Мы простояли в Чантафу двое суток. Пришла весть, что Куропаткин смещен и отозван в Петербург. Вечером наши госпитали получили приказ от начальника санитарной части третьей армии, генерала Четыркина. Нашему госпиталю предписывалось
идти на север, остановиться у разъезда № 86, раскинуть там шатер и стоять до 8 марта, а тогда, в двенадцать часов дня (вот как точно!), не ожидая приказания, идти в Гунчжулин.
В штабе и лазарете говорили о возможности близкого отступления. Рассказывали, что впереди на восемьдесят верст нигде не находят японцев, что они где-то глубоким обходом
идут на север. Рассказывали, что японцы прислали нам приглашение разговеться у них на пасху в Харбине. Вспоминали, как они недавно приглашали нас на блины в Мукден… Решено, как передавали, бросить сыпингайские позиции и отступить за Сунгари, к Харбину.
Неточные совпадения
Пришел приказ
идти вперед,
В госпиталя валит народ, —
Вот так кампания! Вот так кампания!..
Шимоза мимо пролетела,
Меня нисколько не задела,
Но я контужен! Но я контужен!
Свидетельство я получу
И вмиг
на север укачу.
Ведь юг так вреден! Ведь юг так вреден!..
Земский отряд получил от начальника санитарной части телеграмму: по приказанию главнокомандующего, всем учреждениям земским и Красного Креста, не имеющим собственных перевозочных средств, немедленно свернуться,
идти в Мукден, а оттуда по железной дороге уезжать
на север. Но палаты земского отряда, как и наших госпиталей, были полны ранеными. Земцы прочли телеграмму, посмеялись — и остались.
Мимо нас проходили
на север госпитали. Другие, подобно нашему, стояли свернутыми по окрестным деревням и тоже не работали. А
шел ужасающий бой, каждый день давал тысячи раненых. Завидев флаг госпиталя, к нам подъезжали повозки с будочками, украшенными красным крестом.
На юге гремели пушки. Пришел новый приказ —
идти дальше
на север, в Чантафу. В дороге мы узнали, что Телин взят и японцы продолжают наседать.
Выступили мы. Опять по обеим сторонам железнодорожного пути тянулись
на север бесконечные обозы и отступавшие части. Рассказывали, что японцы уже взяли Каюань, что уже подожжен разъезд за Каюанем. Опять нас обгоняли поезда, и опять все вагоны были густо облеплены беглыми солдатами. Передавали, что в Гунчжулине задержано больше сорока тысяч беглых, что пятьдесят офицеров отдано под суд, что
идут беспощадные расстрелы.
Теперь дороги были просторны и пусты, большинство обозов уже ушло
на север. Носились слухи, что вокруг рыщут шайки хунхузов и нападают
на отдельно идущие части. По вечерам, когда мы
шли в темноте по горам,
на отрогах сопок загадочно загоралась сухая прошлогодняя трава, и длинные ленты огня ползли мимо нас, а кругом была тишина и безлюдие.
Поздно вечером 14 марта наши два и еще шесть других подвижных госпиталей получили от генерала Четыркина новое предписание, — завтра, к 12 ч. дня, выступить и
идти в деревню Лидиатунь. К приказу были приложены кроки местности с обозначением главных деревень по пути. Нужно было
идти тридцать верст
на север вдоль железной дороги до станции Фанцзятунь, а оттуда верст двадцать
на запад.
Следующие 3 дня провели за починкой обуви. Прежде всего я позаботился доставить продовольствие Н.А. Пальчевскому, который собирал растения в окрестностях бухты Терней. На наше счастье, в устье Тютихе мы застали большую парусную лодку, которая
шла на север. Дерсу уговорил хозяина ее, маньчжура Хэй Бат-су [Хэй-ба-тоу — черный лодочник.], зайти в бухту Терней и передать Н.А. Пальчевскому письма и 2 ящика с грузом.
Неточные совпадения
— Обо мне — начальство заботится,
посылало отдохнуть далеко
на север, четырнадцать месяцев отдыхал. Не совсем удобно, а — очень хорошо для души. Потом вот за границу сбегал.
По временам мы видим берег, вдоль которого
идем к
северу, потом опять туман скроет его. По ночам иногда слышится визг: кто говорит — сивучата пищат, кто — тюлени. Похоже
на последнее, если только тюлени могут пищать, похоже потому, что днем иногда они целыми стаями играют у фрегата, выставляя свои головы, гоняясь точно взапуски между собою. Во всяком случае, это водяные, как и сигнальщик Феодоров полагает.
Надо было
послать транспорт в Китай, за быками и живностью, а шкуну, с особыми приказаниями,
на север, к берегам Сибири.
Но прежде надо зайти
на Батан, дать знать шкуне, чтоб она не ждала фрегата там, а
шла бы далее, к
северу. Мы все лавировали к Батану; ветер воет во всю мочь, так что я у себя не мог спать: затворишься — душно, отворишь вполовину дверь — шумит как в лесу.
Только мы расстались с судами, как ветер усилился и вдруг оказалось, что наша фок-мачта клонится совсем назад, еще хуже, нежели грот-мачта. Общая тревога; далее
идти было бы опасно:
на севере могли встретиться крепкие ветра, и тогда ей несдобровать. Третьего дня она вдруг треснула; поскорей убрали фок. Надо зайти в порт, а куда? В Гонконг всего бы лучше, но это значит прямо в гости к англичанам. Решили спуститься назад, к группе островов Бабуян,
на островок Камигуин, в порт Пио-Квинто, недалеко от Люсона.