Неточные совпадения
Хотя корнет Савин и Хлестаков, но Хлестаков, бесспорно, гениальный, и жаль, что ему не дали доделать задуманного,
так как, во всяком случае, русские интересы на Балканском полуострове не пострадали от этого, а могли бы даже выиграть.
Намотав все это себе на ус, Николай Герасимович стал обдумывать план бегства. Выходило, что оно,
хотя и рискованно, но все-таки возможно.
Так думал Савин и
хотя знал, что его везут туда не для развлечения, ему все-таки было как-то легче туда ехать, нежели в тюрьму.
Это было сравнительно еще
так недавно… но лучше расскажем по порядку
хотя часть томительных воспоминаний заключенного.
Для заключенных это не только не представляло неудобств, а напротив, они были этому очень рады,
так как в суде они находились все вместе, в большой светлой комнате, без всякого присмотра, кроме наружного, и могли болтать между собою и почылать, за чем
хотели.
Хотя Николай Герасимович и не любил пруссаков, но должен был отдать им полную справедливость, что
хотя они хорошо знали, что он именно тот русский, который два раза уже бежал и последний раз бежал от них же, пруссаков, но никакой вражды или грубых действий по отношению к нему они не применили и были с ним безукоризненно вежливы,
так что голландским и бельгийским полицейским властям хорошо бы поучиться вежливости у этих по репутации «грубых» пруссаков.
—
Так будь же благоразумен, Станислав! — продолжал тот. — Тебе предстоит доставить мне все необходимое для жизни, приятной и спокойной. Там, вдали, я
так истосковался о
таком любящем сердце, как твое, что раз добравшись до него, я уже его не выпущу! А я
хочу быть богатым и жить приятно. Ты у меня в руках и должен за это платить!..
Последняя надежда, впрочем, была не из прочных,
так как ходили слухи, что старик Алхимов сам
хочет жениться, а в его лета была велика вероятность, что появятся еще наследники, да и молодая жена сумеет прибрать к рукам старика-мужа с его капиталами.
«Черт возьми! — думал он. — Он привязался к ней! А это вовсе не входит в мои расчеты. Этот дурак
хочет, кажется, вырваться из моих рук. Но нет, господин граф, шалишь! Знаем мы средство, как укрощать
таких соколиков, как ты».
Граф Вельский и Стоцкий
хотели было остаться, но Матильда
так выразительно взглянула на последнего, что тот, под каким-то благовидным предлогом, быстро увел графа Петра Васильевича.
— О, я не сомневаюсь, что вы правы, но все же я вас не понимаю. Неужели вы думаете, я могла бы, если бы
захотела, иметь
такие же роскошные вещи, как вы?
— Я умоляла его об этом, но все напрасно! Между его друзьями был один человек, который имел на него громадное влияние. Его фамилия была Алферов. Его познакомил с отцом, кажется, граф Стоцкий. Он старался
так обойти отца, что тот был совершенно в его власти. С первой же встречи я возненавидела этого человека,
хотя он очень старался сблизиться со мной.
—
Хотя вы сегодня и похожи на истукана, но я все-таки еще раз вас поцелую, приедете завтра в театр?
Вошел Неелов. Он наскоро поздоровался с обществом и остановился посреди гостиной с
таким видом, как будто
хотел сообщить что-нибудь очень важное.
— Очень многим! Всем! С той минуты, как я вас увидел, меня охватило чувство, которого я не испытывал никогда. Даже образ Нади отошел от меня на второй план и утонул в сиянии вашей чистоты! Если она не
хочет спасти меня, сделайте это вы. Для вас это возможно. Полюбить меня вы не можете,
так будьте мне хоть другом.
— Не понимаю, чего вы от меня
хотите, — с досадой отвечала она. — Я могу вам только сказать, что дядя не только не опоздал, а приехал еще слишком рано. Вовсе не для чего было пороть
такую горячку.
Но повернись
хотя на некоторое непродолжительное время счастье спиною к
такому дельцу, и картина меняется как бы по мановению волшебного жезла.
— Так-то ты любишь меня. Ты не
хочешь воспользоваться удобным случаем провести со мной наедине какой-нибудь час. С завтрашнего дня ты будешь вечно конвоируема компаньонкой, которая не будет обладать добрым сердцем Маши. Если не
хочешь, то иди домой и, повторяю, прощай навсегда.
Так всегда рассуждает женщина, когда
хочет оправдать мужчину.
«Просто
хочет, чтобы я присутствовала при ее светских триумфах, при ее дебюте в качестве графини… У… святая!» — думала Ольга Ивановна Хлебникова и сама сердилась на себя за
такие дурные мысли, но не могла от них отвязаться.
О, как бы она
хотела быть его женой!.. Но там уже все совершилось, все кончено, другая женщина владеет им, а, следовательно, не может дать ему того счастья, которого он
так стоит и которого он
так жаждет.
— Двадцать тысяч рублей! — прошептал он. — Да где же я их возьму! Проклятая игра! О, с какой радостью отказался бы я от нее. Но ведь мне необходимо добыть денег… а другого способа нет… Отец… Но как сказать ему о
таком проигрыше… Он ни за что не выдаст мне даже моих денег… или же предложит выделиться и идти от него, куда я
хочу, с проклятием матери за спиною… Он неумолим… Тронуть капитал для него хуже смерти… А я дал клятву матушке…
Хотел выручить граф Сигизмунд, но и он что-то не появляется… Как тут быть?..
— Если
так, то я способен на все жертвы… Я женюсь на ней,
хотя бы от этого рушилось все счастье моей жизни.
— Если вы
так непременно
хотите…
— И
такую молоденькую, да хорошенькую, — видела я ее тут раза два у Алфимовых, —
хотят выдать за
такую развалину, как граф Василий Сергеевич Вельский, — соболезнующим тоном сказала Анна Александровна.
— Я не
хочу думать, — возразил на эту вторую речь представитель обвинительной власти защитник Долинский, — что господин прокурор своим последним заявлением
хотел сказать вам, господа присяжные, что ваш вердикт не имеет никакого значения для защищаемого мною обвиняемого, а потому-де вы можете даже не задумываться над ним,
так как подсудимый все равно будет обвинен в более тяжком преступлении.
— Перестаньте, Сигизмунд Владиславович! Ни любить, ни полюбить он меня не может — он любит графиню. Но добр он ко мне беспредельно. Вчера, например, он подарил мне целый парюр из драгоценных камней и сказал, что я должна принять его уже потому, что ему было бы больно, если бы лучшая подруга его жены была одета хуже ее. И при этом он
так был взволнован! Какая нежность, какая чуткость ко всему, что
хотя мало-мальски касается графини.
— Что же из этого? Если бы это и было
так,
хотя я не знаю этого… Но я убеждена, что если бы что и было до брака, то после него графиня останется до гроба верна своему мужу…
— Ты не
так меня понял! — проговорил граф Стоцкий, сам испугавшись последствий своих слов. — Я не говорю, что графиня любит и теперь… Я только
хотел тебе посоветовать не становиться в глазах света смешным, пока ты не убедишься, что…
— Как знать… Эта девушка производит на меня одуряющее впечатление… Вам я признаюсь,
так как
хочу просить вашего содействия, если только вы сами…
— Это правильно… Ее сиятельство совсем затворилась… Точно в келье… На будущей неделе Корнилий Потапович праздник у себя на даче устраивает,
так и на него она, как граф ее ни уговаривал, ехать не
хочет… Не знаю, на чем и порешат.
— Вас, вероятно, прислала мама толковать со мной о графе Василии Сергеевиче Вельском? — говорила она с презрительным смехом. —
Так не трудитесь, мадемуазель Дубянская, я сама знаю, что делаю, а кататься я не пойду, потому что мне нездоровится и я
хочу читать…
— Если он не
хочет милости,
так пусть с ним поступят по закону.
— Я знаю его, Матильда Францовна, но не знаю, зачем вы мне это сообщаете… — проговорила Надежда Корнильевна, глядя ей в глаза, спокойно, гордо и холодно, —
хотя знаю также, что если вы передадите это и моему мужу, то ошибетесь в расчете… Он верит мне, и между нами нет тайн… И скоро он окончательно научится различать своих истинных друзей от
таких, которые его эксплуатируют.
Молодая девушка вышла из кабинета, едва сдерживая слезы. «
Такую глупость, как связать себя с этой дурой, можно было сделать только в порыве… Уж правду говорят,
захочет Бог наказать, разум отнимет».
Он в этот момент, на самом деле, искренно ненавидел театр,
хотя эта ненависть в первый раз в
такой резкой форме зажглась в его сердце.
— Я сделаю
так, как ты
хочешь…
Молодая женщина поняла, что эта деятельность ему неприятна, и молчала,
хотя это ей стоило больших усилий,
так как уже на второе свидание она принесла ему в кармане вырезки из петербургских газет, на страницах которых появились дифирамбы ее таланту и красоте.
— Благодарю вас… Вы все-таки подали мне
хотя и призрачную, но надежду.
— Я не
хотела говорить этого раньше времени, но все равно, придется сказать это Долинскому и Савину,
так должна же я сказать и матери моего жениха.
— Вы
хотите убедить меня в том, в чем убедить меня нельзя. Но ваша настойчивость доказывает, что вы не желаете исполнить мою просьбу… До свиданья… Пеняйте на себя… Я все равно,
так или иначе, раскрою это дело, а заодно и много других…
— Ах, что вы мне
такое говорите… Мне этого вовсе не нужно… Я
хочу делать свое дело… служить… работать…
— Ничего… Здесь только с этого времени начинается работа… Если не
хотите больше спать, давайте я помогу вам переодеться и спустимся вниз… Там уже собрались гости… Слышите, какой содом пошел… Вот и увидите здешние порядки… Ведь и я была когда-то
такая, как и вы…
— И не мудрено, — вдруг почти громким, кричащим голосом сказал Корнилий Потапович, — ведь
так вы, пожалуй, господин судебный следователь,
захотите, чтобы он сознался и в растрате семидесяти восьми тысяч рублей, обнаруженной мною два дня тому назад и произведенной уже тогда, когда господин Сиротинин сидел в тюрьме, и сидел совершенно невинно… Не обвинить ли его, кстати, и в этой растрате? Как ты думаешь об этом, Иван?
— Ползай на коленях и проси прощенья не у меня, а у этого честного человека, которого ты безвинно заставил вынести позор ареста и содержания в тюрьме… Которого ты лишил свободы и
хотел лишить чести. Вымаливай прощенья у него… Если он простит тебя, то я ограничусь изгнанием твоим из моего дома и не буду возбуждать дела, если же нет, то и ты попробуешь тюрьмы, в которую с
таким легким сердцем бросил преданного мне и тебе человека…
Дмитрий Павлович действительно полагал, что вызов к следователю имеет эту цель,
так как, известно читателю, не придавал никакого значения хлопотам своей матери и невесты,
хотя и не говорил им этого.
По приезде в гостиницу он тотчас же отправился в контору и, на его счастье, оказалось, что утром только что очистилось отделение,
хотя несколько менее занимаемого им, но зато уютнее и свежее меблированное.
Так, по крайней мере, объяснил ему управляющий гостиницы.