Неточные совпадения
Впрочем, он никогда не верил, чтоб у него
были враги; они, однако ж, у него бывали, но он их как-то не
замечал.
Я
было приподнял фуражку и попробовал со всевозможною приятностью
заметить, как неприятны иногда бывают задержки в дороге; но толстяк окинул меня как-то нехотя недовольным и брюзгливым взглядом с головы до сапог, что-то проворчал себе под нос и тяжело поворотился ко мне всей поясницей.
Чуть что не по нем — вскочит, завизжит: «Обижают, дескать, меня, бедность мою обижают, уважения не питают ко мне!» Без Фомы к столу не
смей сесть, а сам не выходит: «Меня, дескать, обидели; я убогий странник, я и черного хлебца
поем».
— Науками, братец, науками, вообще науками! Я вот только не могу сказать, какими именно, а только знаю, что науками. Как про железные дороги говорит! И знаешь, — прибавил дядя полушепотом, многозначительно прищуривая правый глаз, — немного эдак, вольных идей! Я
заметил, особенно когда про семейное счастье заговорил… Вот жаль, что я сам мало понял (времени не
было), а то бы рассказал тебе все как по нитке. И, вдобавок, благороднейших свойств человек! Я его пригласил к себе погостить. С часу на час ожидаю.
— После, после, мой друг, после! все это объяснится. Да какой же ты стал молодец! Милый ты мой! А как же я тебя ждал! Хотел излить, так сказать… ты ученый, ты один у меня… ты и Коровкин. Надобно
заметить тебе, что на тебя здесь все сердятся. Смотри же,
будь осторожнее, не оплошай!
Этого нельзя
было не
заметить с первого взгляда: как ни
был я сам в ту минуту смущен и расстроен, однако я видел, что дядя, например, расстроен чуть ли не так же, как я, хотя он и употреблял все усилия, чтоб скрыть свою заботу под видимою непринужденностью.
«Уж если, — говорит он, — часто поминаемый Тришин чести своей родной племянницы не мог уберечь, — а та с офицером прошлого года сбежала, — так где же, говорит,
было ему уберечь казенные вещи?» Это он в бумаге своей так и
поместил — ей-богу, не вру-с.
Надобно
заметить, что Фалалей отлично плясал; это
была его главная способность, даже нечто вроде призвания; он плясал с энергией, с неистощимой веселостью, но особенно любил он комаринского мужика.
Не оправдываю ничем своего поступка, но
смело скажу, что, выстояв эти полчаса на террасе и не потеряв терпения, я считаю, что совершил подвиг великомученичества. С моего места я не только мог хорошо слышать, но даже мог хорошо и видеть: двери
были стеклянные. Теперь прошу вообразить Фому Фомича, которому приказали явиться, угрожая силою в случае отказа.
— О, пожалуйста, не стесняйтесь в ваших выражениях! Не беспокойтесь; вы мне даже сделаете этим большое удовольствие, потому что эдак ближе к цели. Я, впрочем, согласен, что все это с первого взгляда может показаться даже несколько странным. Но
смею уверить вас, что мое намерение не только не глупо, но даже в высшей степени благоразумно; и если вы
будете так добры, выслушайте все обстоятельства…
Во-первых, я ее тотчас же
помещаю в Москве, в одно благородное, но бедное семейство — это не то, о котором я говорил; это другое семейство; при ней
будет постоянно находиться моя сестра; за ней
будут смотреть в оба глаза.
Не теряя ни минуты, я поспешил рассказать ему весь мой разговор с Настенькой, мое сватовство, ее решительный отказ, ее гнев на дядю за то, что он
смел меня вызывать письмом; объяснил, что она надеется его спасти своим отъездом от брака с Татьяной Ивановной, — словом, не скрыл ничего; даже нарочно преувеличил все, что
было неприятного в этих известиях. Я хотел поразить дядю, чтоб допытаться от него решительных мер, — и действительно поразил. Он вскрикнул и схватил себя за голову.
Мне показалось даже, что она закрывала руками лицо, чтоб не
быть узнанной: вероятно, меня
заметили из беседки.
— Да ведь критический случай, Сережа; многое надо
было взаимно сказать. Днем-то я и смотреть на нее не
смею: она в один угол, а я в другой нарочно смотрю, как будто и не
замечаю, что она
есть на свете. А ночью сойдемся, да и наговоримся…
— Да ведь она, однако ж, не малолетняя, —
заметил я, — под опекой не состоит. Воротить ее нельзя, если сама не захочет. Как же мы
будем?
— Не хотите? — взвизгнула Анфиса Петровна, задыхаясь от злости. — Не хотите? Приехали, да и не хотите? В таком случае как же вы
смели обманывать нас? В таком случае как же вы
смели обещать ему, бежали с ним ночью, сами навязывались, ввели нас в недоумение, в расходы? Мой сын, может
быть, благородную партию потерял из-за вас! Он, может
быть, десятки тысяч приданого потерял из-за вас!.. Нет-с! Вы заплатите, вы должны теперь заплатить; мы доказательства имеем; вы ночью бежали…
Девятнадцать человек!
Их собрал дон Педро Гóмец
И сказал им: «Девятнадцать!
Разовьем свои знамена,
В трубы громкие взыграем
И, ударивши в литавры,
Прочь от Памбы мы отступим!
Хоть мы крепости не взяли,
Но поклясться можем
смелоПеред совестью и честью,
Не нарушили ни разу
Нами данного обета:
Целых девять лет не
ели,
Ничего не
ели ровно,
Кроме только молока...
— Ну, нет! —
заметил дядя с важностью. — Зто ведь заблуждение! Вольтер
был только острый писатель; смеялся над предубеждениями; а волтерьянцем никогда не бывал! Это все про него враги распустили. За что ж, в самом деле, все на него, бедняка?..
Он и не противился; он вырывался от не пускавших его; он требовал своего посоха,
молил, чтоб отдали ему его свободу, чтоб отпустили его на все четыре стороны; что он в «этом доме»
был обесчещен, избит; что он воротился для того, чтоб составить всеобщее счастье; что может ли он, наконец, оставаться в «доме неблагодарности и
есть щи, хотя сытные, но приправленные побоями»?
Все
были голодны; всем хотелось обедать; но, несмотря на то, никто не
смел противоречить и все с благоговением дослушали всю дичь до конца; даже Бахчеев, при всем своем мучительном аппетите, просидел, не шелохнувшись, в самой полной почтительности.
Вообще нужно
заметить, что Фома хоть и куражился, хоть и капризничал в доме дяди по-прежнему, но прежних, деспотических и наглых распеканций, какие он позволял себе с дядей, уже не
было.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не
смею более беспокоить своим присутствием. Не
будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Так точно-с. (Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)Не
смея долее беспокоить своим присутствием… Не
будет ли какого замечания по части почтового управления?
Анна Андреевна. Так вы и пишете? Как это должно
быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы
помещаете?
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили
заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?