Неточные совпадения
В стары годы на Горах росли леса кондовые, местами досель они уцелели, больше по тем местам, где чуваши́, черемиса да мордва
живут. Любят те племена леса дремучие да рощи темные, ни один из них без ну́жды деревцá не тронет; рони́ть лес без пути, по-ихнему, грех великий, по старинному их закону: лес — жилище
богов. Лес истреблять — Божество оскорблять, его дом разорять, кару на себя накликать. Так думает мордвин, так думают и черемис, и чувашин.
В чести бы да
в славе
пожить, а
Бог и душа — наплевать им!..
— К
Богу и ко всему, что
живет в нем, — отвечала Марья Ивановна. — А духовного супруга он сам укажет…
И привел
Бог Матрену Васильевну
в стряпках
жить у хановых жен.
— Этого мне никак сделать нельзя, сударыня Варвара Петровна. Как же можно из дядина дома уйти? — пригорюнившись, с навернувшимися на глазах слезами, сказала Лукерьюшка. — Намедни по вашему приказанью попросилась было я у него
в богадельню-то, так он и слышать не хочет, ругается.
Живи, говорит, у меня до поры до времени, и, ежель выпадет случай, устрою тебя. Сначала, говорит, потрудись, поработай на меня, а там, даст
Бог, так сделаю, что будешь
жить своим домком…
Ты на месте на святом, над чисты́м ключом, устрояй Божий дом, буду я,
Бог,
жить в нем…
Ай вы, девушки, девицы,
Вы, духовные сестрицы,
Когда
Богом занялись,
Служить ему задались —
Вы служите, не робейте,
Живу воду сами пейте,
На землю ее не лейте,
Не извольте унывать,
А на
Бога уповать,
Рая
в нем ожидать.
— Грому на вас нет! — стоя на своей палубе, вскричал Марко Данилыч, когда тот караван длинным строем ставился вдоль по Оке. — Завладали молокососы рыбной частью! — ворчал он
в досаде. — Что ни помню себя, никогда больше такого каравана на Гребновской не бывало… Не дай вам
Бог торгов, не дай барышей!.. Новости затеяли заводить!.. Дуй вас горой!.. Умничать задумали, ровно мы, старые поседелые рыбники, дураками до вас
жили набитыми.
— Да вам бы, почтеннейший Дмитрий Петрович, ей-Богу, не грешно было по-дружески со мной обойтись, — мягко и вкрадчиво заговорил Смолокуров. — Хоть попомнили бы, как мы с вами
в прошлом году дружелюбно
жили здесь, у Макарья. Опять же ввек не забуду я вашей милости, как вы меня от больших убытков избавили, — помните, показали
в Рыбном трактире письмо из Петербурга. Завсегда помню выше благодеяние и во всякое время желаю заслужить…
Три пота слило с Василья Борисыча, покамест не справился он с крестильной кашей. Ни
жив ни мертв сидит за столом, охает громче и громче, хоть
в слезы да
в рыданья, так
в ту же бы пору. Но
Бог его не оставил, помог ему совладать с горшком.
Рассказывают, что на гору Городину сходил
бог Саваоф, под именем «верховного гостя», что долгое время
жил он среди людей Божьих, и недавно еще было новое его сошествие
в виде иерусалимского старца.
— Иногда это и у нас бывает, — после продолжительного молчанья сказал Николай Александрыч. — Неподалеку отсюда есть монастырь, Княж-Хабаров называется:
живет в нем чернец Софронушка. Юродивый он, разумного слова никто от него не слыхал. Иногда бывает он у нас на соборах и, придя
в восторг,
Бог его знает, какие слова говорит.
Одно знаю — где муж с женой
в ладу да
в совете
живут, по добру да по правде,
в той семье сам
Бог живет.
—
Живу, пока
Бог грехам терпит, — тихо промолвила Дарья Сергевна. — Вы как,
в своем здоровье, Никифор Захарыч? — прибавила она.
Жили мы
в довольстве,
жили да
Бога благодарили…
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по
жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Потупился, задумался, //
В тележке сидя, поп // И молвил: — Православные! // Роптать на
Бога грех, // Несу мой крест с терпением, //
Живу… а как? Послушайте! // Скажу вам правду-истину, // А вы крестьянским разумом // Смекайте! — // «Начинай!»
«Я, воспитанный
в понятии
Бога, христианином, наполнив всю свою жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я
живу. А как только наступает важная минута жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».
«Не для нужд своих
жить, а для
Бога. Для какого
Бога? И что можно сказать бессмысленнее того, что он сказал? Он сказал, что не надо
жить для своих нужд, то есть что не надо
жить для того, что мы понимаем, к чему нас влечет, чего нам хочется, а надо
жить для чего-то непонятного, для
Бога, которого никто ни понять, ни определить не может. И что же? Я не понял этих бессмысленных слов Федора? А поняв, усумнился
в их справедливости? нашел их глупыми, неясными, неточными?».
— Мне совестно наложить на вас такую неприятную комиссию, потому что одно изъяснение с таким человеком для меня уже неприятная комиссия. Надобно вам сказать, что он из простых, мелкопоместных дворян нашей губернии, выслужился
в Петербурге, вышел кое-как
в люди, женившись там на чьей-то побочной дочери, и заважничал. Задает здесь тоны. Да у нас
в губернии, слава
богу, народ
живет не глупый: мода нам не указ, а Петербург — не церковь.