Неточные совпадения
Мой отец не соглашался,
говорил, что он разлюбил все
военное, что он надеется поместить меня со временем где-нибудь при миссии в теплом крае, куда и он бы поехал оканчивать жизнь.
Вы
говорите, что он имеет способности, да разве в
военную службу идут одни дураки?
Я ее полюбил за то особенно, что она первая стала обращаться со мной по-человечески, то есть не удивлялась беспрестанно тому, что я вырос, не спрашивала, чему учусь и хорошо ли учусь, хочу ли в
военную службу и в какой полк, а
говорила со мной так, как люди вообще
говорят между собой, не оставляя, впрочем, докторальный авторитет, который девушки любят сохранять над мальчиками несколько лет моложе их.
Бахметев имел какую-то тень влияния или, по крайней мере, держал моего отца в узде. Когда Бахметев замечал, что мой отец уж через край не в духе, он надевал шляпу и, шаркая по-военному ногами,
говорил...
Офицер с аксельбантом, который привел меня, обратился ко мне на французском языке,
говоря, что он désolé d'être dans la necessité [огорчен необходимостью (фр.).] шарить в моих карманах, но что
военная служба, обязанность, повиновение…
Исправник донес Тюфяеву. Тюфяев послал
военную экзекуцию под начальством вятского полицмейстера. Тот приехал, схватил несколько человек, пересек их, усмирил волость, взял деньги, предал виновных уголовному суду и неделю
говорил хриплым языком от крику. Несколько человек были наказаны плетьми и сосланы на поселенье.
Чиновник повторил это во второй и в третьей. Но в четвертой голова ему сказал наотрез, что он картофель сажать не будет ни денег ему не даст. «Ты, —
говорил он ему, — освободил таких-то и таких-то; ясное дело, что и нас должен освободить». Чиновник хотел дело кончить угрозами и розгами, но мужики схватились за колья, полицейскую команду прогнали;
военный губернатор послал казаков. Соседние волости вступились за своих.
«Ну,
говорит, куда же ты их денешь, сам считай — лекарю два,
военному приемщику два, письмоводителю, ну, там на всякое угощение все же больше трех не выйдет, — так ты уж остальные мне додай, а я постараюсь уладить дельце».
Перед моим отъездом граф Строганов сказал мне, что новгородский
военный губернатор Эльпидифор Антиохович Зуров в Петербурге, что он
говорил ему о моем назначении, советовал съездить к нему. Я нашел в нем довольно простого и добродушного генерала очень армейской наружности, небольшого роста и средних лет. Мы
поговорили с ним с полчаса, он приветливо проводил меня до дверей, и там мы расстались.
Солнце склонялось к горам. Местные парни с винтовками сидели у входа и курили. Никого из мужчин не выпускали. Катя вышла на крыльцо. На шоссе слабо пыхтел автомобиль, в нем сидел военный в суконном шлеме с красной звездой, бритый. Перед автомобилем, в почтительной позе, стоял Белозеров.
Военный говорил:
— Мы сами виноваты, что нехорош! — горячо заговорил смотритель. — Мы не сумели воспитать солдата. Видите ли, ему идея нужна! Идея, — скажите, пожалуйста! И нас, и солдат должен вести воинский долг, а не идея. Не дело
военного говорить об идеях, его дело без разговора идти и умирать.
Неточные совпадения
— Положим, княгиня, что это не поверхностное, — сказал он, — но внутреннее. Но не в том дело — и он опять обратился к генералу, с которым
говорил серьезно, — не забудьте, что скачут
военные, которые избрали эту деятельность, и согласитесь, что всякое призвание имеет свою оборотную сторону медали. Это прямо входит в обязанности
военного. Безобразный спорт кулачного боя или испанских тореадоров есть признак варварства. Но специализованный спорт есть признак развития.
— Как бы графине Марье Борисовне —
военное министерство, а начальником бы штаба княгиню Ватковскую, —
говорил, обращаясь к высокой красавице фрейлине, спрашивавшей у него о перемещении, седой старичок в расшитом золотом мундире.
Все к лучшему! это новое страдание,
говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих.
В одном из домов слободки, построенном на краю обрыва, заметил я чрезвычайное освещение; по временам раздавался нестройный говор и крики, изобличавшие
военную пирушку. Я слез и подкрался к окну; неплотно притворенный ставень позволил мне видеть пирующих и расслушать их слова.
Говорили обо мне.
— В том-то и дело, что есть. Зять делал выправки:
говорит, будто и след простыл, но ведь он человек
военный: мастер притопывать шпорой, а если бы похлопотать по судам…