Неточные совпадения
— Что же,
дело житейское, — наставительно ответил гость и вздохнул. —
А кто осудит, тот и грех
на себя примет, Анфуса Гавриловна.
Михей Зотыч был один, и торговому дому Луковникова приходилось иметь с ним немалые
дела, поэтому приказчик сразу вытянулся в струнку, точно по нему выстрелили. Молодец тоже был удивлен и во все глаза смотрел то
на хозяина, то
на приказчика.
А хозяин шел, как ни в чем не бывало, обходя бунты мешков,
а потом маленькою дверцей провел гостя к себе в низенькие горницы, устроенные по-старинному.
— Есть и такой грех. Не пожалуемся
на дела, нечего бога гневить. Взысканы через число… Только опять и то сказать, купца к купцу тоже не применишь. Старинного-то, кондового купечества немного осталось,
а развелся теперь разный мусор. Взять вот хоть этих степняков, — все они с бору да с сосенки набрались. Один приказчиком был, хозяина обворовал и
на воровские деньги в люди вышел.
— Нет, не то… Особенный он, умственный. Всякое
дело рассудит…
А то упрется
на чем, так точно
на пень наехал.
— Особенное тут
дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно, родителя. Грех тут большой вышел… Там еще,
на заводе, познакомился он с одною девицей… Ну,
а она не нашей веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть. Так это самое
дело и затянулось: ни взад ни вперед.
Старик Колобов зажился в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно было видеть, со всеми поговорить, везде побывать. Сначала все дивились чудному старику,
а потом привыкли. Город нравился Колобову,
а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый
день уходил купаться,
а потом садился
на бережок и проводил целые часы в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
— За пароходом
дело не встанет… По другим-то местам везде пароходы,
а мы все гужом волокем. Отсюда во все стороны дорога: под Семипалатинск, в степь,
на Обь к рыбным промыслам… Работы хватит.
— Ты у меня поговори, Галактион!.. Вот сынка бог послал!.. Я о нем же забочусь,
а у него пароходы
на уме. Вот тебе и пароход!.. Сам виноват, сам довел меня. Ох, согрешил я с вами: один умнее отца захотел быть и другой туда же… Нет, шабаш! Будет веревки-то из меня вить… Я и тебя, Емельян, женю по пути. За один раз терпеть-то от вас. Для кого я хлопочу-то, галманы вы этакие? Вот
на старости лет в новое
дело впутываюсь, петлю себе
на шею надеваю,
а вы…
— Женишок, нечего хаять, хорош,
а только капитал у них сумнительный, да и
делить его придется промежду тремя братьями, — говорила тетка со стороны мужа. —
На запольских-то невест всякий позарится, кому и не надо.
— Ну, капитал
дело наживное, — спорила другая тетка, — не с деньгами жить…
А вот карахтером-то ежели в тятеньку родимого женишок издастся, так уж оно не того… Михей-то Зотыч, сказывают, двух жен в гроб заколотил. Аспид настоящий,
а не человек. Да еще сказывают, что у Галактиона-то Михеича уж была своя невеста
на примете, любовным
делом, ну, вот старик-то и торопит, чтобы огласки какой не вышло.
Анфуса Гавриловна все это слышала из пятого в десятое, но только отмахивалась обеими руками: она хорошо знала цену этим расстройным свадебным речам. Не одно хорошее
дело рассыпалось вот из-за таких бабьих шепотов. Лично ей жених очень нравился, хотя она многого и не понимала в его поведении.
А главное, очень уж пришелся он по душе невесте. Чего же еще надо? Серафимочка точно помолодела лет
на пять и была совершенно счастлива.
И действительно, Галактион интересовался, главным образом, мужским обществом. И тут он умел себя поставить и просто и солидно: старикам — уважение,
а с другими
на равной ноге. Всего лучше Галактион держал себя с будущим тестем, который закрутил с самого первого
дня и мог говорить только всего одно слово: «Выпьем!» Будущий зять оказывал старику внимание и делал такой вид, что совсем не замечает его беспросыпного пьянства.
Такое поведение, конечно, больше всего нравилось Анфусе Гавриловне, ужасно стеснявшейся сначала перед женихом за пьяного мужа,
а теперь жених-то в одну руку с ней все делал и даже сам укладывал спать окончательно захмелевшего тестя. Другим ужасом для Анфусы Гавриловны был сын Лиодор, от которого она прямо откупалась: даст денег, и Лиодор пропадет
на день,
на два. Когда он показывался где-нибудь
на дворе, девушки сбивались, как овечье стадо, в одну комнату и запирались
на ключ.
Серафима даже всплакнула с горя. С сестрой она успела поссориться
на другой же
день и обозвала ее неотесаной деревенщиной,
а потом сама же обиделась и расплакалась.
Дело с постройкой мельницы закипело благодаря все той же энергии Галактиона. Старик чуть не испортил всего, когда пришлось заключать договор с суслонскими мужиками по аренде Прорыва. «Накатился упрямый стих», как говорил писарь. Мужики стояли
на своем, Михей Зотыч
на своем,
а спор шел из-за каких-то несчастных двадцати пяти рублей.
Писарь давно обленился, отстал от всякой работы и теперь казнился, поглядывая
на молодого зятя, как тот поворачивал всякое
дело. Заразившись его энергией, писарь начал заводить строгие порядки у себя в доме,
а потом в волости. Эта домашняя революция закончилась ссорой с женой,
а в волости взбунтовался сторож Вахрушка.
Писарь выгнал Вахрушку с позором,
а когда вернулся домой, узнал, что и стряпка Матрена отошла. Вот тебе и новые порядки! Писарь уехал
на мельницу к Ермилычу и с горя кутил там целых три
дня.
—
А такая, дурачок. Били тебя
на службе, били,
а ты все-таки не знаешь, в какой
день пятница бывает.
— Ты вот что, хозяин, — заявил Вахрушка
на другой
день своей службы, — ты не мудри,
а то…
Холодные компрессы сделали свое
дело,
а поданная рюмка водки
на время успокоила пьяницу.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону.
На, полюбуйся, как мне ничего не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется, не почувствовал этой мести и даже не приехал
на свадьбу,
а послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые
дни. Пусть все смотрят и завидуют, как молодая исправница катается.
— Ах, папаша, даже рассказывать стыдно, то есть за себя стыдно. Там настоящие
дела делают,
а мы только мух здесь ловим. Там уж вальцовые мельницы строят… Мы
на гроши считаем,
а там счет идет
на миллионы.
Бойкая жизнь Поволжья просто ошеломила Галактиона. Вот это, называется, живут вовсю. Какими капиталами ворочают, какие
дела делают!..
А здесь и развернуться нельзя: все гужом идет. Не ускачешь далеко.
А там и чугунка и пароходы. Все во-время,
на срок. Главное, не ест перевозка, — нет месячных распутиц, весенних и осенних, нет летнего ненастья и зимних вьюг, — везде скатертью дорога.
—
А какие там люди, Сима, — рассказывал жене Галактион, — смелые да умные! Пальца в рот не клади… И все
дело ведется в кредит. Капитал — это вздор. Только бы умный да надежный человек был,
а денег сколько хочешь. Все
дело в обороте. У нас здесь и капитал-то у кого есть, так и с ним некуда деться. Переваливай его с боку
на бок, как дохлую лошадь. Все от оборота.
В последнюю зиму, когда строился у Стабровского завод, немец начал бывать у Колобовых совсем часто.
Дело было зимой, и нужно было закупать хлеб
на будущий год,
а главный рынок устраивался в Суслоне.
А есть такое
дело, которое ничего не боится, скажу больше: ему все
на пользу — и урожай и неурожай, и разорение и богатство, и даже конкуренция.
— Э,
дела найдем!.. Во-первых, мы можем предоставить вам некоторые подряды,
а потом… Вы знаете, что дом Харитона Артемьича
на жену, — ну, она передаст его вам: вот ценз. Вы
на соответствующую сумму выдадите Анфусе Гавриловне векселей и дом… Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом мире есть свое имя, как дельного человека,
а это большой ход. Вас знают и в Заполье и в трех уездах… О, известность — тоже капитал!
— Вторую мельницу строить не буду, — твердо ответил Галактион. — Будет с вас и одной. Да и
дело не стоящее. Вон запольские купцы три мельницы-крупчатки строят, потом Шахма затевает, — будете не зерно молоть,
а друг друга есть. Верно говорю… Лет пять еще поработаешь,
а потом хоть замок весь
на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
— Это у тебя веселье только
на уме, — оговорила мать. — У других
на уме
дело,
а у тебя пустяки.
Галактиона удивило, что вся компания, пившая чай в думе, была уже здесь — и двое Ивановых, и трое Поповых, и Полуянов, и старичок с утиным носом, и доктор Кочетов. Галактион подумал, что здесь именины, но оказалось, что никаких именин нет. Просто так, приехали — и
делу конец. В большой столовой во всю стену был поставлен громадный стол,
а на нем десятки бутылок и десятки тарелок с закусками, — у хозяина был собственный ренсковый погреб и бакалейная торговля.
А между тем в тот же
день Галактиону был прислан целый ворох всевозможных торговых книг для проверки. Одной этой работы хватило бы
на месяц. Затем предстояла сложная поверка наличности с поездками в разные концы уезда. Обрадовавшийся первой работе Галактион схватился за
дело с медвежьим усердием и просиживал над ним ночи. Это усердие не по разуму встревожило самого Мышникова. Он под каким-то предлогом затащил к себе Галактиона и за стаканом чая, как бы между прочим, заметил...
—
А ты, брат, не сомневайся, — уговаривал его Штофф, — он уже был с Галактионом
на «ты». — Как нажиты были бубновские капиталы? Тятенька был приказчиком и ограбил хозяина, пустив троих сирот по миру. Тут, брат, нечего церемониться… Еще темнее это винокуренное
дело. Обрати внимание.
—
А как вы думаете относительно сибирской рыбы? У меня уже арендованы пески
на Оби в трех местах. Тоже
дело хорошее и верное. Не хотите? Ну, тогда у меня есть пять золотых приисков в оренбургских казачьих землях… Тут уж
дело вернее смерти. И это не нравится? Тогда, хотите, получим концессию
на устройство подъездного пути от строящейся Уральской железной дороги в Заполье? Через пять лет вы не узнали бы своего Заполья: и банки, и гимназия, и театр, и фабрики кругом. Только нужны люди и деньги.
Тарасу Семенычу было и совестно, что англичанка все распотрошила,
а с другой стороны, и понравилось, что миллионер Стабровский с таким вниманием пересмотрел даже белье Устеньки. Очень уж он любит детей, хоть и поляк. Сам Тарас Семеныч редко заглядывал в детскую,
а какое белье у Устеньки — и совсем не знал. Что нянька сделает, то и хорошо. Все
дело чуть не испортила сама Устенька, потому что под конец обыска она горько расплакалась. Стабровский усадил ее к себе
на колени и ласково принялся утешать.
— Иначе не можно… Раньше я думал, что она будет только приезжать учиться вместе с Дидей, но из этого ничего не выйдет. Конечно, мы сделаем это не вдруг: сначала Устенька будет приходить
на уроки, потом будет оставаться погостить
на несколько
дней,
а уж потом переедет совсем.
— Ведь я младенец сравнительно с другими, — уверял он Галактиона, колотя себя в грудь. — Ну, брал… ну, что же из этого? Ведь по грошам брал, и даже стыдно вспоминать,
а кругом воровали
на сотни тысяч. Ах, если б я только мог рассказать все!.. И все они правы,
а я вот сижу. Да это что… Моя песня спета. Будет, поцарствовал. Одного бы только желал, чтобы меня выпустили
на свободу всего
на одну неделю: первым
делом убил бы попа Макара,
а вторым — Мышникова. Рядом бы и положил обоих.
— Удивил!.. Ха-ха!.. Флегонт Васильич, отец родной, удивил!
А я-то всего беру сто
на сто процентов… Меньше ни-ни!
Дело полюбовное: хочешь — не хочешь. Кто шубу принесет в заклад, кто телегу, кто снасть какую-нибудь… Деньги деньгами, да еще отработай… И еще благодарят. Понял?
Этот разговор с Ермилычем засел у писаря в голове клином. Вот тебе и банк!.. Ай да Ермилыч, ловко! В Заполье свою линию ведут,
а Ермилыч свои узоры рисует. Да, штучка тепленькая, коли
на то пошло. Писарю даже сделалось смешно, когда он припомнил родственника Карлу, мечтавшего о своем кусочке хлеба с маслом. Тут уж
дело пахло не кусочком и не маслом.
Вообще, как ни поверни, — скверно. Придется еще по волости отсчитываться за десять лет, — греха не оберешься. Прежде-то все сходило, как по маслу,
а нынче еще неизвестно,
на кого попадешь. Вот то ли
дело Ермилычу: сам большой, сам маленький, и никого знать не хочет.
Вахрушка не сказал главного: Михей Зотыч сам отправил его в Суслон, потому что ждал какого-то раскольничьего старца,
а Вахрушка, пожалуй, еще табачище свой запалит. Старику все это казалось обидным, и он с горя отправился к попу Макару, благо помочь подвернулась. В самый раз
дело подошло: и попадье подсобить и водочки с помочанами выпить. Конечно, неприятно было встречаться с писарем, но ничего не поделаешь. Все равно от писаря никуда не уйдешь. Уж он
на дне морском сыщет.
Никто этого не знает, даже Штофф,
а я сообразил, когда по
делам бубновского конкурса ездил
на прохоровские заводы.
— Ах, какой ты! Со богатых-то вы все оберете,
а нам уж голенькие остались. Только бы
на ноги встать, вот главная причина. У тебя вон пароходы в башке плавают,
а мы по сухому бережку с молитвой будем ходить. Только бы мало-мало в люди выбраться, чтобы перед другими не стыдно было. Надоело уж под начальством сидеть,
а при своем
деле сам большой, сам маленький. Так я говорю?
— Э, деньги одинаковы! Только бы нажить. Ведь много ли мне нужно, Галактион Михеич? Я да жена — и все тут.
А без
дела обидно сидеть, потому как чувствую призвание.
А деньги будут, можно и
на церковь пожертвовать и слепую богадельню устроить, мало ли что!
Этот случайный разговор с писарем подействовал
на Галактиона успокоивающим образом. Кажется, ничего особенного не было сказано,
а как-то легче
на душе. Именно в таком настроении он поехал
на другой
день утром к отцу. По дороге встретился Емельян.
Этот визит все-таки обеспокоил Галактиона. Дыму без огня не бывает. По городу благодаря полуяновскому
делу ходили всевозможные слухи о разных других назревавших
делах,
а в том числе и о бубновской опеке. Как
на беду, и всеведущий Штофф куда-то провалился. Впрочем, он скоро вернулся из какой-то таинственной поездки и приехал к Галактиону ночью,
на огонек.
Рядом с Харитиной
на первой скамье сидел доктор Кочетов. Она была не рада такому соседству и старалась не дышать, чтобы не слышать перегорелого запаха водки.
А доктор старался быть с ней особенно любезным, как бывают любезными
на похоронах с дамами в трауре: ведь она до некоторой степени являлась тоже героиней настоящего судного
дня. После подсудимого публика уделяла ей самое большое внимание и следила за каждым ее движением. Харитина это чувствовала и инстинктивно приняла бесстрастный вид.
— Все-таки нужно съездить к нему в острог, — уговаривала Прасковья Ивановна. — После, как знаешь,
а сейчас нехорошо. Все будут пальцами
на тебя показывать.
А что касается… Ну, да за утешителями
дело не станет!
В малыгинском доме поднялся небывалый переполох в ожидании «смотрин». Тут своего горя не расхлебаешь: Лиодор в остроге, Полуянов пойдет
на поселение,
а тут новый зять прикачнулся. Главное, что в это
дело впуталась Бубниха, за которую хлопотала Серафима. Старушка Анфуса Гавриловна окончательно ничего не понимала и дала согласие
на смотрины в минуту отчаяния. Что же, посмотрят — не съедят.
Новый стеариновый завод строился
на упраздненной салотопенной заимке Малыгина. По плану Ечкина выходило так, что Шахма будет поставлять степное сало, Харитон Артемьевич заведовать всем
делом,
а он, Ечкин, продавать. Все, одним словом, было предусмотрено вперед, особенно громадные барыши, как законный результат этой компанейской деятельности.
Дело-то
на конкуренцию пошло,
а барыши потом.