Неточные совпадения
Приказ от маменьки
был прежний:
есть побольше: ночью,
мол, не дадут.
Пан полковник, разговаривая со старшими, которые стояли у стены и отнюдь не
смели садиться, изволили закашляться и плюнуть вперед себя. Стремительно один из бунчуковых товарищей, старик почтенный, бросился и почтительно затер ногою плеванье его ясновельможности: так в тот век политика
была утончена!
Ему последовали и прочие гости, разумея один мужеский пол, поелику женщинам и подносить не
смели; они очень чинно и тихо сидели, только повертывая пальчиками один около другого — мода эта вошла с незапамятных времен, долго держалась, но и это уже истребилось, и пальчики женского пола покойны, не вертятся! — или кончиком вышитого платочка махали на себя, потому что в комнате
было душно от народа.
Хозяин должен
был крепко наблюдать, чтобы пани есаулова не села как-нибудь выше пани бунчуковой товарищки; если он
заметит такое нарушение порядка, то должен просить пани есаулову пересесть пониже; в противном случае ссора вечная у мужа униженной жены с хозяином банкета и с есаулом, мужем зазнавшейся; а если он ему подчинен, то мщение и взыскание по службе".
Маменька
были такие добрые, что тут же мне и сказали:"Не бойся, Трушко, тебя этот цап (козел) не
будет бить, что бы ты ни делал. Хотя в десять лет этой поганой грамотки не выучил, так не
посмеет и пальцем тронуть. Ты же, как ни придешь из школы, то безжалостному тво ему отцу и мне жалуйся, что тебя крепко в школе били. Отец спроста
будет верить и
будет утешаться твоими муками, а я притворно
буду жалеть о тебе". Так мы и положили условие с маменькою.
Пропев одну псалму, другую, я оглянулся… о, ужас! пан Кнышевский стоит с поднятыми руками и разинутым ртом. Я не
смел пошевелиться; но он поднял меня с лавки, ободрил, обласкал и заставил меня повторять петую мною псалму:"пробудись от сна, невеста". Я
пел, как наслышался от него, и старался подражать ему во всем: когда доходило до высших тонов, я так же морщился, как и он, глаза сжимал, рот расширял и кричал с тою же приятностью, как и он.
Что маменька
была женщина — это так; но чтоб имела такое чувство, — я в ней не
заметил, и она не сознавалась.
Это рассуждение
поместил в моих записках один из многого числа племянников моих, который, хотя и
был записан в студенты, но, следуя предостережению маменьки моей, далее сеней университетских не доходил, даже в карцере не бывал. Впрочем,
был умная голова!
А по той причине, когда он при ней, что часто бывает, то она уже
смело падает, чтобы насладиться удовольствием
быть поддержанной мусье маркизом.
Тут я начал прислушиваться к разговору реверендиссима начальника с домине Галушкинским. Первого я не понимал вовсе: конечно, он говорил настоящим латинским; домине же наш хромал на обе ноги. Тут
была смесь слов: латинского, бурсацкого и чистого российского языка. Благодаря такого рода изъяснению, я легко понял, что он просил за старших братьев
поместить их в риторику, а меня, вместо инфимы,"по слабоумию", написать в синтаксис, обещая заняться мною особенно и так, чтоб я догнал братьев.
Нас, синтаксистов,
было большое число, и все однолетки. До прихода учителя я подружился со всеми до того, что некоторых приколотил и от других
был взаимно поколочен. Для первого знакомства дела шли хорошо. Звон колокольчика возвестил приход учителя, и мы поспешили кое-как усесться. Имея от природы характер меланхоличный, то
есть комплекцию кроткую, застенчивую, я не любил выставляться, а потому и сел далее всех, правда, и с намерением, что авось либо меня не
заметят, а потому и не спросят.
Речь кончилась, и учитель каждому из нас
заметил, что мы должны
были назавтра выучить. С тем нас и распустили.
Ты, Трушко, завтра сделай так, как я делаю в то утро, когда готуют чай: сбегай в булочную, там
будут к завтраку приготовлять пирожки, блины и булочки; так ты нахватай там чего побольше, да и употребляй тогда
смело чай; он тебе покажется приятен.
Что же делали маменька во время нашего испытания? О! они, по своей материнской горячности, не вытерпели, чтоб не подслушать за дверью; и,
быв более всех довольны мною за то, что я один отвечал дельно и так, что они могли меня понимать, а не так — говорили они — как те болваны (то
есть братья мои), которые чорт знает что
мололи из этих дурацких наук; и пожаловали мне большой пряник и приказали поиграть на гуслях припевающе.
Но маменька
были себе на уме: не вдруг поддавалися батеньке, а раз десять,
заметив выказывающийся из-за дверей батенькин нос — у батеньки
был очень большой нос — они, бывало, тогда только спросят:"А чего вы, Мирон Осипович? Не желаете ли чего?"
Тетяся
была лет пятнадцати девочка, рост ей выгнало, худа, но после я
заметил, что она складывается…
Сестры мои не могли слышать наших любовных изъяснений или
заметить восторгов наших; они, переслушав Верочкины сказки, за что-то поссорились между собою, после побранились, потом дрались, наконец, помирились и с шумом спешили оканчивать выбор своего урока; каждому из нас дано
было по большой миске пшеницы, чтобы перебрать ее.
Вот, как мы себе так утопаем в блаженстве от взаимных поцелуев и забываем всю вселенную, я, в каком ни
был восторге, а
заметил, что дверь, против меня находящаяся, все понемногу отворяется, и видно, что кто-то подсматривает за нами; я сделался осторожнее и уже не притягиваю к себе Тетяси, но невольно наклоняюсь к ней, когда она меня к себе тащит.
А полковник хохочет и,
заметив, что между павшими жертвами
было несколько лиц опрятнее одетых (то
были мои сестры и моя богиня Тетяся), подумал, что между ними должна
быть и Софийка, хотел удержать Надю, но та отбила ему все руки и таки вырвалась и ушла.
В продолжение стола, перед кем стояло в бутылке вино, те свободно наливали и
пили; перед кем же его не
было, тот
пил одну воду. Петрусь, как необыкновенного ума
был человек и шагавший быстро вперед, видя, что перед ним нет вина, протянул руку через стол, чтобы взять к себе бутылку… Как же вскрикнет на него полковник, чтобы он не
смел так вольничать и что ему о вине стыдно и думать! Посмотрели бы вы, господин полковник, — подумал я сам себе. — как мы и водочку дуем, и сколько лет уже!
Я собрал всех людей,
поместил и определил к должностям, птиц и прочих тварей приказал запереть для корма, как
было при маменьке.
Качание берлина скоро успокоило кровь мою, и я скоро отсердился, хотя и жаль мне
было такой пропасти денег, на которые не только до Санкт-Петербурга доехать, но и половину света объездить мог бы; но делать нечего
было, и я не только что отсердился, но, глядя на Кузьму, смеялся, видя, что он все сердится и ворчит что-то про себя; конечно, бранил нашего усердного хозяина. Когда же
замечал я, что он успокаивался, то я поддразнивал его, крича ему в окошко берлина...
После советовал мне сходить в театр, что я там много найду любопытного для себя, и просил меня приходить сюда в такие-то дни и часы, куда и он
будет приходить и
будет расспрашивать, что я
замечу.
Я уже все знал: вошел бодро и
смело, поклонился приветливо на все стороны, к верхним и нижним дамам, знавши, что все это
были особы.
Но надобно
было оставить Петербург. А что я в нем видел и каким его
заметил? опишу свое мнение.
Туда пойдешь, там зеркало и кресла; сюда посмотришь, тут софы и столы… да чего? все и везде
было аккуратно, и я, как бывший в столице, тотчас
заметил, что все по-санктпетербургскому методу.
Не
было уже у нас городового «кухаря», как в оное время, при жизни покойников, моих истинных родителей; повара ученого я у себя не"
мел и за собою жена в приданое не привела…
— Как же вы
смели их сломить? Как же мне
быть без лестницы? Как мне сойти вниз?
Впрочем, я
замечал, что этот метод ее
был хитростный: она возвращалась без всякого повреждения в лице, но все больше и больше «разгардеробливалась» и под конец стола
была совершенно полуодета.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).О, тонкая штука! Эк куда
метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что
будет, то
будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)Не
смею более беспокоить своим присутствием. Не
будет ли какого приказанья?
Почтмейстер. Так точно-с. (Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)Не
смея долее беспокоить своим присутствием… Не
будет ли какого замечания по части почтового управления?
Анна Андреевна. Так вы и пишете? Как это должно
быть приятно сочинителю! Вы, верно, и в журналы
помещаете?
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили
заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?