Неточные совпадения
«
Вот что
ты заставил
меня написать, любезный друг», — сказал он, видя, что
я несколько призадумался, выслушав его стихи, в которых поразило
меня окончание. В эту минуту подошел к нам Кайданов, — мы собирались в его класс. Пушкин и ему прочел свой рассказ.
Мой Надворный Суд не так дурен, как
я ожидал.
Вот две недели, что
я вступил в должность; трудов бездна, средств почти нет. На канцелярию и на жалование чиновников отпускается две тысячи с небольшим.
Ты можешь поэтому судить, что за народ служит, — и, следовательно, надо благодарить судьбу, если они что-нибудь делают.
Я им толкую о святости нашей обязанности и стараюсь собственным примером возбудить в них охоту и усердие.
Вот тебе, любезный Володя, все, что можно сказать в тесных пределах письма. Молю бога, чтоб
ты, кончивши благополучно поручение свое, порадовал скорее
меня своим приездом. Сколько нам нужно будет потолковать! Беседа твоя усладит
меня. Не знаю, что
ты думаешь? Не знаю, что
ты предпримешь?
Вот месяц, что
я к
тебе писал отсюда, друг Оболенский; в продолжение этого времени, долгого в разлуке,
ты, верно,
мне сказал словечко, но
я ничего не получал после письма твоего от 5 сентября, которым
ты меня порадовал в Тобольске.
Вот тебе сведения, не знаю, найдешь ли в них что-нибудь новое.
Я думаю,
тебе лучше бы всего через родных проситься на службу, как это сделал Александр Муравьев.
Ты еще молод и можешь найти полезную деятельность. Анненкова произвели в 14-й класс.
Ты знаешь сам, как лучше устроить. Во всяком случае, желаю
тебе успокоиться после тяжелых испытаний, которые
ты имел в продолжение последних восьми лет.
Я не смею касаться этих ран, чтобы не возобновить твоих болей.
Не знаю, сказал ли
я все, что хотелось бы сказать, но, кажется, довольно уже заставлять
тебя разбирать мою всегда спешную рукопись и уверять в том, что
ты и все вы знаете. На этот раз
я как-то изменил своему обычаю: меньше слов! — Они недостаточны для полных чувств между теми, которые хорошо друг друга понимают и умеют обмануть с лишком четвертьвековую разлуку. —
Вот истинная поэзия жизни!
Вот куда
меня забросила мечта, будто бы
я с
тобой говорю, —
ты, может быть, примешь
меня за сумасшедшего.
Вот куда бросилась мысль при самом начале, а сел к столу с тем, чтоб сказать
тебе, что
я 13 ноября получил твой листок от 31 августа с брошюрами, которые, верно, прислал мой Федернелко.
Вот уже две недели, как
я сказал
тебе, друг мой неуловимый, что посылка в моих руках…
В воскресенье получил
я, любезный друг Николай, твои листки от 16-го числа. Пожалуйста, никогда не извиняйся, что не писал.
Ты человек занятый и общественными и частными делами, то есть своими, — следовательно, время у
тебя на счету.
Вот я, например, ровно ничего не делаю и тут не успеваю с моей перепиской. Впрочем, на это свои причины и все одни и те же. Продолжается немощное мое положение. Марьино с самого нашего приезда без солнца, все дожди и сырость. Разлюбило
меня солнышко, а его-то
я и ищу!..
…Люблю
тебя более, когда
ты влюблена в
меня!
Вот тебе истина нагая. Но как сделать, чтобы
ты уверовала в эту правду? Авось поможет бог! Нельзя же, друг, чтобы
ты, наконец, не поверила
мне… Покоряюсь всему с любовью к
тебе, которая именно парит над подозрениями за старые мои, не оскорбляющие
тебя, мимолетные привязанности. Это достойно и праведно…
Третьего дня был у
меня брат Михайло.
Я рад был его видеть — это само собой разумеется, но рад был тоже и об
тебе услышать, любезный друг Нарышкин. Решительно не понимаю, что с
тобой сделалось.
Вот скоро два месяца, как мы виделись, и от
тебя ни слова. Между тем
ты мне обещал, проездом через Тулу, известить об Настеньке, которая теперь Настасья Кондратьевна Пущина. Признаюсь,
я думал, что
ты захворал, и несколько раз собирался писать, но с каждой почтой поджидал от
тебя инисиативы, чтоб потом откликнуться…
Вот тебе опять письмо барона. Любопытные дела с ним совершаются: —
Я ему давно не писал и еще откладываю до того времени, когда он отыщет свои права. [Права В. И. Штейнгейля на звание барона.]
Неточные совпадения
Аммос Федорович.
Вот тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Анна Андреевна. После?
Вот новости — после!
Я не хочу после…
Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку;
я сейчас».
Вот тебе и сейчас!
Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто
тебе делает гримасу, когда
ты отвернешься.
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к
тебе в дом целый полк на постой. А если что, велит запереть двери. «
Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а
вот ты у
меня, любезный, поешь селедки!»
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко…
Вот еще! смотри
ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Хлестаков.
Ты растолкуй ему сурьезно, что
мне нужно есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему, мужику, ничего, если не поесть день, так и другим тоже.
Вот новости!