Неточные совпадения
Нежно поглядывая на Дунюшку, рассказывал он Марку Данилычу, что приехал уж с неделю и пробудет на ярманке до флагов, что он, после того как виделись на празднике у Манефы, дома в Казани еще не бывал, что поехал тогда
по делам в Ярославль да в Москву, там вздумалось ему прокатиться
по новой еще тогда железной дороге, сел, поехал, попал в Петербург, да там и застрял на целый
месяц.
— Дурни!.. Хоть бы и вовсе заборов не было, и задатков ежели бы вы не взяли, все же сходнее сбежать. Ярманке еще целый
месяц стоять — плохо-плохо четвертную заработаешь, а без пачпорта-то тебя водяной в острог засадит да
по этапу оттуда. Разве к зи́ме до домов-то доплететесь… Плюнуть бы вам, братцы слепые!.. Эй, помя́нете мое слово!..
— Врать, что ли, я стану тебе?.. Вчера начались продажи малыми партиями. Седов продал тысячи полторы, Сусалин тысячу. Брали
по два
по шести гривен, сроки двенадцать
месяцев, уплата на предбудущей Макарьевской… За наличные — гривна скидки. Только мало наличных-то предвидится… Разве Орошин вздумает скупать. Только ежели с ним захочешь дело вести, так гляди в оба, а ухо держи востро.
Седьмой час после полудня настал, закатáлось в сизую тучу красное солнышко, разливалась
по вскраю небесному заря алая, выплывал кверху светел
месяц.
Недели через две Герасим читал уж
по складам, через
месяц по толкам, часовник живо прочел…
— Вот и хорошо, вот и прекрасно, ты мне и пополнишь, — молвил на то Смолокуров. — А то на мои именины, на Марка Евангелиста, двадцать пятое число апреля
месяца, ежели когда у меня на дому служба справляется, правят ее
по «Общей минеи» — апостолам службу, а самому-то ангелу моему, Марку Евангелисту, служить и не
по чем.
— Получил, — ответил Смолокуров. — Точно что получил. Что ж из того?… Мне твоих денег, любезный друг, не надо, обижать тебя я никогда не обижу. Учет
по завтрашний день учиним; сколько доведется с тебя за этот
месяц со днями процентов получить, а остальное, что тобой лишнего заплачено из капитала, вычту, тем и делу конец.
— А Господь их знает. Шел на службу, были и сродники, а теперь кто их знает. Целый год гнали нас до полков, двадцать пять лет верой и правдой Богу и великому государю служил, без малого три года отставка не выходила, теперь вот четвертый
месяц по матушке России шагаю, а как дойду до родимой сторонушки, будет ровно тридцать годов, как я ушел из нее… Где, чать, найти сродников? Старые, поди, подобрались, примерли, которые новые народились — те не знают меня.
— Да, должно быть, ей скучно, бедненькой, — заметила Марья Ивановна. — А знаете ли, что мне пришло в голову, — прибавила она, немножко повременя. — Как-то вы мне говорили, что вам куда-то
по делам нужно ехать. На
месяц, помнится?
— Отпустите, Марко Данилыч, — продолжала Марья Ивановна. — Каково в самом деле целый
месяц ей одной быть. Конечно, при ней Дарья Сергевна останется, да ведь у нее и без того сколько забот
по хозяйству. Дунюшке одной придется скучать.
После этого разговора Строинский
по целым ночам просиживал с унтер-офицером и мало-помалу проникал в «тайну сокровенную».
Месяцев через восемь тот же унтер-офицер ввел его в Бендерах в сионскую горницу. Там все были одеты в белые рубахи, все с зелеными ветвями в руках; были тут мужчины и женщины. С венком из цветов на голове встретил Строинского при входе пророк. Грозно, даже грубо спросил он...
Сделайте такое ваше одолжение — сейчас же бы заключили мы с вами условие: третью долю наличными тут же вы бы с меня получили, другую,
по вашему условию, оставили бы до предбудущей ярманки, а третью потерпите
месяцев шесть — на ростовской бы с вами полный расчет учинил…
Поехал
по должникам — шестьдесят тысяч должны были они ему выплатить, но до срока платежа еще
месяц оставался.
В самом деле, Меркулов с Веденеевым на вырученные деньги тотчас накупили азиатских товаров, а потом быстро распродали их за наличные калмыкам и
по киргизской степи и в какие-нибудь три
месяца оборотили свой капитал. Вырученные деньги в степях же остались — там накупили они пушного товара, всякого сырья, а к Рождеству распродали скупленное
по заводам. Значит, еще оборот.
Полный
месяц, то и дело выходя из туч, разливал серебристый свет
по долине, сверкал в струйках Святого ключа и озарял новые, еще белые постройки.
Меж тем гроза миновалась, перестал и дождик. Рассеянные тучки быстро неслись
по́ небу, лишь изредка застилая полный
месяц. Скоро и тучки сбежали с неба, стало совсем светло… Дарья Сергевна велела Василью Фадееву лошадей запрягать. Как ни уговаривала ее Аграфена Ивановна остаться до утра, как ни упрашивали ее о том и Аннушка с Даренушкой, она не осталась. Хотелось ей скорей домой воротиться и обо всем, что узнала, рассказать Марку Данилычу.
— Каждая по-своему распорядилась, — отвечал Патап Максимыч. — Сестрица моя любезная три дома в городу-то построила, ни одного не трогает, ни ломать, ни продавать не хочет. Ловкая старица. Много такого знает, чего никто не знает. Из Питера да из Москвы в
месяц раза
по два к ней письма приходят. Есть у нее что-нибудь на уме, коли не продает строенья. А покупатели есть, выгодные цены дают, а она и слышать не хочет. Что-нибудь смекает. Она ведь лишнего шага не ступит, лишнего слова не скажет. Хитрая!
А сам думает: «Положили бы целковых сотнягу на
месяц, куда бы ни шло, можно бы было решиться. Тогда ежели где и редкостное выпадет, можно послать Иванушку, он наторел и
по книгам, и
по иконной части, и
по редкостным вещам. Удатливая головушка! Хорошо, ежели бы столько положили. Да не дадут. Шутка сказать, тысяча двести целковых на год… Не дадут — это все одно мое рассужденье».
— Скажите
по совести, много ли в
месяц барыша получаете?
— Так вот какой разговор будет у нас — сказал Патап Максимыч. — Авдотья Марковна даст вам не две, а две с половиной тысячи за хлопоты ваши и за распоряжения
по здешнему хозяйству. И будете ли вы ее делами заниматься
месяц ли, два ли, целый год, все равно получите сполна две тысячи с половиной целковых. Согласны?
Чубалов не ожидал этого. И на сто рублей в
месяц не надеялся, а тут вдруг две с половиной тысячи.
По стольку ни в один год он не получал. По-прежнему сидел, опустя голову и не зная, что отвечать.
— По-моему, вот бы как, — ответила Аграфена Петровна. — Нанять в городе большую, просторную квартиру на
месяц либо на два и перед свадьбой туда всем переехать. Оттуда отпустим и невесту.
— Увидите и не узнаете прежнюю Фленушку, — говорила Таисея. — Ровно восемь
месяцев, как она уж в инокинях. Все под руку подобрала, никто в обители без позволения ее шагу сделать не может. Строга была Манефа, а эта еще строже; как сам знаешь, первая была проказница и заводчица всех проказ, а теперь совсем другая стала; теперь вздумай-ка белица мирскую песню запеть, то́тчас ее под начал, да еще, пожалуй, в чулан. Все у нее ходят, как линь
по дну. Ты когда идти к ней сбираешься?
И за мое мастерство и за мой добрый обычай, как сына, возлюбил меня Чапурин, и немного
месяцев прошло после того, как я у него водворился, он через мои руки доставил отцу моему столько денег, что тот на них мог устроиться по-прежнему.