Неточные совпадения
Но,
с другой стороны, дядя Аким знал также,
что парнишка стал в сук расти, сильно балуется и
что надо
бы пристроить его к какому ни на есть рукомеслу.
Кое-где чернели корни кустов, освобожденные от сугробов; теплые лучи солнца, пронизывая насквозь темную чащу сучьев, озаряли в их глубине свежие, глянцевитые прутики, как
бы покрытые красным лаком; затверделый снег подтачивался водою, хрустел, изламывался и скатывался в пропасть: одним словом, все ясно уже говорило,
что дуло
с весны и зима миновала.
—
Что ж так? Секал ты его много,
что ли?.. Ох, сват, не худо
бы, кабы и ты тут же себя маненько, того… право слово! — сказал, посмеиваясь, рыбак. — Ну, да бог
с тобой! Рассказывай, зачем спозаранку, ни свет ни заря, пожаловал, а? Чай, все худо можется, нездоровится… в людях тошно жить… так стало тому и быть! — довершил он, заливаясь громким смехом, причем верши его и все туловище заходили из стороны в сторону.
Он представлял совершеннейший тип тех приземистых, но дюжесплоченных парней
с румянцем во всю щеку, вьющимися белокурыми волосами, белой короткой шеей и широкими, могучими руками, один вид которых мысленно переносит всегда к нашим столичным щеголям и возбуждает по поводу их невольный вопрос: «
Чем только живы эти господа?» Парень этот, которому, мимоходом сказать, не стоило
бы малейшего труда заткнуть за пояс десяток таких щеголей, был, однако ж, вида смирного, хотя и веселого; подле него лежало несколько кусков толстой березовой коры, из которой вырубал он топором круглые, полновесные поплавки для невода.
Вот хоть
бы сама матушка: на
что, кажись, тошно ей
с нами расставаться, и та скажет: здесь делать мне нечего!
Кабы
с нашего участка,
что нанимаем, рыбу-то возами возили, так
с нас заломили
бы тысячу, не то и другую…
Иной раз целый день хлопочет подле какого-нибудь дела, суетится до того,
что пот валит
с него градом, а как придет домой, так и скосится и грохнет на лавку, ног под собой не слышит; но сколько Глеб или сын его Василий ни умудрялись, сколько ни старались высмотреть, над
чем бы мог так упорно трудиться работник, дела все-таки никакого не находили.
Да, было
чем порадоваться на старости лет Глебу Савинову! Одного вот только не мог он взять в толк: зачем
бы обоим ребятам так часто таскаться к соседу Кондратию на озеро? Да мало ли
что! Не все раскусят старые зубы, не все смекает старая стариковская опытность. Впрочем, Глеб, по обыкновению своему, так только прикидывался.
С чего же всякий раз, как только Гришка и Ваня возвращаются
с озера, щурит он глаза свои, подсмеивается втихомолку и потряхивает головою?..
— Ну,
что вы развалились, в самом-то деле-то?.. Экие бесстыжие, право!.. Право, бесстыжие!..
Чего разлеглись? — проговорила тетушка Анна, неожиданно появляясь перед снохами
с лукошком на голове,
с горшками под мышкой. — Совести в вас нет… Хотя
бы людей посрамились… Одна я за все и про все… Ух, моченьки нет!.. Ух, господи!
— А все как словно страшно… Да нет, нет, Ваня не такой парень! Он хоть и проведает, а все не скажет… Ах, как стыдно! Я и сама не знаю: как только повстречаюсь
с ним, так даже вся душа заноет… так
бы, кажется, и убежала!.. Должно быть, взаправду я обозналась: никого нету, — проговорила Дуня, быстро оглядываясь. — Ну, Гриша, так
что ж ты начал рассказывать? — заключила она, снова усаживаясь подле парня.
— Шут их знает,
чего они там замешкали! — говорил он обыкновенно в ответ на скорбные возгласы баб, которые, выбежав за ворота и не видя Петра и Василия, обнаруживали всякий раз сильное беспокойство. — Ведь вот же, — продолжал он, посматривая вдаль, — дня нет, чтобы
с той стороны не было народу… Валом валит! Всякому лестно, как
бы скорее домой поспеть к празднику. Наших нет только… Шут их знает,
чего они там застряли!
Но Василиса, обыкновенно говорливая, ничего на этот раз не отвечала. Она была всего только один год замужем. В качестве «молодой» ей зазорно, совестно было, притом и не следовало даже выставлять своего мнения, по которому присутствующие могли
бы заключить о чувствах ее к мужу. Весьма вероятно, она ничего не думала и не чувствовала, потому
что месяц спустя после замужества рассталась
с сожителем и
с той поры в глаза его не видела.
— Почем мне знать, батюшка! — спокойно и как-то неохотно отвечал сын. — Кабы я
с ними шел, так, может статься, сказал
бы тебе; господь их ведает,
чего они нейдут…
«Женится — слюбится (продолжал раздумывать старый рыбак). Давно
бы и дело сладили, кабы не стройка, не новая изба… Надо, видно, дело теперь порешить. На Святой же возьму его да схожу к Кондратию: просватаем, а там и делу конец! Авось будет тогда повеселее. Через эвто, думаю я, более и скучает он,
что один, без жены, живет: таких парней видал я не раз! Сохнут да сохнут, а женил, так и беда прошла. А все вот так-то задумываться не
с чего… Шут его знает! Худеет, да и полно!.. Ума не приложу…»
— Какое! Восьмеро ребят, мал мала меньше, — отвечал один из пильщиков, — да такой уж человек бесшабашный. Как это попадут деньги — беда! Вот хоть
бы теперь: всю дорогу пьянствовал. Не знаю, как это,
с чем и домой придет.
Кажись
бы, не
с чего быть скотскому падежу.
Тетка Анна, которая в минуту первого порыва радости забыла и суровое расположение мужа, и самого мужа, теперь притихла, и бог весть,
что сталось такое: казалось
бы, ей нечего было бояться: муж никогда не бил ее, — а между тем робость овладела ею, как только она очутилась в одной избе глаз на глаз
с мужем; язык не ворочался!
— Да
что ты, матушка, в самом-то деле, ко мне пристаешь
с эвтим? —
с дерзким нетерпением произнес приемыш. — Разве моя в
чем вина? «Через тебя да через тебя!» Кабы я у вас не случился, так все одно было
бы!
— Тьфу ты, провалиться
бы тебе стамши! — перебил старый рыбак
с досадою. — Герасим, не знаешь ли ты, куда пошел этот,
что они толкуют… Захаром,
что ли, звать?..
Все это куда
бы еще ни шло, если
бы челнок приносил существенную пользу дому и поддерживал семейство; но дело в том,
что в промежуток десяти-двенадцати лет парень успел отвыкнуть от родной избы; он остается равнодушным к интересам своего семейства; увлекаемый дурным сообществом, он скорей употребит заработанные деньги на бражничество; другая часть денег уходит на волокитство, которое сильнейшим образом развито на фабриках благодаря ежеминутному столкновению парней
с женщинами и девками, взросшими точно так же под влиянием дурных примеров.
Ты
бы поглядел,
что бывает в полную воду: дохнуть не даст, инда плечи наест! —
с живостью подхватил приемыш, говоривший все это, частию чтобы подделаться под образ мыслей Захара, частию потому,
что, сохраняя в душе тайное неудовольствие против настоящей своей жизни, радовался случаю высказать наконец открыто, свободно свое мнение.
Как только заметил он,
что верши его стали «сиротеть», а
с сетями нечего почти делать, он начал помышлять о том, как
бы разделаться
с Захаром.
Но Дуне во сто раз легче было
бы снести его побои,
чем видеть, как вдруг, ни
с того ни
с сего переменился он и,
что всего хуже, не объяснял даже ей причины своего неудовольствия.
Тетка Анна, несмотря на всегдашнюю хлопотливость свою и вечную возню
с горшками, уже не в первый раз замечала,
что хозяйка приемыша была невесела; разочка два приводилось даже видеть ей, как сноха втихомолку плакала. «Знамо, не привыкла еще, по своей по девичьей волюшке жалится! Помнится, как меня замуж выдали, три неделюшки голосила… Вестимо, жутко; а все пора
бы перестать. Не
с злодеями какими свел господь; сама, чай, видит…
Что плакать-то?» — думала старушка.
— За
что тогда осерчала на меня? — сказал он при случае Дуне. — Маленечко так… посмеялся… пошутил… а тебе и невесть
что, примерно, показалось! Эх, Авдотья Кондратьевна! Ошиблась ты во мне! Не тот, примерно, Захар человек есть: добрая душа моя! Я не токмо тебя жалею: живучи в одном доме, все узнаешь; мужа твоего добру учу, через эвто больше учу, выходит, тебя жалею… Кабы не я, не слова мои, не те
бы были через него твои слезы! — заключил Захар
с неподражаемым прямодушием.
— Рыбка,
что ли, нужна? — спросил старик, как
бы с трудом догадываясь о предмете посылки.
Глеб, у которого раскипелось уже сердце, хотел было последовать за ним, но в самую эту минуту глаза его встретились
с глазами племянника смедовского мельника — того самого,
что пристал к нему на комаревской ярмарке. Это обстоятельство нимало не остановило
бы старика, если б не заметил он,
что племянник мельника мигал ему изо всей мочи, указывая на выходную дверь кабака. Глеб кивнул головою и тотчас же вышел на улицу. Через минуту явился за ним мельников племянник.
—
С чего ж так!.. Эвна! Послушай поди,
что толкует-то, а?.. Не слушали
бы уши мои! Все это, выходит, дядя, пустое говоришь только — вот
что! — воскликнул Глеб.
В
чем не осилишь — знамо, лета твои уже немолодые, иной раз и рад
бы сделать то, другое, да не по моготе — ну и бог
с тобой!
Один
с Гришкой не управлюсь; кабы ты присоединился — ну, и пошло
бы у нас на лад: я старик, ты другой старик, а вместе — все одно выходит, один молодой парень; другому-то молодяку супротив нас, таких стариков, пожалуй
что и не вытянуть!..
И, как
бы испугавшись,
что он долго заболтался
с соседом, как
бы опасаясь в самом деле не дожить до другого удачного лова, Глеб принимался еще деятельнее за промысел.
— Врете вы обе! Послушай поди,
что мелют-то! Сеть, вишь, всему причиной!.. Эх ты, глупая, глупая! Мне нешто
с ней,
с сетью-то, впервой возиться?.. Слава те господи, пятьдесят лет таскаю — лиха не чаял; и тут
бы вот потащил ноне, да
с ног смотался!
— Оборони, помилуй бог! Не говорил я этого; говоришь: всяк должен трудиться, какие
бы ни были года его. Только надо делать дело
с рассудком… потому время неровно… вот хоть
бы теперь: время студеное, ненастное… самая
что ни на есть кислота теперь… а ты все в воде мочишься… знамо, долго ли до греха, долго ли застудиться…
— Наша вода мягкая:
с нее ничего не сделается… не от того совсем! — упрямо заключил Глеб и повернулся спиной к собеседнику, как
бы желая показать ему,
что не стоит продолжать разговора.
Море было далеко — верст за восемьсот, или даже за целую тысячу отстояло море, — но буря ревела
с такой силой,
что не было никакой возможности представить себе, чтобы находилось на земле хотя одно место, где
бы светило солнце и раскидывалось голубое, ясное небо.
—
Что ж, можно,
с нашим великим удовольствием, только
бы вот молодцы-то, — промолвил Ермил, прищуривая стеклянные глаза на Гришку и Захара, — было
бы, значит, из
чего хлопотать… Станете «обмывать копыта» [Всевозможные торговые сделки скрепляются в простонародье вином или чаем, — чаще, однако ж, вином. Когда дело идет о продаже скота, слово «магарыч» заменяется выражением: «обмывать копыта». (Прим. автора.)], меня позовите…
— О-о-о! — густым басом подхватил Захар, передразнивая приемыша. — Сейчас видно, хозяин пришел. Эх ты! Женка-милушка встречает, дверь отворяет —
чем бы приласкать: спасибо, мол, любушка-женушка, а он… Эх, ты, лапотник!.. Ну, пойдем, пойдем, — смеясь, примолвил он, пробираясь
с Гришкой в избу.
Издали еще увидели они старуху, сидевшую
с внучком на завалинке. Петра и Василия не было дома: из слов Анны оказалось,
что они отправились — один в Озеро, другой — в Горы; оба пошли попытать счастья, не найдут ли рыбака, который откупил
бы их место и взял за себя избы. Далее сообщала она,
что Петр и Василий после продажи дома и сдачи места отправятся на жительство в «рыбацкие слободы», к которым оба уже привыкли и где, по словам их, жизнь привольнее здешней. Старушка следовала за ними.