Началось скитание по провинциям, но оно не сгубило, как многих других, Матвея Ивановича, несмотря на то, что он с самого начала обладал только «глоткой» и очень небольшим дарованием, у него был другой талант, и талант громадный: уметь
жить с людьми и пользоваться ими.
Неточные совпадения
— Я не желаю компрометировать ни тебя, ни себя, — заметил он ей, — не все поймут то горячее чувство, которое я питаю к тебе, а догадавшись о нашей связи, могут истолковать ее в дурную сторону для тебя и особенно для меня.
Люди злы, а нам
с ними
жить. Мне даже делать между ними карьеру. Если ты любишь меня, то наша связь останется по-прежнему тайной. Поверь мне, что это даже пикантнее. При настоящей полной моей и твоей свободе тайна ни чуть ни стеснительна. Мы над нею господа. Так ли, моя дорогая?
— Познакомила меня
с управляющим и они оба согласились избрать его, он сегодня же едет в Москву знакомиться
с графиней, я ему доставил средства
прожить там несколько времени на широкую ногу, разыгрывая роль
человека с независимым состоянием, и взял слово не пить. Он в слове крепок и все оборудует.
Тот моментально поднялся
с места и стал любезен и разговорчив. Он обстоятельно и подробно объяснил, что оборванца зовут Василий Васильевич Луганский, что он из дворян, был когда-то «на линии», да теперь видимо скопытился и стад «бросовый»
человек.
Живет он втроем на кухне подвального этажа на дворе, насупротив выгребной ямы. Дворник даже указал рукой по направлению этой кухни.
«
Прожив тут не только год, а месяц, даже непьющий до того
человек, сопьется
с кругу от скуки», — мелькнуло в голове Гиршфельда.
Стоит только разыскать пропавшего Князева, и суд заставит его дать отчет по опеке и сдать остальные капиталы, тогда вы снова богатые
люди. Конечно, не то что прежде, но все-таки будете себе
жить да поживать припеваючи. Так говорили Охотников, Кашин и «дедушка» Милашевич. Они действовали
с расчетом, им всем была на руку продолжающаяся открытая жизнь Шестова и Зыковой. Было где провести весело время, было где перехватить деньжонок.
«Я человек мягкий, слабый, век свой провел в глуши, — говаривал он, — а ты недаром так много
жил с людьми, ты их хорошо знаешь: у тебя орлиный взгляд».
— Пятнадцать лет
жил с человеком, не имея с ним ни одной общей мысли, и любил, любил его, а? И — люблю. А она ненавидела все, что я читал, думал, говорил.
Неточные совпадения
«Это, говорит, молодой
человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж неделю
живет, из трактира не едет, забирает все на счет и ни копейки не хочет платить».
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их
с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так
пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.)
С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые
люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит
с Митрофаном.)
Г-жа Простакова. Без наук
люди живут и
жили. Покойник батюшка воеводою был пятнадцать лет, а
с тем и скончаться изволил, что не умел грамоте, а умел достаточек нажить и сохранить. Челобитчиков принимал всегда, бывало, сидя на железном сундуке. После всякого сундук отворит и что-нибудь положит. То-то эконом был! Жизни не жалел, чтоб из сундука ничего не вынуть. Перед другим не похвалюсь, от вас не потаю: покойник-свет, лежа на сундуке
с деньгами, умер, так сказать,
с голоду. А! каково это?
Цыфиркин. Да кое-как, ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел. Не всякому открыл Господь науку: так кто сам не смыслит, меня нанимает то счетец поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно
жить не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия
с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и то правда,
человек на
человека не приходит.
Другое было то, что, прочтя много книг, он убедился, что
люди, разделявшие
с ним одинаковые воззрения, ничего другого не подразумевали под ними и что они, ничего не объясняя, только отрицали те вопросы, без ответа на которые он чувствовал, что не мог
жить, а старались разрешить совершенно другие, не могущие интересовать его вопросы, как, например, о развитии организмов, о механическом объяснении души и т. п.