При этом возгласе публика забывает поэта, стихи его, бросается на бедного метромана, который, растаявши под влиянием поэзии Пушкина, приходит в совершенное одурение от неожиданной эпиграммы и нашего дикого натиска. Добрая душа был этот Кюхель! Опомнившись, просит он Пушкина еще раз прочесть, потому что и тогда уже
плохо слышал одним ухом, испорченным золотухой.
— Да, да… Горемыкин мне нравится, — в раздумье проговорил Лаптев. — Конечно, он почти слеп и
плохо слышит, но он, кажется, честный человек… Как вы полагаете, генерал?
— Ну, теперь ты оставь нас одних, — проговорила Татьяна Власьевна Нюше, когда девушки вошли в ее комнату. — Феня, голубка моя, садись вот сюда… ближе…
Плохо слышу… ох, смерть моя…
Старательно и добросовестно вслушиваясь, весьма
плохо слышал он голоса окружающего мира и с радостью понимал только одно: конец приближается, смерть идет большими и звонкими шагами, весь золотистый лес осени звенит ее призывными голосами. Радовался же Сашка Жегулев потому, что имел свой план, некую блаженную мечту, скудную, как сама безнадежность, радостную, как сон: в тот день, когда не останется сомнений в близости смерти и у самого уха прозвучит ее зов — пойти в город и проститься со своими.
Неточные совпадения
Уж рассветало. Я летел по улице, как
услышал, что зовут меня. Я остановился. «Куда вы? — сказал Иван Игнатьич, догоняя меня. — Иван Кузмич на валу и послал меня за вами. Пугач пришел». — «Уехала ли Марья Ивановна?» — спросил я с сердечным трепетом. «Не успела, — отвечал Иван Игнатьич, — дорога в Оренбург отрезана; крепость окружена.
Плохо, Петр Андреич!»
— Ты — ешь, ешь больше! — внушала она. — И не хочется, а — ешь. Черные мысли у тебя оттого, что ты
плохо питаешься. Самгин старший, как это по-латыни?
Слышишь? В здоровом теле — дух здоровый…
— Нет. Из двух Успенских — Глеба читал, а что был еще Николай — впервые
слышу. Глеб — сочинитель истерический. Впрочем, я
плохо понимаю беллетристов, романистов и вообще — истов. Неистов я, — усмехнулся он, но сейчас же хмуро сказал:
— Ну, что же, какие же у вас в гимназии кружки? —
слышал Клим и, будучи
плохо осведомленным, неуверенно, однако почтительно, как Ржиге, отвечал:
— Мне кажется, что все, что я уже знаю, — не нужно знать. Но все-таки я попробую учиться, —
слышал он задумчивые слова. — Не в Москве, суетливой, а, может быть, в Петербурге. А в Париж нужно ехать, потому что там Алина и ей —
плохо. Ты ведь знаешь, что я люблю ее…