Неточные совпадения
Помните ли
вы, как мы с
вами волновались? Это было так недавно. То расцветали надеждами, то увядали; то поднимали голову, как бы к чему-то прислушиваясь, то опускали ее долу, точно всё,
что нужно, услышали; то устремлялись вперед, то жались к сторонке… И бредили, бредили, бредили — без конца!
— Сидите —
вы! — сказали
вы мне, — а я пойду туда, куда влекут меня убеждения! Mais savez-vous, mon cher, que vous allez devenir pouilleux avec vos"сядем да посидим"… [Но знаете, дорогой мой,
что вы обовшивеете с вашими «сядем да посидим»… (франц.)]
Знаете ли
вы,
что такое"сок", милая тетенька?"Сок" — это то самое вещество, которое, будучи своевременно выпущено из человека, в одну минуту уничтожает в нем всякие"бреды"и возвращает его к пониманию действительности.
И вдруг, сам не помню как, такую высокую ноту взял,
что даже
вы всполошились и начали меня успокоивать!
Ах, тетенька! хоть я, при моих преклонных летах, более теоретик, нежели практик в такого рода делах, но мне кажется,
что если б
вы чуточку распространили вырезку в вашем лифе, то, клянусь, самый заматерелый pouilleux — и тот не только бы на процесс Засулич, но прямо в огонь за
вами пошел!
Голубушка! не вините меня! не говорите,
что я предаю
вас, сваливаю на
вас мою вину!
Одно меня утешает: ведь и
вы, мой друг, не лишены своего рода ссылок и оправдательных документов, которые можете предъявить едва ли даже не с большим успехом, нежели я — свои. В самом деле, виноваты ли
вы,
что ваша maniere de causer [манера беседовать (франц.)] так увлекательна? виноваты ли
вы,
что до сорока пяти лет сохранили атуры и контуры, от которых мгновенно шалеют les messieurs?
Но скорее всего, даже"рассмотрения"никакого мы с
вами не дождемся. Забыли об нас, мой друг, просто забыли — и все тут. А ежели не забыли, то, не истребовав объяснения, простили. Или же (тоже не истребовав объяснения) записали в книгу живота и при сем имеют в виду… Вот в скольких смыслах может быть обеспечено наше будущее существование. Не скрою от
вас,
что из них самый невыгодный смысл — третий. Но ведь как хотите, а мы его заслужили.
Впрочем, вся заслуга отрезвления (ибо я уверен,
что этот процесс уже совершился в
вас) на вашей, душенька, стороне. Я же как прежде был хорош, так и теперь хорош.
И в счастии и в несчастии мы всегда предваряем события. Да и воображение у нас какое-то испорченное: всегда провидит беду, а не благополучие. Еще и не пахло крестьянской волей, а мы уж кричали: эмансипация! Еще все по горло сыты были, а мы уж на всех перекрестках голосили: голод! голод! Ну, и докричались. И эмансипация и голод действительно пришли.
Что ж, легче,
что ли, от этого
вам, милая тетенька, стало?
Сколько мы, литераторы, волновались: нужно-де ясные насчет книгопечатания законы издать! Только я один говорил: и без них хорошо! По-моему и вышло: коли хорошо, так и без законов хорошо! А вот теперь посидим да помолчим — смотришь, и законы будут. Да такие ясные,
что небо с овчинку покажется. Ах, господа, господа! представляю себе, как
вам будет лестно, когда
вас,"по правилу", начнут в три кнута жарить!
Вон Франция намеднись какой-то дрянной Тунисишко захватила, а сколько из этого разговоров вышло? А отчего? Оттого, голубушка,
что не успели еще люди порядком наметиться, как кругом уж галденье пошло. Одни говорят: нужно взять! другие — не нужно брать! А кабы они чередом наметились да потихоньку дельце обделали: вот, мол,
вам в день ангела… с нами бог! — у кого же бы повернулся язык супротивное слово сказать?!
Человеку дан один язык, чтоб говорить, и два уха, чтобы слушать; но почему ему дан один нос, а не два — этого я уж не могу доложить, Ах, тетенька, тетенька! Говорили
вы, говорили, бредили-бредили — и
что вышло? Уехали теперь в деревню и стараетесь перед урядником образом мыслей щегольнуть. Да хорошо еще,
что хоть теперь-то за ум взялись: а
что было бы, если бы…
"Бредни"теперь все походя ругают, да ведь, по правде-то сказать, и похвалить их нельзя. Даже и
вы, я полагаю, как с урядником разговариваете… ах, тетенька! Кабы не было у
вас в ту пору этих прошивочек, давно бы я
вас на путь истинный обратил. А я вот заглядывался, глазами косил, да и довел дело до того,
что пришлось
вам в деревне спасаться! Бросьте, голубушка! Подумайте: раз бог спасет, в другой — спасет, а в третий, пожалуй, и не помилует.
Во всяком случае, голубушка, если
вы вздумаете наведаться в Петербург, то, пожалуйста, держите ухо востро. Представьте себе,
что вам завсегда сопутствует ваш добрый урядник — так и ведите себя. Потому
что неравно вдруг какой-нибудь доброволец закричит: караул!
Только они думают,
что без них это благополучие совершиться не может. Когда мы с
вами во время оно бреднями развлекались, нам как-то никогда на ум не приходило, с нами они осуществятся или без нас. Нам казалось,
что, коснувшись всех, они коснутся, конечно, и нас, но того, чтобы при сем утащить кусок пирога… сохрани бог! Но ведь то были бредни, мой друг, которые как пришли, так и ушли. А нынче — дело. Для дела люди нужны, а люди — вот они!
И все эти"искатели"друг друга подсиживают и ругательски друг друга ругают. Встретил я на днях Удава — он Дыбу ругает; встретил Дыбу — он Удава ругает. И тот и другой удостоверяют: вот помяните мое слово,
что ежели только он (имярек)"достигнет" — он
вам покажет, где раки зимуют!
Расскажите им,
что именно
вас мутит, — они сейчас все до ниточки на бобах разведут.
И станут издеваться над
вами, так
что в конце концов окажется,
что все они умники, а
вы одна между ними — дура дурой.
Но
что всего хуже, насмеяться-то они насмеются, а помочь не помогут. Потому
что хоть
вы, милая тетенька, и восклицаете; ах, ведь и я когда-то бредила! но все-таки понимаете,
что, полжизни пробредивши, нельзя сбросить с себя эту хмару так же легко, как сменяют старое, заношенное белье. А домочадцы ваши этого не понимают. Отроду они не бредили — оттого и внутри у них не скребет. А у
вас скребет.
Этого, тетенька, и начальство не требует, а
что касается до партикулярных людей, то, право, они совершенно равнодушно отнесутся к тому, какие высокие цели руководят
вами в этом случае, а будут только примечать,
что урядник новое кепе купил да усы фабрить начал.
И прозовут они
вас"урядницей", и так популяризируют эту кличку,
что вам проходу по деревне от нее не будет.
[Ты,
чего доброго, в конце концов заговоришь о панталонах… проказник! (франц.)] возмущаетесь
вы…
Однако ж, хоть
вы и возмущаетесь, но, в сущности, ведь не сердитесь… Ведь не сердитесь, милая? За
что же тут сердиться — ведь нынче все можно! В таких разговорах проходит день до вечера, а там — опять баиньки!
[Перестань! (франц.)] —
Что? не нравится
вам это напоминание, тетенька? все еще, видно, «бредни»-то в головке ходят!
Все это так умно и основательно,
что не согласиться с этими доводами значило бы навлекать на себя справедливый гнев. Но не могу не сказать,
что мне, как человеку, тронутому"бреднями", все-таки, по временам, представляются кое-какие возражения. И, прежде всего, следующее:
что же, однако, было бы хорошего, если б сарматы и скифы и доднесь гоняли бы Макаровых телят? Ведь, пожалуй, и мы с
вами паслись бы в таком случае где-нибудь на берегах Мьи? [Старинное название реки Мойки. (Прим. М. Е. Салтыкова-Щедрина)]
Эти прошивочки, сквозь которые пробивается нечто пленительно-розовое, — и они плод заблуждений, потому
что трудно даже представить себе, милая тетенька,
что вышло бы, если бы горькая необходимость заставила
вас украсить вашу грудку первымикружевами, сплетенными первойкружевницей (говорят, будто в Кадниковском уезде плетут хорошие кружева, не верьте этому, голубушка!).
А у нас с
вами оси патентованные (смазываемые особенным составом), потому
что мы ездим в изящных каретах, первообраз которых, однако ж, представляет собою… телега!
Вы скажете, может быть,
что это с его стороны своего рода"бредни", — так
что ж такое,
что бредни! Это бредни здоровые, которые необходимо поощрять: пускай бредит Корела! Без таких бредней земная наша юдоль была бы тюрьмою, а земное наше странствие… спросите у вашего доброго деревенского старосты,
чем было бы наше земное странствие, если б нас не поддерживала надежда на сложение недоимок?
Таким образом, оказывается,
что «внушать доверие» значит перемещать центр «бредней» из одной среды (уже избредившейся) в другую (еще не искушенную бредом). Например, мы с
вами обязываемся воздерживаться от бредней, а Корела пусть бредит. Мы с
вами пусть не надеемся на сложение недоимок, а Корела — пусть надеется. И все тогда будет хорошо, и мы еще поживем. Да и как еще поживем-то, милая тетенька!
По форме современное лганье есть не
что иное, как грошовая будничная правда, только вывороченная наизнанку. Лгун говорит"да"там, где следует сказать"нет", — и наоборот. Только и всего, Нет ни украшений, ни слез, ни смеха, ни перла создания — одна дерюжная, черт ее знает, правда или ложь. До такой степени"черт ее знает",
что ежели
вам в глаза уже триста раз сряду солгали, то и в триста первый раз не придет в голову,
что вы слышите триста первую ложь.
Представьте себе,
что вы в первый раз очутились в Петербурге и желаете знать, каким образом пройти, например, в Гороховую улицу.
И
вы опять губите время, опять изнуряетесь, не понимаете,
что такое случилось?
Вероятно,
вы удивитесь моим опасениям относительно основ и краеугольных камней. Возможное ли дело, скажете
вы, чтоб им угрожала какая-нибудь опасность, коль скоро в каждом городе заведено по исправнику, а в каждом селении по уряднику, которые только и делают,
что наблюдают за незыблемостью краеугольных камней? Да, наконец, и ежечасный опыт ужели не убеждает…
И мы с
вами должны сложить руки и выслушивать эти срамословия в подобающем безмолвии, потому
что наша речь впереди. А может быть, ни впереди, ни назади — нигде нашей речи нет и не будет!
Знаю я, голубушка,
что общая польза неизбежно восторжествует и
что затем хочешь не хочешь, а все остальное придется"бросить". Но покуда как будто еще совестно. А ну как в этом"благоразумном"поступке увидят измену и назовут за него ренегатом? С какими глазами покажусь я тогда своим друзьям — хоть бы
вам, милая тетенька? Неужто ж на старости лет придется новых друзей, новых тетенек искать? — тяжело ведь это, голубушка!
Я положительно убежден,
что сам исправник, ежели только ему верно будет передан ваш ответ, — и тот скажет,
что вы правы.
Свидетели могут подтвердить,
что я каждомесячно к
вам пишу, но отчего не все мои письма доходят по адресу — не знаю.
С тем я и ушел,
что предстоит дожидаться тридцать лет. Многонько это, ну, да ведь ежели раньше нельзя, так и на том спасибо. Во всяком случае, теперь для
вас ясно,
что ваши упреки мной не заслужены, а для меня не менее ясно,
что ежели я желаю переписываться с родственниками, то должен писать так, чтобы мои письма заслуживали вручения.
Я, слава богу, жив и здоров,
чего и
вам от души желаю!
Вчера был день рождения покойного дяденьки, и я надеюсь,
что вы провели оный в молитве!
На днях призывал меня наш околоточный и говорит:
вы так хорошо себя ведете,
что ожидайте публичной похвалы!!
Но ведь
вы у меня такая любопытная,
что, наверное, спросите:
что же заключалось в том письме, которое до
вас не дошло?
— Но этого-то именно я и не могу
вам открыть, потому
что если начну открывать, то и это письмо непременно не дойдет.
Тем не менее, если б мы с
вами жили по ту сторону Вержболова (разумеется, оба), то несомненно,
что оно было бы
вами получено.
Но во всяком случае
вы можете быть уверены,
что я основ не потрясал.
Ах, тетенька,
что такое мы с
вами? всем естеством мы люди несвоевременные, ненужные, несведущие!
"Расплюев! — говорю я ему, — да
вы вспомните,
что у
вас на лице нет ни одного места, на котором бы следов человеческой пятерни не осталось!"А он в ответ:"Это, говорит, прежде было, а с тех пор я исправился!"И
что же! представьте себе, я же должен был от него во все лопатки удирать, потому
что ведь он малый серьезный: того гляди, и в участок пригласит!
Однако,
чего доброго,
вы упрекнете меня в брюзжании и преувеличениях.
Вы скажете,
что я нарисовал такую картину жизни, в которой, собственно говоря, и существовать-то нельзя. Поэтому спешу прибавить,
что среди этой жизни встречаются очень хорошие оазисы, которые в значительной мере смягчают общие суровые тоны. Один из таких оазисов устроил я сам для себя, а следовательно, и всем прочим не препятствую последовать моему примеру.
Все прошлое лето, как
вам известно, я прошатался за границей (ужасно,
что там про нас рассказывают!) и все рвался оттуда домой. А между тем ведь там, право, недурно. Какие фрукты в Париже в сентябре! какие рестораны! какие магазины! какая прелестная жизнь на бульварах!