Неточные совпадения
Марко Данилыч сам никому ничего не давал, опричь рыбных и разных
других запасов, что
присылал к матушке Манефе, Дуня всем раздавала, от Дуни все подарки шли; за то и блажили ее ровно ангела небесного.
Когда рыбный караван
приходит к Макарью, ставят его вверх по реке, на Гребновской пристани, подальше ото всего, чтоб не веяло на ярманку и на
другие караваны душком «коренной». Баржи расставляются в три либо в четыре ряда, глядя по тому, сколь велик привоз. На караван ездят только те, кому дело до рыбы есть. Поглядеть на вонючие рыбные склады в несколько миллионов пудов из одного любопытства никто не поедет — это не чай, что горами навален вдоль Сибирской пристани.
Придя от Доронина и высчитав, сколько придется получить барышей от закупки меркуловского тюленя, Марко Данилыч пошел было к Дуне, но
пришел другой ранний гость, Дмитрий Петрович Веденеев.
— Вам, матери, надо теперь, поди, у
других христиан побывать, да и мне не досужно. Вот вам покамест. — И, набожно перекрестясь, подал каждой старице по пакету. — Перед окончаньем ярманки
приходите прощаться, я отъезжаю двадцать седьмого, побывайте накануне отъезда, тогда мне свободнее будет.
Пришли. Быстрым, порывистым движеньем сдернула Фленушка драповый плат, что несла на руке. Раскинула его по траве, сама села и, страстно горевшим взором нежно на
друга взглянув, сказала ему...
— Ну, этих книг Марко Данилыч вам не купит, — сказала Марья Ивановна. — Эти книги редкие, их почти вовсе нельзя достать, разве иногда по случаю. Да это не беда, я вам
пришлю их, милая, читайте и не один раз прочитайте… Сначала они вам покажутся непонятными, пожалуй, даже скучными, но вы этим не смущайтесь, не бросайте их — а читайте, перечитывайте, вдумывайтесь в каждое слово, и понемножку вам все станет понятно и ясно… Тогда вам новый свет откроется,
других книг тогда в руки не возьмете.
И
другое иногда
приходило на разум Марку Данилычу: «Девка на возрасте, кровь играет, замуж бы ей поскорей…» И приезжали женихи, все люди хорошие, богатые, а из себя красавцы — двое из Москвы, один из Ярославля, один из Мурома…
Молви,
друг, Андрею-то Александрычу, по осени не оставил бы своих убогих богомольцев —
прислал бы яблочков на мочку, сколько Господь ему на мысли положит, да и вишенок-то в уксусе пожаловал бы бочоночек-другой.
Пришла надобность ему быть в Петербурге, поехал ненадолго, и уговорились мы на
другой же день после его возврата венчаться…
Осталась ни вдова, ни мужня жена Аграфена Ивановна Мутовкина с шестерыми детьми, мал мала меньше… Поднимала их мать одного за
другим на ноги, но как только подрастет работничек, смерть то́тчас
придет к нему. Осталась Аграфена с двумя дочерьми, и пошло бабье хозяйство врознь да мимо.
Только и видно их, что иной раз на базар
придут — хлеба аль
другого чего искупить.
Ежели б приехала, беспременно бы
прислала за чем-нибудь на село, насчет съестного там, что ли, али чего
другого.
И рвет и мечет, на кого ни взглянет, всяк виноват.
Пришел в работную, и потолок и стены новой избы, ровно сажа. Развоевался на работников, будто они виноваты, что печи дымят. Кричит, лютует, то на того, то на
другого кидается с бранью, с руганью, а сам рукава засучает. Но теперь не весна, работники окрысились, зашумели, загалдели, и, только что крикнул хозяин: «Сейчас велю всех со двора долой!», они повскакали и закричали задорно в один голос: «Расчет давай, одного часа не хотим работать у облая».
Пешком, бодрым еще шагом,
пришли старые друзья-приятели: отставной каптенармус Григорий Устюго́в да отставной фельдфебель Кузьма Богатырев.
Всю ночь и долгое время на
другой день не могла
прийти в себя Дуня.
Но время шло, не было ни дыма студеничного, ни солнечного помрачения, ни чудных пругов, ни царя бездны Аполлиона — один умер,
другой тогда еще не
пришел.
После этого Дуня, без уговоров Марьи Ивановны, каждый день
приходила обедать, чтобы повидаться с Денисовым. Так ей хотелось узнать подробнее о духовном супружестве. «Не все ж у них ложь и обман, — она думала, — а Денисов, кажется, правдив, не то что
другие. На
другой день после свиданья с ним он прямо мне сказал, что смутившие меня сказанья сущий вздор, пустая, бессмысленная выдумка глупых людей… Но для чего ж он хочет говорить со мной наедине?»
— Войди же сюда, — сказала Марья Ивановна, отворяя дверь в комнату, где обыкновенно складывались радельные рубашки и
другие принадлежности хлыстовских молений. — Подожди тут. Только что кончится собор, он
придет. Будь ему во всем послушна, во всем, что б ни сказал он, чего б от тебя ни потребовал.
Слышит Дуня — смолкли песни в сионской горнице. Слышит — по обеим сторонам кладовой раздаются неясные голоса, с одной — мужские, с
другой — женские. Это Божьи люди в одевальных комнатах снимают «белые ризы» и одеваются в обычную одежду. Еще прошло несколько времени, голоса стихли, послышался топот, с каждой минутой слышался он тише и тише. К ужину, значит, пошли. Ждет Дуня. Замирает у ней сердце — вот он скоро
придет, вот она узнает тайну, что так сильно раздражает ее любопытство.
На
другой день, после того как отец Прохор воротился домой, Аграфена Петровна к нему приехала. Сказанные им слова, что Дуня «пропала без вести», до того поразили вихоревскую тысячницу, что вся она помертвела и долгое время в себя не могла
прийти. Отец Прохор догадался, что она не просто знакомая Смолокуровым, а что-нибудь поближе. Когда
пришла в себя Аграфена Петровна и немного поуспокоилась, сказал он...
— Пожалуйте. Наш больной приезду вашему обрадовался, ждет вас… Только одни ступайте к нему и пробудьте не больше десяти минут; я, впрочем, за вами сам
приду… Слез вам удержать нельзя, но скрепите себя, сколько возможно. Ни рыданий, ни вскриков, ни
других порывов. Помните слова мои.
— Хорошо-с. Постараемся услужить, — молвил Патап Максимыч. — Теперь люди нужнее всего: Корнея да Василья Фадеева я рассчитал: минуты невозможно было терпеть — отъявленные мошенники! Понять не могу, как столько времени терпел их Марко Данилыч! Одного человека я нашел, сегодня ж к нему напишу, и ден этак через пяток либо через неделю он будет здесь. А
другого надо приискивать, а этого скоро не сделаешь. Я, Груня, полагаю Никифора сюда
прислать.
Вечером Дуня легла в своей комнате, там же приготовили постель и Аграфене Петровне. Хоть обе были утомлены от дороги, но сон ни к той ни к
другой что-то не
приходил.
— Я, ваше степенство, теперича за
другим расчетом к тебе
пришел, — продолжал Корней Евстигнеев.
На
другой день похорон немножко она оправилась, даже поговорила с Аграфеной Петровной о том, что надо ей делать теперь. Дарья Сергевна
пришла, и с ней пошли такие же разговоры. С общего согласья стали на том, чтобы все дела предоставить Патапу Максимычу и из его воли не выступать — что ни скажет, исполнять беспрекословно.
Под эти слова еще человека два к Колышкину в гости
пришли, оба пароходные. Петр Степаныч ни того, ни
другого не знал. Завязался у них разговор о погоде, стали разбирать приметы и судить по ним, когда на Волге начнутся заморозки и наступит конец пароходству. Марфа Михайловна вышла по хозяйству. Улучив минуту, Аграфена Петровна кивнула головой Самоквасову, а сама вышла в соседнюю комнату; он за нею пошел.
Собрались к Акулине девки ежовские, шишинские и
других деревень. Две
пришли из Осиповки. Разговоры зачались у них за рукодельем.
Смеркалось, когда Илья да Миней, один после
другого,
пришли в избенку Асафа.
В эту совсем почти заброшенную Асафову избу
пришли воровские други его, а
пришли врознь и в разное время, один
пришел с одной стороны Осиповки,
другой — с
другой, чтобы, в случае коли бы накрыли, не заметили бы по следу, что двое зараз из одного места
приходили к Асафу.
— Прощайте, Семен Петрович, — сказала ему она. — Ермолаю Васильичу и всем домашним его поклонитесь от меня и ото всей нашей обители. Скажите им, что мы всегдашние их молитвенники. А ответ сегодня же вам
пришлю. Только насчет будущего времени, прошу я вас, у матери Таисеи и ни в какой
другой обители не останавливайтесь, а случится приехать в наш скит, взъезжайте к Ермилу Матвеичу, иконнику. Строго об этом накажу и матери Таисее и прочим игуменьям. Прощайте, Семен Петрович, всякого вам благополучия.
В это время
пришел из красилен Патап Максимыч и, взглянув на того и
другого, догадался, что без него были меж ними какие-то важные разговоры.