Неточные совпадения
В его фигуре,
начиная с курчавой, значительно поседевшей
головы и весьма выразительного, подвижного лица до посадки всего тела, проглядывало что-то гордое и осанистое.
Янсутский покачал только с неудовольствием
головой и, встав со стула,
начал поправлять ремень у своей сабли.
Ему все трудней и трудней становилось существовать; но вдруг… — таково было счастливое свойство его организма — вдруг он почувствовал легкую испарину, и
голова его
начала несколько освежаться.
— До свиданья-с! — повторил и он ей, склоняя свою
голову к столу и
начиная внимательно смотреть на лежавшие на нем бумаги.
Грохов тоже сел и, наклонив несколько
голову свою вниз,
начал с расстановкой...
При мысли об этих тысячах у ней
голова даже
начинала мутиться, в глазах темнело, и, точно звездочки светлые, мелькала перед ней цифра — пятьсот тысяч; но препятствием ко всему этому стоял Бегушев.
Граф сел на диван и, закинув
голову назад,
начал добрым и в то же время сохраняющим достоинство тоном...
От окончательно прилившей крови к
голове Бегушев встал и
начал ходить по комнате.
Домна Осиповна
начала было умолять его, чтобы он посидел, но Бегушев, отрицательно мотнув
головой, поцеловал ее, и она заметила при этом, что глаза его были полны слез.
Когда все вошли в залу, то Мильшинский был еще там и, при проходе мимо него Тюменева, почтительно ему поклонился, а тот ему на его поклон едва склонил
голову: очень уж Мильшинский был ничтожен по своему служебному положению перед Тюменевым! На дачу согласились идти пешком. Тюменев пошел под руку с Меровой, а граф Хвостиков с Бегушевым. Граф шел с наклоненной
головой и очень печальный. Бегушеву казалось неделикатным
начать его расспрашивать о причине ареста, но тот, впрочем, сам заговорил об этом.
Хмурин, по-прежнему щеголевато одетый в длинный сюртук и с напомаженной
головой,
начал говорить свое последнее оправдательное слово.
В настоящем случае Хвостиков прямо продрал на Кузнецкий мост, где купил себе дюжину фуляровых платков с напечатанными на них нимфами, поглазел в окна магазинов живописи, зашел потом в кондитерскую к Трамбле, выпил там чашку шоколада, пробежал наскоро две — три газеты и
начал ломать
голову, куда бы ему пробраться с визитом.
Вышел священник и, склонив
голову немного вниз,
начал возглашать: «Господи, владыко живота моего!» Бегушев очень любил эту молитву, как одно из глубочайших лирических движений души человеческой, и сверх того высоко ценил ее по силе слова, в котором вылилось это движение; но когда он наклонился вместе с другими в землю, то подняться затруднился, и уж Маремьяша подбежала и помогла ему; красен он при этом сделался как рак и, не решившись повторять более поклона, опять сел на стул.
На последнюю фразу его Долгов одобрительно кивнул
головой и, зажегши папиросу не с того конца, с которого следует,
начал курить ее и в то же время отплевываться от попадающего ему в рот табаку.
Вскоре
начали привозить вещи, купленные Бегушевым для Меровой. Минодора принимала их и, несмотря на свою сдержанность, усмехалась и слегка покачивала
головою, а Маремьяша просто пришла в неистовство. Она опять вошла к Аделаиде Ивановне и гневным голосом выпечатала...
Домна Осиповна
начала было рассказывать свое дело; но у ней все перепуталось в
голове.
Веревкин только вздохнул и припал своим красным лицом к тарелке. После ботвиньи Привалов чувствовал себя совсем сытым, а в
голове начинало что-то приятно кружиться. Но Половодов время от времени вопросительно посматривал на дверь и весь просиял, когда наконец показался лакей с круглым блюдом, таинственно прикрытым салфеткой. Приняв блюдо, Половодов торжественно провозгласил, точно на блюде лежал новорожденный:
Тут кузнец присел к огромным мешкам, перевязал их крепче и готовился взвалить себе на плечи. Но заметно было, что его мысли гуляли бог знает где, иначе он бы услышал, как зашипел Чуб, когда волоса на голове его прикрутила завязавшая мешок веревка, и дюжий
голова начал было икать довольно явственно.
— Я не знаю… может быть, может быть; вы во многом правы, Евгений Павлович. Вы чрезвычайно умны, Евгений Павлович; ах, у меня
голова начинает опять болеть, пойдемте к ней! Ради бога, ради бога!
Неточные совпадения
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? —
начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою
голову и на твою важность!
«Ты
начал, так досказывай! // Ну, жили — не тужили вы, // Что ж дальше,
голова?»
На минуту Боголепов призадумался, как будто ему еще нужно было старый хмель из
головы вышибить. Но это было раздумье мгновенное. Вслед за тем он торопливо вынул из чернильницы перо, обсосал его, сплюнул, вцепился левой рукою в правую и
начал строчить:
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать
головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью
начала говорить с ним.
В маленьком грязном нумере, заплеванном по раскрашенным пано стен, за тонкою перегородкой которого слышался говор, в пропитанном удушливым запахом нечистот воздухе, на отодвинутой от стены кровати лежало покрытое одеялом тело. Одна рука этого тела была сверх одеяла, и огромная, как грабли, кисть этой руки непонятно была прикреплена к тонкой и ровной от
начала до средины длинной цевке.
Голова лежала боком на подушке. Левину видны были потные редкие волосы на висках и обтянутый, точно прозрачный лоб.