Неточные совпадения
Издревле
та сторона была крыта лесами дремучими, сидели в них мордва, черемиса, булгары, буртасы и другие язы́ки чужеродные; лет за пятьсот и поболе
того русские люди стали селиться в
той стороне. Константин Васильевич, великий князь Суздальский, в половине XIV
века перенес свой стол из Суздаля в Нижний Новгород, назвал из чужих княжений русских людей и расселил их по Волге, по Оке и по Кудьме. Так летопись говорит, а народные преданья вот что сказывают...
То-то и есть: молодые-то люди что новы горшки —
то и дело бьются, а наш-от старый горшок хоть берестой повит, да три
века живет.
— По нынешним обстоятельствам нашему брату чем ни торгуй, без Питера невозможно, — ответил Никита Федорыч. — Ежели дома на Волге
век свой сидеть, не
то чтобы нажить что-нибудь, а и
то, что после батюшки покойника осталось, не увидишь, как все уплывет.
Даже
тот, кто на свадьбе в поезжанах был,
век свой новобрачным кумом, а их родителям сватом причитается.
С кем
век изжила,
те по сторонам расходись, живи с ними врозь и наперед знай, что в здешнем свете ни с кем из них не увидишься!..
— Какое же тут богохульство? — с живостью возразил Зиновий Алексеич. — Год на год,
век на
век не подходят. Всякому времени довлеет злоба его. Тогда надо было кабалу, теперь другое дело. Тогда кабала была делом благословенным, теперь не
то.
Тихо, мирно пообедали и весело провели остаток дня. Сбирались было ехать на ярманку, но небо стало заволакивать, и свежий ветер потянул. Волга заволновалась, по оконным стеклам застучали крупные капли дождя. Остались, и рад был
тому Дмитрий Петрович. Так легко, так отрадно было ему.
Век бы гостить у Дорониных.
После, долго после
того, как Брайтон подарил ему эти часы, один магистр-протопоп сказал ему, что писано на них по-гречески: «éос тис синтелиас
ту эо́нос», что в этой надписи таится великий смысл и что по-русски она значит: «до скончания
века», а треугольник с кольцом — знак масонов…
— Местá куплены, лес заготовлен, стройка началась, под крышу вывели, скоро зачнут и тесом крыть, — говорила Манефа. — Думала осенью перебраться, да хлопоты задержали, дела. Бог даст, видно, уж по весне придется перевозиться, ежели Господь
веку продлит. А
тем временем и решенье насчет наших обстоятельств повернее узнаем.
Все ворота затворены, иные даже заперты, а на притолоке у каждых почти прибит на белой бумажке медный крест, и, кроме
того, записочка с полууставною надписью: «Христос с нами уставися,
той же вчера и днесь и во
веки веков.
Абрам принял родительское тягло, но
тех полос, что удобрены были бычками покойника Силы Чубалова, мир возвратить не пожелал, а отрезал воротившемуся в общину тяглецу самые худые полосы из запольных, куда спокон
веку ни одной телеги навоза не вывозили.
Там в непомерной тесноте, в непролазной грязи во время ненастья, в непроглядных тучах пыли во время ветра при сухой погоде, издавна вели розничный торг красным товаром вязниковские и ковровские офени, ходебщики, коробейники и
те краснорядцы, что
век свой разъезжают со своим всегда ходким товаром по деревенским ярманкам и по сельским базарам.
Так кормятся миршенцы, но у них, как и везде, барыши достаются не рабочему люду, а скупщикам да хозяевам точильных мельниц, да
тем еще, что железо сотнями пудов либо пеньку сотнями возов покупают. Работая из-за низкой платы, бедняки
век свой живут ровно в кабале, выбиться из нее и подумать не смеют.
Путного мужа по твоему сиротству и по бедноте тебе не найти, попадется какой-нибудь озорник,
век будет над тобой потешаться, станет пить да тебя же бить, ломаться над тобой: «
То сделай да это подай, это не ладно, да и
то не по-моему!» А все из озорства, чтобы только над тобой надругаться…
Знал он, что в пустыне ему не живать, что проводить жизнь, подобную жизни отшельников первых
веков христианства, теперь невозможно; знал и
то, что подвиг мученичества теперь больше немыслим, ни страданий, ни смертных казней за Христа не стало.
Век свой после
того ни в каком монастыре порога не переступит».
Княж-Хабаров монастырь был основан больше двух с половиной
веков тому назад.
Не новое сказала ты, Дунюшка; восьмнадцать
веков тому назад… рабами лукавого твое слово было уж сказано.
Нельзя
тому быть, чтоб не покарал он его в сем
веке и в будущем.
— Земля холодная, неродимая, к
тому ж все лето туманы стоят да холодные росы падают. На что яблоки, и
те не родятся. Не раз пытался я
того, другого развести, денег не жалел, а не добился ни до чего. Вот ваши места так истинно благодать Господня. Чего только нет? Ехал я сюда на пароходе, глядел на ваши береговые горы: все-то вишенье, все-то яблони да разные ягодные кусты. А у нас весь свой
век просиди в лесах да не побывай на горах, ни за что не поймешь, какова на земле Божья благодать бывает.
То же бывало и в исступленных сектах первых
веков христианства.
— А к какому шайтану уедешь? — возразил Патап Максимыч. — Сам же говоришь, что деваться тебе некуда.
Век тебе на моей шее сидеть, другого места во всем свете нет для тебя. Живи с женой, терпи, а к девкам на посиделки и думать не смей ходить. Не
то вспорю. Вот перед истинным Богом говорю тебе, что вспорю беспременно. Помни это, из головы не выкидывай.
Неточные совпадения
Потом свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу в ней
тьма тём, // А ни в одной-то душеньке // Спокон
веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О время, время новое! // Ты тоже в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
В
той ли вотчине припеваючи // Доживает
век аммирал-вдовец, // И вручает он, умираючи, // Глебу-старосте золотой ларец.
Под песню
ту удалую // Раздумалась, расплакалась // Молодушка одна: // «Мой
век — что день без солнышка, // Мой
век — что ночь без месяца, // А я, млада-младешенька, // Что борзый конь на привязи, // Что ласточка без крыл! // Мой старый муж, ревнивый муж, // Напился пьян, храпом храпит, // Меня, младу-младешеньку, // И сонный сторожит!» // Так плакалась молодушка // Да с возу вдруг и спрыгнула! // «Куда?» — кричит ревнивый муж, // Привстал — и бабу за косу, // Как редьку за вихор!
А если и действительно // Свой долг мы ложно поняли // И наше назначение // Не в
том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью // И жить чужим трудом, // Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную // И думал
век так жить… // И вдруг… Владыко праведный!..»
Мой предок Оболдуй // Впервые поминается // В старинных русских грамотах // Два
века с половиною // Назад
тому.