Неточные совпадения
Я хочу вам рассказать нечто весьма простое, но
не лишенное занимательности, — сразу
о четырех праведных людях так называемой «глухой поры», хотя я уверен,
что тогда подобных было очень много.
Я
не чужд направлений нашей литературы: я читал и до сих пор читаю
не только,
что мне нравится, но часто и то,
что не нравится, и знаю,
что люди,
о которых буду говорить,
не в фаворе обретаются.
— Ведите себя хорошо и исполняйте то,
что приказывает вам начальство. Главное — вы знайте только самих себя и никогда
не пересказывайте начальству
о каких-либо шалостях своих товарищей. В этом случае вас никто уже
не спасет от беды.
Надо заметить,
что Перский был холост, и у нас существовало такое убеждение,
что он и
не женится тоже для нас. Говорили,
что он боится, обязавшись семейством, уменьшить свою
о нас заботливость. И здесь же у места будет сказано,
что это, кажется, совершенно справедливо. По крайней мере знавшие Михаила Степановича говорили,
что на шуточные или нешуточные разговоры с ним
о женитьбе он отвечал...
— Мне провидение вверило так много чужих детей,
что некогда думать
о собственных, — и это в его правдивых устах, конечно, была
не фраза.
Не говоря
о том,
что сам Перский
не ездил ни в гости, ни в театры, ни в собрания, — он и у себя на дому никогда никого
не принимал.
Одним словом, мы считали себя ни в
чем не виноватыми и
не ждали ни малейшей неприятности, а она была начеку и двигалась на нас как будто нарочно затем, чтобы показать нам Михаила Степановича в таком величии души, ума и характера,
о которых мы
не могли составить и понятия, но
о которых, конечно, ни один из нас
не сумел забыть до гроба.
Впрочем, он ли их умел подбирать или они сами к нему под стать подбирались, дабы жить в отрадном согласии, — этого я
не знаю, потому
что мы малы были, чтобы вникать в такие вещи: но
что знаю
о сподвижниках Михаила Степановича, то тоже расскажу.
Мы все знали,
что он нас любит и
о нас печется, и никто бы нас в этом
не мог разубедить.
Наш нынешний государь в отрочестве своем
не раз кушивал с нами за общим кадетским столом и, вероятно, еще изволит помнить нашего «старого Бобра» [В «‹Краткой› истории Первого кадетского корпуса» (1832 г.) есть упоминания
о том,
что государь император Александр Николаевич в отрочестве посещал корпус и там кушал с кадетами.
У нас очень много было людей бедных, и когда нас выпускали, то выпускали на бедное же офицерское жалованье. А мы ведь были младенцы,
о доходных местах и должностях,
о чем нынче грудные младенцы знают, у нас и мыслей
не было. Расставались
не с тем,
что я так-то устроюсь или разживусь, а говорили...
Известно ли об этом было Перскому, я
не знаю, но может быть,
что и было известно, только он
не любил знать
о том,
о чем не считал нужным знать. Тогда было строго, но формалистики меньше.
Решительно
не могу вспомнить его имени, потому
что мы звали их просто «отец архимандрит», а справиться
о его имени теперь трудно.
Мне теперь думается, да и прежде в жизни, когда приходилось слышать легкомысленный отзыв
о религии,
что она будто скучна и бесполезна, — я всегда думал: «вздор мелете, милашки: это вы говорите только оттого,
что на мастера
не попали, который бы вас заинтересовал и раскрыл вам эту поэзию вечной правды и неумирающей жизни».
Архимандрит нас выслушивал терпеливо и утешал,
что для чтения впереди будет еще много времени в жизни, но так же, как Зеленский, он всегда внушал нам,
что наше корпусное образование очень недостаточно и
что мы должны это помнить и, по выходе, стараться приобретать познания.
О Демидове он от себя ничего
не говорил, но мы по едва заметному движению его губ замечали,
что он его презирает. Это потом скоро и высказалось в одном оригинальном и очень памятном событии.
Он считал за преступление рассуждать
о религии, может быть потому,
что не мог рассуждать
о ней.
Я знаю то,
что не достоин
Вещать
о всех делах твоих:
Я
не поэт, я просто воин, —
В моих устах нескладен стих,
Но ты,
о мудрый, знаменитый
Царь кухни, мрачных погребов,
Топленым жиром весь облитый,
Единственный герой Бобров!
— Вот болван! Ты можешь представить — он меня начал пугать, точно мне пятнадцать лет! И так это глупо было, — ах, урод! Я ему говорю: «Вот что, полковник: деньги на «Красный Крест» я собирала, кому передавала их — не скажу и, кроме этого, мне беседовать с вами
не о чем». Тогда он начал: вы человек, я — человек, он — человек; мы люди, вы люди и какую-то чепуху про тебя…
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет!
Не знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать
не куды пошло!
Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в
чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «
О ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь
не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами!
не дадите ни слова поговорить
о деле. Ну
что, друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Хлестаков. Да
что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я
не знаю, однако ж, зачем вы говорите
о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы
не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь,
что у меня нет ни копейки.
О! я шутить
не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я
не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть
не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)