Неточные совпадения
— Сережа!.. — обратилась Александра Григорьевна к сыну. — Отчего ты
Пашу не занимаешь?.. Поди, покажи ему на пруду, как рыбки по звонку выходят… Soyez donc aimable! [
Будьте же любезны! (франц.).] — прибавила она по-французски.
— Нет, — отвечал
Паша угрюмо, — у меня учитель
был, но он уехал; меня завтра везут в гимназию.
— Прощай, мой ангел! — обратилась она потом к
Паше. — Дай я тебя перекрещу, как перекрестила бы тебя родная мать; не меньше ее желаю тебе счастья. Вот, Сергей, завещаю тебе отныне и навсегда, что ежели когда-нибудь этот мальчик, который со временем
будет большой, обратится к тебе (по службе ли, с денежной ли нуждой), не смей ни минуты ему отказывать и сделай все, что
будет в твоей возможности, — это приказывает тебе твоя мать.
Пашу всегда очень интересовало, что как это отцу не
было скучно, и он не уставал так долго стоять на ногах.
От этих мыслей
Паша, взглянув на красный двор, перешел к другим: сколько раз он по нему бегал, сидя на палочке верхом, и крепко-крепко тянул веревочку, которою, как бы уздою,
была взнуздана палочка, и воображал, что это лошадь под ним бесится и разбивает его…
Паша сначала не обратил большого внимания на это известие; но тетенька действительно приехала, и привезенный ею сынок ее — братец Сашенька — оказался почти ровесником Павлу: такой же
был черненький мальчик и с необыкновенно востренькими и плутоватыми глазками.
Павлу очень
было жаль их, однакож он не утерпел и, упросив Сашу зарядить ему ружье, выстрелил во вновь прилетевшую стаю; и у него тоже один воробышек упал; радости
Паши при этом пределов не
было!
Чем выше все они стали подниматься по лестнице, тем
Паша сильнее начал чувствовать
запах французского табаку, который обыкновенно нюхал его дядя. В высокой и пространной комнате, перед письменным столом, на покойных вольтеровских креслах сидел Еспер Иваныч. Он
был в колпаке, с поднятыми на лоб очками, в легоньком холстинковом халате и в мягких сафьянных сапогах. Лицо его дышало умом и добродушием и напоминало собою несколько лицо Вальтер-Скотта.
— Где жить
будет у тебя
Паша? — спросил Еспер Иваныч полковника.
Анна Гавриловна еще несколько раз входила к ним, едва упросила
Пашу сойти вниз покушать чего-нибудь. Еспер Иваныч никогда не ужинал, и вообще он прихотливо, но очень мало,
ел.
Паша, возвратясь наверх, опять принялся за прежнее дело, и таким образом они читали часов до двух ночи. Наконец Еспер Иваныч погасил у себя свечку и велел сделать то же и Павлу, хотя тому еще и хотелось почитать.
По вечерам, — когда полковник,
выпив рюмку — другую водки, начинал горячо толковать с Анной Гавриловной о хозяйстве, а
Паша, засветив свечку, отправлялся наверх читать, — Еспер Иваныч, разоблаченный уже из сюртука в халат, со щегольской гитарой в руках, укладывался в гостиной, освещенной только лунным светом, на диван и начинал негромко наигрывать разные трудные арии; он отлично играл на гитаре, и вообще видно
было, что вся жизнь Имплева имела какой-то поэтический и меланхолический оттенок: частое погружение в самого себя, чтение, музыка, размышление о разных ученых предметах и, наконец, благородные и возвышенные отношения к женщине — всегда составляли лучшую усладу его жизни.
— На-ка вот тебе, — сказал он, подавая его
Паше: — тут
есть три-четыре рыжичка; если тебе захочется полакомиться, — книжку какую-нибудь купить, в театр сходить, — ты загляни в эту шапочку, к тебе и выскочит оттуда штучка, на которую ты можешь все это приобресть.
Затем отпер их и отворил перед Вихровыми дверь. Холодная, неприятная сырость
пахнула на них. Стены в комнатах
были какого-то дикого и мрачного цвета; пол грязный и покоробившийся; но больше всего Павла удивили подоконники: они такие
были широкие, что он на них мог почти улечься поперек; он никогда еще во всю жизнь свою не бывал ни в одном каменном доме.
— Это вот квартира вам, — продолжал полковник, показывая на комнату: — а это вот человек при вас останется (полковник показал на Ваньку); малый он у меня смирный;
Паша его любит; служить он вам
будет усердно.
С новым товарищем своим он все как-то мало сближался, потому что тот целые дни
был каким-нибудь своим делом занят и вообще очень холодно относился к
Паше, так что они даже говорили друг другу «вы».
Он переделан
был из кожевенного завода, и до сих пор еще сохранил
запах дубильного начала, которым пропитаны
были его стены.
Петр, видимо, выбился из сил, не зная, как и куда направлять лошадей; те, в свою очередь,
были все в пене; но в воздухе
было превосходно: солнце сильно пекло, повсюду
пахнуло каким-то теплом и весной.
Подходя к самому монастырю, путники наши действительно увидели очень много монахов в поле; некоторые из них в рубашках, а другие в худеньких черных подрясниках —
пахали; двое севцов сеяло, а рыжий монах, в клобуке и подряснике поновее, должно
быть, казначей, стоял у телеги с семянами.
— Позвольте, я сам
буду допрашивать и писать, — сказал он, почти насильно вырывая у Миротворского перо и садясь писать: во-первых, в осмотре он написал, что подлобники хотя и
были раскиданы, но домовладелец объяснил, что они у него всегда так лежат, потому что на них молятся его домашние, что ладаном хотя и
пахнуло, но дыма, который бы свидетельствовал о недавнем курении, не
было, — в потолке две тесины, по показанию хозяина,
были не новые.
Это
был огромный мужик, с страшно загорелым лицом и шеей, так что шивороток у него
был почти в воспалительном состоянии; на ногах у него
были кожаные башмаки, привязанные крепко увитыми на голенях ремнями; кафтан серый и в заплатах, и от всего его
пахнуло сильно сыростью, точно от гриба какого-нибудь.
Покуда священник говорил все это суровым голосом, а Вихров слушал его, — они, как нарочно, проезжали по чрезвычайно веселой местности: то по небольшому сосновому леску, необыкновенно чистому и редкому, так что в нем можно
было гулять — как в роще; то по низким полянам, с которых сильно их обдавало
запахом трав и цветов.
— Песни можно сочинять всякие-с!.. — отвечал он ему с ударением. — А надобно самому тут
быть и понюхать, чем
пахнет. Бывало, в нас жарят, как в стадо баранов, загнанное в загородь, а нам и отвечать нечем, потому что у нас пороху зерна нет; тут не то что уж от картечи, а от одной злости умрешь.
Неточные совпадения
Есть против этого средства, если уж это действительно, как он говорит, у него природный
запах: можно ему посоветовать
есть лук, или чеснок, или что-нибудь другое.
— // То добрый
был, сговорчивый, // То злился, привередничал, // Пугал нас: — Не
паши, // Не сей, крестьянин!
Пахом приподнял «счастие» // И, крякнувши порядочно, // Работнику поднес: // «Ну, веско! а не
будет ли // Носиться с этим счастием // Под старость тяжело?..»
В воротах с ними встретился // Лакей, какой-то буркою // Прикрытый: «Вам кого? // Помещик за границею, // А управитель при смерти!..» — // И спину показал. // Крестьяне наши прыснули: // По всей спине дворового //
Был нарисован лев. // «Ну, штука!» Долго спорили, // Что за наряд диковинный, // Пока
Пахом догадливый // Загадки не решил: // «Холуй хитер: стащит ковер, // В ковре дыру проделает, // В дыру просунет голову // Да и гуляет так!..»
Косушки по три
выпили, //
Поели — и заспорили // Опять: кому жить весело, // Вольготно на Руси? // Роман кричит: помещику, // Демьян кричит: чиновнику, // Лука кричит: попу; // Купчине толстопузому, — // Кричат братаны Губины, // Иван и Митродор; //
Пахом кричит: светлейшему // Вельможному боярину, // Министру государеву, // А Пров кричит: царю!