Неточные совпадения
Все, бывало, дергают за уши Васюкова: «Пошел прочь, дурак, дубина!» — только и слышит он. Лишь Райский глядит на него с умилением, потому только, что Васюков, ни к чему не внимательный, сонный, вялый, даже
у всеми любимого русского учителя не выучивший никогда ни одного урока, — каждый день после обеда брал свою скрипку и, положив на нее подбородок, водил смычком,
забывая школу, учителей, щелчки.
— Жалко Марию. Вот «Гулливеровы путешествия» нашла
у вас в библиотеке и оставила
у себя. Я их раз семь прочла.
Забуду немного и опять прочту. Еще «Кота Мура», «Братья Серапионы», «Песочный человек»: это больше всего люблю.
У него лениво стали тесниться бледные воспоминания о ее ласках, шепоте, о том, как она клала детские его пальцы на клавиши и старалась наигрывать песенку, как потом подолгу играла сама,
забыв о нем, а он слушал, присмирев
у ней на коленях, потом вела его в угловую комнату, смотреть на Волгу и Заволжье.
— В лодке
у Ивана Матвеича оставил, все из-за того сазана! Он
у меня трепетался в руках — я книгу и ноты
забыл… Я побегу сейчас — может быть, он еще на речке сидит — и принесу…
— Водки! — передразнил Опенкин, — с месяц ее не видал,
забыл, чем пахнет. Ей-богу, матушка! — обратился он к бабушке, — вчера
у Горошкина насильно заставляли: бросил все, без шапки ушел!
Но все еще он не завоевал себе того спокойствия, какое налагала на него Вера: ему бы надо уйти на целый день, поехать с визитами, уехать гостить на неделю за Волгу, на охоту, и
забыть о ней. А ему не хочется никуда: он целый день сидит
у себя, чтоб не встретить ее, но ему приятно знать, что она тут же в доме. А надо добиться, чтоб ему это было все равно.
На другой день опять она ушла с утра и вернулась вечером. Райский просто не знал, что делать от тоски и неизвестности. Он караулил ее в саду, в поле, ходил по деревне, спрашивал даже
у мужиков, не видали ли ее, заглядывал к ним в избы,
забыв об уговоре не следить за ней.
— Какая же
у тебя дурная память! Ты
забыла и письмо на синей бумаге?
— Да, конечно. Она даже ревнует меня к моим грекам и римлянам. Она их терпеть не может, а живых людей любит! — добродушно смеясь, заключил Козлов. — Эти женщины, право, одни и те же во все времена, — продолжал он. — Вон
у римских матрон, даже
у жен кесарей, консулов патрициев — всегда хвост целый… Мне — Бог с ней: мне не до нее, это домашнее дело!
У меня есть занятие. Заботлива, верна — и я иногда, признаюсь, — шепотом прибавил он, — изменяю ей,
забываю, есть ли она в доме, нет ли…
— Некогда; вот в прошлом месяце попались мне два немецких тома — Фукидид и Тацит. Немцы и того и другого чуть наизнанку не выворотили. Знаешь, и
у меня терпения не хватило уследить за мелочью. Я зарылся, — а ей, говорит она, «тошно смотреть на меня»! Вот хоть бы ты зашел. Спасибо, еще француз Шарль не
забывает… Болтун веселый — ей и не скучно!
— Я не вижу обыкновенно снов или
забываю их, — сказала она, — а сегодня
у меня был озноб: вот вам и поэзия!
Вера, на другой день утром рано, дала Марине записку и велела отдать кому-то и принести ответ. После ответа она стала веселее, ходила гулять на берег Волги и вечером, попросившись
у бабушки на ту сторону, к Наталье Ивановне, простилась со всеми и, уезжая, улыбнулась Райскому, прибавив, что не
забудет его.
В моменты мук, напротив, он был худ, бледен, болен, не ел и ходил по полям, ничего не видя,
забывая дорогу, спрашивая
у встречных мужиков, где Малиновка, направо или налево?
«Когда опомнился! — подумал он, — тогда
у меня еще было свежо воспоминание о ней, а теперь я и лицо ее
забыл! Теперь даже Секлетея Бурдалахова интереснее для меня, потому только, что напоминает Веру!»
— Ничего… Вы только проводите меня домой, помогите взойти на лестницу — я боюсь чего-то… Я лягу… простите меня, я встревожила вас напрасно… вызвала сюда… Вы бы уехали и
забыли меня.
У меня просто лихорадка… Вы не сердитесь!.. — ласково сказала она.
Он взял руку — она была бледна, холодна, синие жилки на ней видны явственно. И шея, и талия стали
у ней тоньше, лицо потеряло живые цвета и сквозилось грустью и слабостью. Он опять
забыл о себе, ему стало жаль только ее.
— Простите, — продолжал потом, — я ничего не знал, Вера Васильевна. Внимание ваше дало мне надежду. Я дурак — и больше ничего…
Забудьте мое предложение и по-прежнему давайте мне только права друга… если стою, — прибавил он, и голос на последнем слове
у него упал. — Не могу ли я помочь? Вы, кажется, ждали от меня услуги?
— Если б и забылось, и простилось другими, мне самой нельзя
забыть и простить себе… — шепнула она и остановилась. Боль отразилась
у ней на лице.
«Волком» звала она тебя в глаза «шутя», — стучал молот дальше, — теперь, не шутя, заочно, к хищничеству волка — в памяти
у ней останется ловкость лисы, злость на все лающей собаки, и не останется никакого следа — о человеке! Она вынесла из обрыва — одну казнь, одно неизлечимое терзание на всю жизнь: как могла она ослепнуть, не угадать тебя давно, увлечься, забыться!.. Торжествуй, она никогда не
забудет тебя!»
Неточные совпадения
Был
у нее, по слухам, и муж, но так как она дома ночевала редко, а все по клевушка́м да по овинам, да и детей
у нее не было, то в скором времени об этом муже совсем
забыли, словно так и явилась она на свет божий прямо бабой мирскою да бабой нероди́хою.
— Ах, какой вздор! — продолжала Анна, не видя мужа. — Да дайте мне ее, девочку, дайте! Он еще не приехал. Вы оттого говорите, что не простит, что вы не знаете его. Никто не знал. Одна я, и то мне тяжело стало. Его глаза, надо знать,
у Сережи точно такие же, и я их видеть не могу от этого. Дали ли Сереже обедать? Ведь я знаю, все
забудут. Он бы не
забыл. Надо Сережу перевести в угольную и Mariette попросить с ним лечь.
— Как не думала? Если б я была мужчина, я бы не могла любить никого, после того как узнала вас. Я только не понимаю, как он мог в угоду матери
забыть вас и сделать вас несчастною;
у него не было сердца.
По его понятию, надо было перебить кретоном всю мебель, повесить гардины, расчистить сад, сделать мостик
у пруда и посадить цветы; но он
забыл много других необходимых вещей, недостаток которых потом измучал Дарью Александровну.
Но
у ней в высшей степени было качество, заставляющее
забывать все недостатки; это качество была кровь, та кровь, которая сказывается, по английскому выражению.