Домна Осиповна по наружности слушала Бегушева весьма внимательно; но в душе скучала и недоумевала: «
Бог знает, что такое он это говорит: деньги — зло, пагубная сила!» — думала она про себя и при этом была страшно утомлена, так что чрезвычайно обрадовалась, когда, наконец, часу в четвертом утра экипаж Бегушева повез ее на Таганку.
Неточные совпадения
— А
бог его
знает: никак не объясняет! — отвечала Домна Осиповна. Она, впрочем, вряд ли и больна была, а только так это говорила,
зная,
что Бегушеву нравятся болеющие женщины. — Главное, досадно,
что курить не позволяют! — присовокупила она.
— Вы, смотрите, недолго же здесь оставайтесь, а то вы, пожалуй,
бог вас
знает,
чего не наделаете с этими вашими дамами, — говорила она Янсутскому, когда он провожал ее в передней.
Домна Осиповна почти обмерла, услышав имя своего адвоката. С тех пор как он,
бог знает за
что, стянул с нее двадцать тысяч, она стала его ненавидеть и почти бояться.
— «Почтеннейший Григорий Мартынович! Случилась черт
знает какая оказия: третьего дня я получил от деда из Сибири письмо ругательное, как только можно себе вообразить, и все за то,
что я разошелся с женой; если, пишет, я не сойдусь с ней, так он лишит меня наследства, а это штука, как сам ты
знаешь, стоит миллионов пять серебром. Съезди,
бога ради, к Домне Осиповне и упроси ее, чтобы она позволила приехать к ней жить, и жить только для виду. Пусть старый хрыч думает,
что мы делаем по его».
— Граф Хвостиков приезжал ко мне… Он в отчаянии и рассказывает про Янсутского такие вещи,
что поверить трудно: конечно, Янсутский потерял много состояния в делах у Хмурина, но не разорился же совершенно, а между тем он до такой степени стал мало выдавать Лизе денег,
что у нее каких-нибудь шести целковых не было, чтобы купить себе ботинки… Кормил ее
бог знает какой дрянью… Она не выдержала наконец, переехала от него и будет существовать в номерах…
— Я много раз тебе говорила,
что пока я не могу кинуть мужа без надзора; ты должен понимать,
что он ребенок, а у него дед умирает, оставляя ему в наследство громадное состояние, которое без меня все прахом разлетится! А вот,
бог даст, я все это устрою, и пусть тогда он живет как
знает; я весь свой нравственный долг исполню тогда в отношении его!
— Муж мой, — начала она небрежным тоном, — дал мне странное поручение! Госпожа его все еще продолжает жить в моем доме… дурит
бог знает как… Михаилу Сергеичу написали об этом… (На последних словах Грохов на мгновение вскинул глаза на Домну Осиповну.) Он меня просит теперь вытурить ее из моей квартиры; я очень рада этому, но каким способом — недоумеваю: чрез квартального,
что ли?
—
Бог знает, до
чего вы договорились, ступайте спать, — сказал ему Бегушев.
— Еще бы, господи! — воскликнул Долгов. — Подите, куда пролез этот господин, а не
бог знает что такое! — прибавил он.
— Инвентарь не
бог знает что!.. Дело рук человеческих.
— Но Янсутский
бог знает что с меня потребует! — произнесла Домна Осиповна. Целый ад был вдвинут ей в душу этим советом Грохова. «
Что же это такое: собирать, копить, отказывать себе во многом, — все это затем, чтобы отдать свои средства черт
знает кому и за
что!..» — думалось ей.
Неточные совпадения
Осип. Да
что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться,
что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь
бог послал городничему, —
что выдает дочь свою не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще не было,
что может все сделать, все, все, все!
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама!
Бог знает что такое!
Почтмейстер. Сам не
знаю, неестественная сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не чувствовал. Не могу, не могу! слышу,
что не могу! тянет, так вот и тянет! В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил,
что и в гостинице все нехорошо, и к нему не поедет, и
что он не хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как
узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава
богу, все пошло хорошо.