько была тесна связь
жизни с
писательским делом, — для меня первенствующий. Была ли эта
жизнь захвачена своевременно нашей беллетристикой и театром? В чем сказывались, на мой взгляд, те «опоздания», какие выходили между
жизнью и
писательским делом? И в чем можно видеть истинные заслуги русской интеллигенции, вместе с ее часто трагической судьбой и слабостями, недочетами, малодушием, изменами своему призванию?
Помню и более житейский мотив такой усиленной
писательской работы. Я решил бесповоротно быть профессиональным литератором. О службе я не думал, а хотел приобрести в Петербурге кандидатскую степень и устроить свою
жизнь — на первых же порах не надеясь ни на что, кроме своих сил. Это было довольно-таки самонадеянно; но я верил в то, что напечатаю и поставлю на сцену все пьесы, какие напишу в Дерпте, до переезда в Петербург.
Весь этот развал сезона дал мне вкусить тогдашнюю столичную
жизнь в разных направлениях. В
писательский мир я уже был вхож, хотя еще с большими пробелами, в театральный также, публичные сборища посещал достаточно.
Такое добровольное пребывание в старых комических тенетах объясняется отчасти
жизнью, которую Островский вел в последние двадцать лет. Наблюдательность должна питаться все новыми"разведками"и"съемками". А он стоял в стороне не только от того, что тогда всего сильнее волновало передовую долю общества, но и от
писательского мира. Ни в Петербурге, ни в Москве он не был центром какого-нибудь кружка, кроме своих коллег по обществу драматургов.
Какую же вся эта интенсивная
жизнь тогдашнего центра русского движения вызвала во мне, посвятившем себя бесповоротно
писательскому поприщу, дальнейшую"эволюцию"?
Не желая повторяться, я остановлюсь здесь на том, как Урусов, именно в"Библиотеке"и у меня в редакционной квартире, вошел в
жизнь писательского мира и стал смотреть на себя как на литератора, развил в себе любовь к театру, изящной словесности и искусству вообще, которую без участия в журнале он мог бы и растратить гораздо раньше.
Сделавшись присяжным педагогом и покровителем детских приютов, он дослужился до генеральского чина и затеял журнал, которому не придал никакой физиономии, кроме крайнего юдофобства. Слишком экономный, он отвадил от себя всех более талантливых сотрудников и кончил
жизнь какого-то почти что Плюшкина
писательского мира. Его либерализм так выродился, что, столкнувшись с ним на рижском штранде (когда он был уже издатель"Наблюдателя"), я ему прямо высказал мое нежелание продолжать беседу в его духе.
К моей личной
жизни относится и мое собственное
писательское развитие, и работа за эти два сезона 1863–1865 годов.
И в журнализм, в
писательские сферы я еще не проникал. Не привлекала меня особенно и политическая
жизнь, которая тогда сводилась только к Палате. Париж еще не волновался, не происходило еще ни публичных митингов, ни таких публичных чтений, где бы бился пульс оппозиции. Все это явилось позднее.
О том, что я сделал для удовлетворения моих кредиторов, я уже рассказал в предыдущей главе, но
писательская моя
жизнь, сначала в Сокольниках, где я гостил в семействе князя А.И.Урусова, потом в Москве, полна была Парижем, тамошними моими"пережитками".
Будь у него другой тон, конечно, молодой его собрат (мне стукнуло тогда 32 года) нашел бы сейчас же возможность и повод поговорить «по душе» о всем том, что ему самому и русская, и заграничная
жизнь уже показала за целых семь-восемь лет с выступления его на
писательское поприще.
Да и вообще тогда не было в Вене никаких центровчисто литературного движения. Поразительно бедной являлась столичная
жизнь по части публичных чтений, литературных conferences,
писательских вечеров, фестивалов или публичных заседаний литературного оттенка.
Не думаю, чтобы они были когда-либо задушевными приятелями. Правда, они были люди одной эпохи (Некрасов немного постарше Салтыкова), но в них не чувствовалось сходства ни в складе натур, ни в общей повадке, ни в тех настроениях, которые дали им их
писательскую физиономию. Если оба были обличители общественного зла, то в Некрасове все еще и тогда жил поэт, способный на лирические порывы, а Салтыков уже ушел в свой систематический сарказм и разъедающий анализ тогдашнего строя русской
жизни.
Рядом с Салтыковым Некрасов сейчас же выигрывал как литературный человек. В нем чувствовался, несмотря на его образ
жизни,"наш брат — писатель", тогда как на Салтыкова долгая чиновничья служба наложила печать чего-то совсем чуждого
писательскому миру, хотя он и был такой убежденный писатель и так любил литературу.
Неточные совпадения
Надо самому вжиться в эту
жизнь, не мудрствуя лукаво, без всяких задних
писательских мыслей.
Давеча профессор спросил меня, не наблюдаю ли я здешней
жизни с какими-нибудь
писательскими целями.
В писательстве повторяется то же, что в
жизни. Большинство людей неумно и заблуждается. От этого разводится так много плохих книг, так много
писательского сора среди хорошего зерна. Такие книги только отнимают у людей время, деньги и внимание.
— Милый друг мой, — часто говорил мне ее брат, вздыхая и красивым
писательским жестом откидывая назад волосы, — никогда не судите по наружности! Поглядите вы на эту книгу: она давно уже прочтена, закорузла, растрепана, валяется в пыли, как ненужная вещь, но раскройте ее, иона заставит вас побледнеть и заплакать. Моя сестра похожа на эту книгу. Приподнимите переплет, загляните в душу, и вас охватит ужас. В какие-нибудь три месяца Вера перенесла, сколько хватило бы на всю человеческую
жизнь!
У нас как-то и неприлично толковать о приемах мастерства, о замыслах и выполнении, о разных подробностях интимной
жизни чисто
писательского характера.