Неточные совпадения
— Стыдно вам,
полковник, стыдно!.. — говорила, горячась, Александра Григорьевна Вихрову. — Сами вы прослужили тридцать лет престолу и отечеству и не
хотите сына вашего посвятить тому же!
Она по-прежнему была в оборванном сарафанишке и с босыми расцарапанными ногами и по-прежнему
хотела, кажется, по преимуществу поразить
полковника.
Полковник остался окончательно доволен Симоновым. Потирая от удовольствия руки, что обеспечил таким образом материальную сторону своего птенчика, он не
хотел медлить заботами и о духовной стороне его жизни.
— Это что такое еще он выдумал? — произнес
полковник, и в старческом воображении его начала рисоваться картина, совершенно извращавшая все составленные им планы: сын теперь
хочет уехать в Москву, бог знает сколько там денег будет проживать — сопьется, пожалуй, заболеет.
— Нет, не то, врешь, не то!.. — возразил
полковник, грозя Павлу пальцем, и не
хотел, кажется, далее продолжать своей мысли. — Я жизни, а не то что денег, не пожалею тебе; возьми вон мою голову, руби ее, коли надо она тебе! — прибавил он почти с всхлипыванием в голосе. Ему очень уж было обидно, что сын как будто бы совсем не понимает его горячей любви. — Не пятьсот рублей я тебе дам, а тысячу и полторы в год, только не одолжайся ничем дяденьке и изволь возвратить ему его деньги.
— Не
хочет вот в Демидовское! — отнесся
полковник к Александре Григорьевне, показав головой на сына. — В университет поступает!
— Не то что военным, а штатским — в том же чине, — объяснил
полковник. Говоря это, он
хотел несколько поверить сына.
В остальную часть дня Александра Григорьевна, сын ее, старик Захаревский и Захаревский старший сели играть в вист.
Полковник стал разговаривать с младшим Захаревским; несмотря на то, что сына не
хотел отдать в военную, он, однако, кадетов очень любил.
— Спать вы можете, если
хотите, в сенях, в чулане, на наших даже перинах, — разрешил ему
полковник.
— А я
хочу — на свои! — прикрикнул
полковник. Он полагал, что на сына временно нашла эта блажь, а потому он
хотел его потешить. — Кирьян! — крикнул он.
Вихров глядел на него с некоторым недоумением: он тут только заметил, что его превосходительство был сильно простоват; затем он посмотрел и на Мари. Та старательно намазывала масло на хлеб,
хотя этого хлеба никому и не нужно было. Эйсмонд, как все замечали, гораздо казался умнее, когда был
полковником, но как произвели его в генералы, так и поглупел… Это, впрочем, тогда было почти общим явлением: развязнее, что ли, эти господа становились в этих чинах и больше высказывались…
— Я вот к вам поэтому,
полковник, и приехал: не можете ли вы узнать, за что я, собственно, обвинен и что, наконец, со мной
хотят делать?
И я все по всей святой правде ответил, что такая была повсеместно говурка, и я желал отличиться и получить орден, в чем мне и господин
полковник хотел оказать поддержку, но паны, мабуть, взяли это за лживое и переглянулись с улыбкой, а меня спросили: «Зачем же вы не надлежащее лицо взяли?» Я отвечал: «По ошибке, и прошу в том помиловать, ибо он скакал в греческой шляпе».
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не
хочу после… Мне только одно слово: что он,
полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
— Нет, но как
хотите, князь, интересны их учреждения, — сказал
полковник.
Чичиков занялся с Николашей. Николаша был говорлив. Он рассказал, что у них в гимназии не очень хорошо учат, что больше благоволят к тем, которых маменьки шлют побогаче подарки, что в городе стоит Ингерманландский гусарский полк; что у ротмистра Ветвицкого лучше лошадь, нежели у самого
полковника,
хотя поручик Взъемцев ездит гораздо его почище.
— Пан
полковник, пан
полковник! — говорил жид поспешным и прерывистым голосом, как будто бы
хотел объявить дело не совсем пустое. — Я был в городе, пан
полковник!
У папеньки Катерины Ивановны, который был
полковник и чуть-чуть не губернатор, стол накрывался иной раз на сорок персон, так что какую-нибудь Амалию Ивановну, или, лучше сказать, Людвиговну, туда и на кухню бы не пустили…» Впрочем, Катерина Ивановна положила до времени не высказывать своих чувств,
хотя и решила в своем сердце, что Амалию Ивановну непременно надо будет сегодня же осадить и напомнить ей ее настоящее место, а то она бог знает что об себе замечтает, покамест же обошлась с ней только холодно.