Неточные совпадения
— Обо мне — начальство заботится,
посылало отдохнуть далеко
на север, четырнадцать месяцев отдыхал. Не совсем удобно, а — очень хорошо для души. Потом вот за границу сбегал.
По временам мы видим берег, вдоль которого
идем к
северу, потом опять туман скроет его. По ночам иногда слышится визг: кто говорит — сивучата пищат, кто — тюлени. Похоже
на последнее, если только тюлени могут пищать, похоже потому, что днем иногда они целыми стаями играют у фрегата, выставляя свои головы, гоняясь точно взапуски между собою. Во всяком случае, это водяные, как и сигнальщик Феодоров полагает.
Надо было
послать транспорт в Китай, за быками и живностью, а шкуну, с особыми приказаниями,
на север, к берегам Сибири.
Но прежде надо зайти
на Батан, дать знать шкуне, чтоб она не ждала фрегата там, а
шла бы далее, к
северу. Мы все лавировали к Батану; ветер воет во всю мочь, так что я у себя не мог спать: затворишься — душно, отворишь вполовину дверь — шумит как в лесу.
Только мы расстались с судами, как ветер усилился и вдруг оказалось, что наша фок-мачта клонится совсем назад, еще хуже, нежели грот-мачта. Общая тревога; далее
идти было бы опасно:
на севере могли встретиться крепкие ветра, и тогда ей несдобровать. Третьего дня она вдруг треснула; поскорей убрали фок. Надо зайти в порт, а куда? В Гонконг всего бы лучше, но это значит прямо в гости к англичанам. Решили спуститься назад, к группе островов Бабуян,
на островок Камигуин, в порт Пио-Квинто, недалеко от Люсона.
Как они засуетились, когда попросили их убрать подальше караульные лодки от наших судов, когда вдруг вздумали и
послали одно из судов в Китай, другое
на север без позволения губернатора, который привык, чтоб судно не качнулось
на японских водах без спроса, чтоб даже шлюпки европейцев не ездили по гавани!
Конечно, все это лишь древняя легенда, но вот и недавняя быль: один из наших современных иноков спасался
на Афоне, и вдруг старец его повелел ему оставить Афон, который он излюбил как святыню, как тихое пристанище, до глубины души своей, и
идти сначала в Иерусалим
на поклонение святым местам, а потом обратно в Россию,
на север, в Сибирь: «Там тебе место, а не здесь».
Я чрезвычайно обрадовался, когда услышал, что он хочет
идти со мной
на север. Это было вдвойне выгодно. Во-первых, потому, что он хорошо знал географию прибрежного района; во-вторых, его авторитет среди китайцев и влияние
на туземцев значительно способствовали выполнению моих заданий.
Мы с Дерсу прошли вдоль по хребту. Отсюда сверху было видно далеко во все стороны.
На юге, в глубоком распадке, светлой змейкой извивалась какая-то река;
на западе в синеве тумана высилась высокая гряда Сихотэ-Алиня;
на севере тоже тянулись горные хребты;
на восток они
шли уступами, а дальше за ними виднелось темно-синее море. Картина была величественная и суровая.
После Кумуху в последовательном порядке
идет опять ряд мелких горных речек с удэгейскими названиями: Сюэн (по-русски Сваин,
на картах — река Бабкова), потом Омосо, Илянту и Яктыга. В истоках Омосо есть гора с голой вершиной, которая поэтому и названа Голой. Другая гора, Высокая, находится недалеко от моря, между реками Омосо и Илянту. Участок берега моря от реки Кумуху к
северу до мыса Сосунова занят выходами гранитов, гнейсов и сиенитов.
От Такемы
на север идут два пути: один — горами, вдали от моря, другой — по намывной полосе прибоя. А.И. Мерзляков с лошадьми
пошел первым, а я — вторым.
Утром 25 сентября мы распрощались с Такемой и
пошли далее
на север. Я звал Чан Лина с собой, но он отказался. Приближалось время соболевания; ему надо было приготовить сетку, инструменты и вообще собраться
на охоту
на всю зиму. Я подарил ему маленькую берданку, и мы расстались друзьями [В 1925 году Чан Лин трагически погиб там же,
на реке Такеме, в местности Илимо.].
От устья Илимо Такема поворачивает
на север и
идет в этом направлении 6 или 7 км. Она все время придерживается правой стороны долины и протекает у подножия гор, покрытых осыпями и почти совершенно лишенных растительности. Горы эти состоят из глинисто-кремнистых сланцев и гранитного порфира. С левой стороны реки тянется широкая полоса земли, свободная от леса. Здесь можно видеть хорошо сохранившиеся двойные террасы. Деревья, разбросанные в одиночку и небольшими группами, придают им живописный вид.
Часов в 12 дня мы были около большой скалы Мафа, что по-удэгейски значит «медведь». Действительно, своими формами она очень его напоминает и состоит из плотного песчаника с прослойками кварца и известкового шпата. У подножия ее
шла свежепротоптанная тропа; она пересекала реку Кулумбе и направлялась
на север. Дерсу за скалой нашел бивак. По оставленным
на нем следам он узнал, что здесь ночевал Мерзляков с командой, когда
шел с Такемы
на Амагу.
На реке Кузнецова мы распрощались с солоном. Он возвратился к себе
на реку Тахобе, а мы
пошли дальше
на север. Хей-ба-тоу было приказано следовать вдоль берега моря и дожидаться нас в устье реки Холонку.
27 сентября было посвящено осмотру реки Найны, почему-то названной
на морских картах Яходеи-Санка. Река эта длиной 20 км; истоки ее находятся в горах Карту, о которых будет сказано ниже. Сначала Найна течет с
севера на юг, потом поворачивает к юго-востоку и последние 10 км течет к морю в широтном направлении. В углу, где река делает поворот, находится зверовая фанза. Отсюда прямо
на запад
идет та тропа, по которой прошел А.И. Мерзляков со своим отрядом.
Выполняя намеченный маршрут, мы повернули
на север и
пошли вдоль по Сихотэ-Алиню к большой куполообразной горе, которую видели
на северо-востоке.
Поднявшись
на хребет, мы повернули
на север и некоторое время
шли по его гребню. Теперь слева от нас была лесистая долина реки Фату, а справа — мелкие речки, текущие в море: Секуму, Одега Первая, Одега Вторая, Тания, Вязтыгни, Хотзе, Иеля и Шакира.
Отсюда, сверху, открывался великолепный вид во все стороны.
На северо-западе виднелся низкий и болотистый перевал с реки Нахтоху
на Бикин. В другую сторону, насколько хватал глаз, тянулись какие-то другие горы. Словно гигантские волны с белыми гребнями, они
шли куда-то
на север и пропадали в туманной мгле.
На северо-востоке виднелась Нахтоху, а вдали
на юге — синее море.
От реки Кулумбе
на север до реки Найны горные породы располагаются следующим образом: сперва
идет андезит со столбчатым, несколько веерообразным распадением, дальше будут дацит с тридимитом и кремнистые сланцы.
Едва мы поднялись наверх, как сразу увидели, в чем дело. Из-за гор, с правой стороны Мутухе, большими клубами подымался белый дым. Дальше,
на севере, тоже курились сопки. Очевидно, пал уже успел охватить большое пространство. Полюбовавшись им несколько минут, мы
пошли к морю и, когда достигли береговых обрывов, повернули влево, обходя глубокие овраги и высокие мысы.
От деревни Кокшаровки дорога
идет правым берегом Улахе, и только в одном месте, где река подмывает утесы, она удаляется в горы, но вскоре опять выходит в долину. Река Фудзин имеет направление течения широтное, но в низовьях постепенно заворачивает к
северу и сливается с Улахе
на 2 км ниже левого края своей долины.
Область распространения диких свиней в Уссурийском крае тесно связана с распространением кедра, ореха, лещины и дуба. Северная граница этой области проходит от низов Хунгари, через среднее течение Анюя, верхнее — Хора и истоки Бикина, а оттуда
идет через Сихотэ-Алинь
на север к мысу Успения. Одиночные кабаны попадаются и
на реках Копи, Хади и Тумнину. Животное это чрезвычайно подвижное и сильное. Оно прекрасно видит, отлично слышит и имеет хорошее обоняние. Будучи ранен, кабан становится весьма опасен.
Я велел подбросить дров в костер и согреть чай, а сам принялся его расспрашивать, где он был и что делал за эти 3 года. Дерсу мне рассказал, что, расставшись со мной около озера Ханка, он пробрался
на реку Ното, где ловил соболей всю зиму, весной перешел в верховья Улахе, где охотился за пантами, а летом отправился
на Фудзин, к горам Сяень-Лаза. Пришедшие сюда из поста Ольги китайцы сообщили ему, что наш отряд направляется к
северу по побережью моря. Тогда он
пошел на Тадушу.
От хозяина фанзы мы узнали, что находимся у подножия Сихотэ-Алиня, который делает здесь большой излом, а река Тютихе течет вдоль него. Затем он сообщил нам, что дальше его фанзы
идут 2 тропы: одна к
северу, прямо
на водораздельный хребет, а другая —
на запад, вдоль Тютихе. До истоков последней оставалось еще 12 км.
От юрты тропа стала забирать к правому краю долины и
пошла косогорами
на север, потом свернула к юго-западу.
То, что я увидел сверху, сразу рассеяло мои сомнения. Куполообразная гора, где мы находились в эту минуту, — был тот самый горный узел, который мы искали. От него к западу тянулась высокая гряда, падавшая
на север крутыми обрывами. По ту сторону водораздела общее направление долин
шло к северо-западу. Вероятно, это были истоки реки Лефу.
Достигнув водораздела, мы повернули
на север и
пошли вдоль хребта к истокам реки Лиственничной.
В нижнем течении Лефу принимает в себя с правой стороны два небольших притока: Монастырку и Черниговку. Множество проток и длинных слепых рукавов
идет перпендикулярно к реке, наискось и параллельно ей и образует весьма сложную водную систему.
На 8 км ниже Монастырки горы подходят к Лефу и оканчиваются здесь безымянной сопкой в 290 м высоты. У подножия ее расположилась деревня Халкидон. Это было последнее в здешних местах селение. Дальше к
северу до самого озера Ханка жилых мест не было.
Мы посоветовались и решили оставить тропу и
пойти целиной. Взобравшись
на первую попавшуюся сопку, мы стали осматриваться. Впереди, в 4 км от нас, виднелся залив Пластун; влево — высокий горный хребет, за которым, вероятно, должна быть река Синанца; сзади — озеро Долгое, справа — цепь размытых холмов, за ними — море. Не заметив ничего подозрительного, я хотел было опять вернуться
на тропу, но гольд посоветовал спуститься к ключику, текущему к
северу, и дойти по нему до реки Тхетибе.
Мы все надеялись, что Дерсу убьет что-нибудь, но напрасно. Выстрелов не было слышно. После полудня долина расширилась. Здесь мы нашли маленькую, едва заметную тропинку. Она
шла влево
на север, пересекая кочковатое болото. Голод давал себя чувствовать. Все
шли молча, никто не хотел разговаривать. Вдруг я увидел Дерсу: он тихонько переходил с места
на место, нагибался и что-то подбирал с земли. Я окликнул его. Он махнул мне рукой.
Тотчас же за Нэйцухе дорога подымается
на перевал и
на протяжении 9 км
идет косогорами, имея с левой стороны болотистую низину Имана, а справа — возвышенности, поросшие старым и редким дубовым лесом дровяного характера. Дорога
идет сначала
на север, а потом у столба с цифрой 57 опять поворачивает
на запад.
С Крестовой горы можно было хорошо рассмотреть все окрестности. В одну сторону
шла широкая долина Вай-Фудзина. Вследствие того что около реки Сандагоу она делает излом, конца ее не видно. Сихотэ-Алинь заслоняли теперь другие горы. К северо-западу протянулась река Арзамасовка. Она загибала
на север и терялась где-то в горах. Продолжением бухты Тихой пристани является живописная долина реки Ольги, текущей параллельно берегу моря.
Он постоянно
посылал разведчиков то
на реку Иодзыхе, то
на берег моря, то по тропе
на север. Вечером он делал сводки этим разведкам и сообщал их мне ежедневно. Чжан Бао вел большую корреспонденцию. Каждый почти день прибегал к нему нарочный и приносил письма.
Если
идти вверх по правой речке, то можно в 2 дня выйти
на реку Бейцухе [Бэй-чу-хэ — река, текущая с
севера.], по второй — в 4 дня
на Шитохе [Ши-тоу-хэ — каменистая речка.] (верхний приток Бикина).
Теперь перед нами было 2 ключа: один
шел к
северу, другой — к западу. Нам, вероятно, следовало
идти по правому, но я по ошибке взял северное направление. Сейчас же за перевалом мы стали
на биваке, как только нашли дрова и более или менее ровное место.
Утром 8 августа мы оставили Фудзин — это ужасное место. От фанзы Иолайза мы вернулись сначала к горам Сяень-Лаза, а оттуда
пошли прямо
на север по небольшой речке Поугоу, что в переводе
на русский язык значит «козья долина». Проводить нас немного вызвался 1 пожилой таз. Он все время
шел с Дерсу и что-то рассказывал ему вполголоса. Впоследствии я узнал, что они были старые знакомые и таз собирался тайно переселиться с Фудзина куда-нибудь
на побережье моря.
От перевала Венюкова Сихотэ-Алинь имеет вид гряды, медленно повышающейся
на север. Этот подъем так незаметен для глаза, что во время пути совершенно забываешь, что
идешь по хребту, и только склоны по сторонам напоминают о том, что находишься
на водоразделе. Места эти покрыты березняком, которому можно дать не более 40 лет. Он, вероятно, появился здесь после пожаров.
По обыкновению,
шел и веселый разговор со множеством воспоминаний,
шел и серьезный разговор обо всем
на свете: от тогдашних исторических дел (междоусобная война в Канзасе, предвестница нынешней великой войны
Севера с Югом, предвестница еще более великих событий не в одной Америке, занимала этот маленький кружок: теперь о политике толкуют все, тогда интересовались ею очень немногие; в числе немногих — Лопухов, Кирсанов, их приятели) до тогдашнего спора о химических основаниях земледелия по теории Либиха, и о законах исторического прогресса, без которых не обходился тогда ни один разговор в подобных кружках, и о великой важности различения реальных желаний, которые ищут и находят себе удовлетворение, от фантастических, которым не находится, да которым и не нужно найти себе удовлетворение, как фальшивой жажде во время горячки, которым, как ей, одно удовлетворение: излечение организма, болезненным состоянием которого они порождаются через искажение реальных желаний, и о важности этого коренного различения, выставленной тогда антропологическою философиею, и обо всем, тому подобном и не подобном, но родственном.
Холера — это слово, так знакомое теперь в Европе, домашнее в России до того, что какой-то патриотический поэт называет холеру единственной верной союзницей Николая, — раздалось тогда в первый раз
на севере. Все трепетало страшной заразы, подвигавшейся по Волге к Москве. Преувеличенные слухи наполняли ужасом воображение. Болезнь
шла капризно, останавливалась, перескакивала, казалось, обошла Москву, и вдруг грозная весть «Холера в Москве!» — разнеслась по городу.
Мне рассказывали, что в последнее время каторжные, чтобы не
идти по охраняемому западному побережью, начинают уже пробовать другой путь, а именно
на восток, к Ныйскому заливу, оттуда по берегу Охотского моря
на север к мысу Марии и Елизаветы, и затем к югу, чтобы переплыть пролив против мыса Пронге.
Остановившись
на глубине двух сажен, он
послал к
северу для промера своего помощника; этот
на пути своем встречал среди мелей глубины, но они постепенно уменьшались и приводили его то к сахалинскому берегу, то к низменным песчаным берегам другой стороны, и при этом получалась такая картина, как будто оба берега сливались; казалось, залив оканчивался здесь и никакого прохода не было.
Поздними осенними сумерками холодного литовского дня один из таких отрядов, состоявший из тридцати хорошо вооруженных всадников, осторожно
шел узенькою болотною дорожкою по пуще,
на север от Беловежи.
Дорога к Каратаевым, которые жили почти в таком же расстоянии от Багрова, как и Нагаткина, то есть немного более пятидесяти верст,
шла совершенно в противоположную сторону, прямо
на север.
После обыкновенных переписок, требовавших довольного времени, уже 12 апреля выступил из Орской крепости отряд регулярных войск и успел соединиться с ханом Нурали; но калмыки между тем, подавшись более
на юг, столько удалились, что сей отряд мог только несколько времени, и то издали, тревожить тыл их; а около Улу-тага, когда и солдаты и лошади от голода и жажды не в состоянии были
идти далее, начальник отряда Траубенберг принужден был поворотить
на север и чрез Уйскую крепость возвратиться
на Линию.
И одна главная дорога с юга
на север, до Белого моря, до Архангельска — это Северная Двина. Дорога летняя. Зимняя дорога, по которой из Архангельска зимой рыбу возят,
шла вдоль Двины, через села и деревни. Народ селился, конечно, ближе к пути, к рекам, а там, дальше глушь беспросветная да болота непролазные, диким зверем населенные… Да и народ такой же дикий блудился от рождения до веку в этих лесах… Недаром говорили...
Купавина. Этому горю помочь очень легко. Мы с Васильем Иванычем
пойдем писать письмо Мурзавецкой, а вы можете расположиться здесь как вам угодно. Эту комнату мой муж нарочно и устроил для послеобеденных отдыхов: окна
на север, кругом зелень, тишина, мягкие диваны…
— Не понимаю, за каким таким чертом я еду с вами, — сказал Лаевский. — Как глупо и
пошло! Мне надо ехать
на север, бежать, спасаться, а я почему-то еду
на этот дурацкий пикник.
— Туда,
на север. К соснам, к грибам, к людям, к идеям… Я бы отдал полжизни, чтобы теперь где-нибудь в Московской губернии или в Тульской выкупаться в речке, озябнуть, знаешь, потом бродить часа три хоть с самым плохоньким студентом и болтать, болтать… А сеном-то как пахнет! Помнишь? А по вечерам, когда гуляешь в саду, из дому доносятся звуки рояля, слышно, как
идет поезд…
Увы, все вокзалы, ведущие
на север и восток, были оцеплены густейшим слоем пехоты, и громадные грузовики, колыша и бренча цепями, доверху нагруженные ящиками, поверх которых сидели армейцы в остроконечных
шлемах, ощетинившиеся во все стороны штыками, увозили запасы золотых монет из подвалов Народного комиссариата финансов и громадные ящики с надписью: «Осторожно.