Неточные совпадения
Все эти слова
солдата и вид комнат неприятно подействовали на Павла; не без горести он вспомнил их светленький, чистенький и совершенно уже не страшный деревенский домик. Ванька между тем расхрабрился: видя, что
солдат, должно
быть, очень барина его испугался, — принялся понукать им и наставления ему давать.
— А ты вот что скажи мне, — продолжал полковник, очень довольный бойкими ответами
солдата, —
есть ли у тебя жена?
— Эка прелесть, эка умница этот
солдат!.. — восклицал полковник вслух: — то
есть, я вам скажу, — за одного
солдата нельзя взять двадцати дворовых!
Отчего Павел чувствовал удовольствие, видя, как Плавин чисто и отчетливо выводил карандашом линии, — как у него выходило на бумаге совершенно то же самое, что
было и на оригинале, — он не мог дать себе отчета, но все-таки наслаждение ощущал великое; и вряд ли не то ли же самое чувство разделял и
солдат Симонов, который с час уже пришел в комнаты и не уходил, а, подпершись рукою в бок, стоял и смотрел, как барчик рисует.
Читатель, вероятно, и не подозревает, что Симонов
был отличнейший и превосходнейший малый: смолоду красивый из себя, умный и расторопный, наконец в высшей степени честный я совершенно не пьяница, он, однако, прошел свой век незаметно, и даже в полку, посреди других
солдат, дураков и воришек, слыл так себе только за сносно хорошего
солдата.
— То
было, сударь, время, а теперь — другое: меня сейчас же, вон, полковой командир
солдату на руки отдал… «Пуще глазу, говорит, береги у меня этого дворянина!»; так тот меня и умоет, и причешет, и грамоте выучил, — разве нынче
есть такие начальники!
Полковник, начавший последнее время почти притрухивать сына, на это покачал только головой и вздохнул; и когда потом проводил, наконец, далеко еще не оправившегося Павла в Москву, то горести его пределов не
было: ему казалось, что у него нет уже больше сына, что тот умер и ненавидит его!.. Искаженное лицо
солдата беспрестанно мелькало перед глазами старика.
Я ему и говорю: «Коли, говорю,
солдаты больно хороши, так пусть бы с них баря оброки и брали, а то дворовые и мужики их
поят и кормят, а они их все бранят».
— А вот что такое военная служба!.. — воскликнул Александр Иванович, продолжая ходить и подходя по временам к водке и
выпивая по четверть рюмки. — Я-с
был девятнадцати лет от роду, титулярный советник, чиновник министерства иностранных дел, но когда в двенадцатом году моей матери объявили, что я поступил
солдатом в полк, она встала и перекрестилась: «Благодарю тебя, боже, — сказала она, — я узнаю в нем сына моего!»
— И Шиллер — сапожник: он выучился стихи писать и больше уж ничего не знает. Всякий немец — мастеровой: знает только мастерство; а русский, брат, так на все руки мастер. Его в
солдаты отдадут: «Что, спросят, умеешь на валторне играть?..» — «А гля че, говорит, не уметь — губы
есть!»
Он говорил, что сделает это; но как сделает — и сам еще не придумал; а между тем, по натуре своей, он не
был ни лгун, ни хвастун, и если бы нужно
было продать себя в
солдаты, так он продался бы и сделал, что обещал.
Катишь почти знала, что она не хороша собой, но она полагала, что у нее бюст
был очень хорош, и потому она любила на себя смотреть во весь рост… перед этим трюмо теперь она сняла с себя все платье и, оставшись в одном только белье и корсете, стала примеривать себе на голову цветы, и при этом так и этак поводила головой, делала глазки, улыбалась, зачем-то поднимала руками грудь свою вверх; затем вдруг вытянулась, как
солдат, и, ударив себя по лядвее рукою, начала маршировать перед зеркалом и даже приговаривала при этом: «Раз, два, раз, два!» Вообще в ней
были некоторые солдатские наклонности.
— Мнение народа сначала
было такое, что аки бы гарнизонные
солдаты, так как они и до того еще времени воровства много производили и убийство даже делали!.. А после слух в народе прошел, что это поляки, живущие в нашей губернии и злобствующие против России.
От Абреева Вихров прямо проехал в департамент к Плавину; положение его казалось ему унизительным, горьким и несносным. Довольно несмелою ногою вошел он на небольшую лесенку министерства и, как водится, сейчас же
был спрошен
солдатом...
Солдат ушел, и вслед за тем явился Дормидонт Иванович — старый, почтенный и, должно
быть, преисполнительный столоначальник.
Стряпчий взял у него бумагу и ушел. Вихров остальной день провел в тоске, проклиная и свою службу, и свою жизнь, и самого себя. Часов в одиннадцать у него в передней послышался шум шагов и бряцанье сабель и шпор, — это пришли к нему жандармы и полицейские
солдаты; хорошо, что Ивана не
было, а то бы он умер со страху, но и Груша тоже испугалась. Войдя к барину с встревоженным лицом, она сказала...
Ночь
была совершенно темная, а дорога страшная — гололедица. По выезде из города сейчас же надобно
было ехать проселком. Телега на каждом шагу готова
была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились.
Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
Острог помещался на самом конце города в частном доме и отличался от прочих зданий только тем, что имел около себя будку с
солдатом и все окна его
были с железными решетками.
—
Солдаты, надо
быть, беглые, — отвечал тот, — ну, и думают, что «пусть уж лучше, говорят, плетьми отжарят и на поселение сошлют, чем сквозь зеленую-то улицу гулять!»
Подошли мы таким манером часов в пять утра к селенью, выстроились там
солдаты в ширингу; мне велели стать в стороне и лошадей отпрячь; чтобы, знаете, они не испугались, как стрелять
будут; только вдруг это и видим: от селенья-то идет громада народу… икону, знаете, свою несут перед собой… с кольями, с вилами и с ружьями многие!..
Первое намерение начальника губернии
было, кажется, допечь моего героя неприятными делами. Не больше как через неделю Вихров, сидя у себя в комнате, увидел, что на двор к ним въехал на ломовом извозчике с кипами бумаг
солдат, в котором он узнал сторожа из канцелярии губернатора.
Вихров взял из рук
солдата предписание, в котором очень коротко
было сказано: «Препровождая к вашему благородию дело о поимке в Новоперховском уезде шайки разбойников, предписываю вам докончить оное и представить ко мне в самом непродолжительном времени обратно».
Два
солдата ввели есаула. Это
был горбатый мужичонко, с белокурой головой и белокурой бородой, в плечах широкий и совсем почти без шеи.
Разбойники с своими конвойными вышли вниз в избу, а вместо их другие конвойные ввели Елизавету Петрову. Она весело и улыбаясь вошла в комнату, занимаемую Вихровым; одета она
была в нанковую поддевку, в башмаки; на голове у ней
был новый, нарядный платок. Собой она
была очень красивая брюнетка и стройна станом. Вихров велел
солдату выйти и остался с ней наедине, чтобы она
была откровеннее.
—
Солдат, должно
быть, беглый; я пошел и землянку тут нашел, а он выскочил оттуда прямо на меня с ножом; я только что пистолетом отборонился и побежал, а эти черти, — прибавил он, указывая на мужиков, — хоть бы один пошевелился, — стоят только.
— Это точно, что наслышаны мы
были, что тут проживает беглый
солдат, — отвечал один мужик.
— Тут-с вот
есть Иван, что горничную убил у нас, — начал он, показывая в сторону головой, — он в остроге содержался; теперь это дело решили, чтобы ничего ему, и выпустили… Он тоже воротиться сюда по глупости боится. «Что, говорит, мне идти опять под гнев барина!.. Лучше позволили бы мне — я в
солдаты продамся, меня покупают».
Он
был заметно
выпивши и с сильно перекошенным лицом. Они все трое прямо полезли
было на лестницу, но
солдат их остановил.
Мужики и Иван остановились на крыльце; наконец, с лестницы сбежал голый человек. «Не приняли! Не приняли!» — кричал он, прихлопывая себя, и в таком виде хотел
было даже выбежать на улицу, но тот же
солдат его опять остановил.
В передней, из которой шла парадная лестница, он не увидел ни жандарма, ни полицейского
солдата, а его встретил благообразный швейцар; лестница вся уставлена
была цветами.
— Как же-с!.. Геройского духу
была девица!.. И нас ведь, знаете, не столько огнем и мечом морили, сколько тифом; такое прекрасное
было содержание и помещение… ну, и другие сестры милосердия не очень охотились в тифозные солдатские палатки; она первая вызвалась: «
Буду, говорит, служить русскому
солдату», — и в три дня, после того как
пить дала, заразилась и жизнь покончила!..