«Всё равно, — думалось ему, — и без купца покоя в сердце не было бы. Сколько обид видел я и себе, и другим! Коли оцарапано сердце, то уж всегда
будет болеть…»
Неточные совпадения
От этих дум торговля казалась ему скучным делом, мечта о чистой, маленькой лавочке как будто таяла в нём, он чувствовал в груди пустоту, в теле вялость и лень. Ему казалось, что он никогда не выторгует столько денег, сколько нужно для того, чтоб открыть лавочку, и до старости
будет шляться по пыльным, жарким улицам с ящиком на груди, с
болью в плечах и спине от ремня. Но удача в торговле, вновь возбуждая его бодрость, оживляла мечту.
— Видишь ли… Как
заболела нога, то не стало у меня дохода… Не выхожу… А всё уж прожила… Пятый день сижу вот так… Вчера уж и не
ела почти, а сегодня просто совсем не
ела… ей-богу, правда!
Она
была как опухоль от удара, — не
болела, если он не дотрагивался до неё.
Павел замолчал. Лунёв задумчиво посмотрел в глубь коридора. Теперь, когда они замолчали, стон раздался слышнее. Должно
быть, чья-то большая и сильная грудь стонала и велика
была её
боль…
Потом являлась Александра Викторовна Травкина с мужем, — высокая, тонкая, рыжая, она часто сморкалась так странно, точно коленкор рвали. А муж её говорил шёпотом, — у него
болело горло, — но говорил неустанно, и во рту у него точно сухая солома шуршала.
Был он человек зажиточный, служил по акцизу, состоял членом правления в каком-то благотворительном обществе, и оба они с женой постоянно ругали бедных, обвиняли их во лжи, в жадности, в непочтительности к людям, которые желают им добра…
Синеватая кожа туго натянулась на висках, скулах и подбородке, рот
был болезненно полуоткрыт, тонкие губы не скрывали зубов, и на её маленьком, удлинённом лице застыло выражение тупой
боли.
Он оттолкнулся от дерева, — фуражка с головы его упала. Наклоняясь, чтоб поднять её, он не мог отвести глаз с памятника меняле и приёмщику краденого. Ему
было душно, нехорошо, лицо налилось кровью, глаза
болели от напряжения. С большим усилием он оторвал их от камня, подошёл к самой ограде, схватился руками за прутья и, вздрогнув от ненависти, плюнул на могилу… Уходя прочь от неё, он так крепко ударял в землю ногами, точно хотел сделать больно ей!..
В одном письме мать доказывала необходимость съездить в Финляндию. Климу показалось, что письмо написано в тоне обиды на отца за то, что он болен, и, в то же время, с полным убеждением, что отец должен
был заболеть опасно. В конце письма одна фраза заставила Клима усмехнуться:
— Няня! Не видишь, что ребенок выбежал на солнышко! Уведи его в холодок; напечет ему головку —
будет болеть, тошно сделается, кушать не станет. Он этак у тебя в овраг уйдет!
Изменятся способы борьбы, все сделается более тонким, и внутренним, преодолеются слишком грубые и внешние методы, но и тогда
будет боль движения и борьбы, счастливого покоя и бездвижности, благодатного экилибра не наступит.
Но разве эта толстая Александра не потянулась за ней тоже свои космы обрезывать, и уже не по злости, не по капризу, а искренно, как дура, которую Аглая же и убедила, что без волос ей спать будет покойнее и голова не
будет болеть?
Неточные совпадения
Хлестаков. Черт его знает, что такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (
Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят! И челюсти
заболят, если съешь один такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя; и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто
заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их
было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Влас
был душа добрейшая, //
Болел за всю вахлачину — // Не за одну семью.
При первом столкновении с этой действительностью человек не может вытерпеть
боли, которою она поражает его; он стонет, простирает руки, жалуется, клянет, но в то же время еще надеется, что злодейство,
быть может, пройдет мимо.
Застигнутый
болью врасплох, он с поспешностью развязал рогожный кулек, в котором завернута
была загадочная кладь, и странное зрелище вдруг представилось глазам его.