Неточные совпадения
Повторяю: если иногда нам кажется,
что кто-либо из наших подчиненных действует не вполне согласно с нашими видами,
что он не понимает «сути» и недостаточно делает «благих начинаний», то это кажется нам ошибочно: не нужно только торопиться, а просто призвать такого подчиненного и сказать ему: милостивый государь! неужто
вы не понимаете?
Верьте,
что он поймет тотчас же и почнет такие чудеса отчеканивать,
что вы даже залюбуетесь, на него глядя.
— А знаете ли
вы,
что дурака-то нашего уволили? — спросил он меня с первого же слова.
—
Что вы тут горло дерете! базар,
что ли, здесь! — крикнул я, подходя к одной кучке.
— А знаете ли
вы, мужичье проклятое,
что у нас нынче ночью на всю губернию несчастье случилось?
— Знаете ли
вы,
что его превосходительство, Анфима Евстратича, от должности уволили?
Отеческим сердцем
вы изволили отнестись ко всем нашим недугам и слабостям; от взора вашего не укрылось ни то,
что наши земские суды не пользуются соответствующими помещениями, ни то,
что города наши до сих пор остаются незамощенными.
Как выразились мои уважаемые предшественники,
вы не имеете даже повода сказать в этом случае timeo Danaos et dona ferentes, потому
что здесь всякий приносит дары свои от чистого сердца.
— Ваше превосходительство! — сказал он, — буду краток, чтоб не задерживать драгоценные ваши часы. Я не красноречив, но знаю,
что когда понадобилось отвести для батальона огороды —
вы отвели их; когда приказано было варить для нижних чинов пищу из общего котла —
вы приказали приобрести эти котлы в лучшем виде. Вверенный мне батальон имеет честь благодарить за это ваше превосходительство. Ура!
— А
что вы думаете? Ведь и в самом деле это значительно сократило бы переписку! — заметил я.
— Главное, ma chère, [Моя дорогая (фр.).] несите свой крест с достоинством! — говорила приятельница ее, Ольга Семеновна Проходимцева, которая когда-то через нее пристроила своего мужа куда-то советником, — не забывайте,
что на
вас обращены глаза целого края!
—
Что «со временем»? уж не
вы ли думаете заменить мне его? — с негодованием прерывала его Надежда Петровна.
—
Вы знаете, как мы были привязаны к тому,
что для
вас так дорого! — прибавляла советница Прохвостова.
—
Вы, государь мой, в таких летах,
что можете, кажется, сами понимать,
что визжать на улице неприлично! — сказал он ему строго.
—
Что это
вы вдруг какую похоронную? — спросит Ольга Семеновна.
— Эх, Надежда Петровна! кабы
вы меня таким манером попоили! — сказал ей тогда действительный статский советник Балбесов; но она сделала вид,
что не слышит, и даже не пожаловалась ему.
— Принеси ты мне, Семен, этой рыбки — знаешь? — командовал полициймейстер в передней. — А
вы, Надежда Петровна, все еще в слезах! Матушка! голубушка! да
что ж это такое? — продолжал он, входя в комнату, — ну, поплакали! ну и будет! глазки-то, глазки-то зачем же портить!
— А я вот
что вам доложу, сударыня! — настойчиво продолжал полициймейстер, — вместо того чтобы перед этим, прости Господи, идолом изнывать,
вам бы, сударыня, бразды-с… вот
что, сударыня!
— А
что ж, говорят, коли оне хотят противодействовать, так и пускай!.. Нехорошо это, Надежда Петровна! Бог с
вас за это спросит! так-то-с!
—
Вы меня извините, милая Надежда Петровна, — говорил «он» через минуту своим вкрадчивым голосом, — я до такой степени уважал вашу горесть,
что не смел даже подумать потревожить
вас раньше своим посещением. Но прошу
вас верить,
что мое нетерпение… те лестные отзывы… если б я мог слушаться только голоса моего сердца…
— Поверьте, — продолжал звучать тот же медоточивый голос, —
что я тем не менее отнюдь не оставался безучастным зрителем вашего горя. Господин полициймейстер, конечно, не откажется удостоверить
вас,
что я неоднократно приказывал и даже настаивал, чтобы
вам предоставлены были все способы… словом, все,
что находится в моей власти…
— Однако мне очень обидно, — гудел помпадур, — скажу больше… мне даже больно,
что вы… как будто из-за меня… лишаете общество, так сказать, лучшего его украшения! Конечно, я… мои достоинства… Я не могу похвалиться опытностью…
— Нет!
вас хвалят! — промолвила Надежда Петровна, почти не сознавая сама,
что говорит.
— Общество слишком ко мне снисходительно! Конечно, все,
что от меня зависит… я готов жертвовать жизнью… но, во всяком случае, милая Надежда Петровна,
вы мне позвольте уйти с приятною мыслью… или, лучше сказать, с надеждою…
что вы не захотите меня огорчить, лишая общество, так сказать, его лучшего украшения!
— Извините, я больше не смею утруждать
вас своим присутствием, но позволяю себе думать,
что уношу с собою приятную надежду,
что отныне все недоразумения между нами кончены, и
вы…
вы не лишите общество его… так сказать, лучшего украшения! — сказал он наконец, поднимаясь с дивана и вновь целуя ручку хозяйки.
—
Вы, Надежда Петровна,
что думаете? — говорил исправник, —
вы, может быть, думаете,
что он там на балах или на обедах…
что он пустяками какими-нибудь занимается… на плечи наших барынь облизывается?.. Нет-с! он мероприятие обдумывает! Он уж у нас такой! он шагу не может ступить, чтобы чего-нибудь не решить!
—
Чего же
вы боитесь?
вы, может быть, думаете,
что он на руку тяжел? Напрасно-с! он у нас вот как: мухе зла не сделает! вот он у нас каков!
— На
что ж это
вам? — изумилась Надежда Петровна.
— Отлично! а знаете ли
вы,
что ваш Бламанже на скорохода похож?
—
Что вы делаете? — испугалась Надежда Петровна.
—
Вы что ж это перестали ко мне ходить? — спросила она его голосом, в котором слышались и укор, и строгость.
— Знаю я! знаю я все,
что вы делаете! — продолжала она, не помня себя от волнения, —
вы около этой мерзкой татарки ухаживаете! Только смейте у меня не прийти сегодня к Ольге Семеновне!
Наконец, однако ж, губернский прокурор получил из Петербурга письмо, в котором писалось,
что едет, дескать, к
вам «Козелков — малый удивления достойный»!
— Чтоб дворянин пошел продавать себя за двугривенный — да это Боже упаси! Значит,
вы, сударь, не знаете,
что русский дворянин служит своему государю даром,
что дворянское, сударь, дело — не кляузничать, а служить,
что писаря, сударь, конечно, необходимы, однако и у меня в депутатском собрании, пожалуй, найдутся писаря, да дворянами-то их, кукиш с маслом, кто же назовет?
— Я надеюсь, Платон Иваныч,
что вы не оставите меня вашими советами, — начал он.
— Я всем говорил правду, — продолжал предводитель, — и
вам буду правду говорить! Хотите меня слушать — слушайте! не хотите — мне
что за дело!
— Нет, уверяю
вас! Я очень счастлив,
что нахожу такого опытного и достойного руководителя!
— Благодарю
вас. Повторяю
вам,
что я счастлив, я совершенно счастлив, встречая такого опытного и достойного руководителя!
— Господа! правда ли,
что до сведения моего дошло, будто
вы ссоритесь между собою? — спросил он совершенно серьезно.
— Господин Штановский! я имел честь заметить
вам,
что ваша речь впереди! Господа! Я уверен,
что имея такого опытного и достойного руководителя, как Садок Сосфенович (пожатие руки вице-губернатору),
вы ничего не придумаете лучшего, как следовать его советам! Ну-с, а теперь поговорим собственно о делах. В каком, например, положении у
вас недоимки?
— Господин Валяй-Бурляй! извините меня, но я должен сказать,
что вы совсем не так говорите с своим прямым начальником, как следует говорить подчиненному! Господа! обращаю ваше внимание на недоимку и в виду этого предмета убеждаю прекратить ваши раздоры! Недоимка — это, так сказать, государственный нерв… надеюсь,
что мне больше не придется
вам это повторять.
— Я надеюсь,
что вы не заставите меня повторять это, — продолжал он и взглядом отпустил Мерзопупиоса.
—
Что вы скажете, полковник, насчет здешнего образа мыслей? — спросил он, значительно понизивши голос.
— Отставной поручик-с.
Вы не можете вообразить себе, вашество,
что это за ужаснейший человек! Намеднись, можете себе представить, ухитрился пролезть под водою в женскую купальню!
— В самый, вашество, раз попал! И представьте, вашество,
что говорит в свое оправдание: «Я, говорит, с купчихой Берендеевой хотел свидание иметь!» — «Да разве
вам нет, сударь, других мест для свиданий? разве
вы простолюдин какой-нибудь,
что не можете благородным манером свидание получить?»
— Потому
что —
вы меня понимаете? — если общественная безопасность обеспечена, то, значит, и собственность ограждена, и всяким удовольствиям мирные граждане могут предаваться с полною непринужденностью…
— Об Шишкине, полковник, не заботьтесь. Я ручаюсь
вам,
что сделаю из него полезного члена общества! А еще я полагаю посмотреть здешний гостиный двор и установить равновесие между спросом и предложением!
— Я вижу,
что это для
вас ново. «Спрос» — это вообще… требование товара; «предложение» — это… это предложение товара же. Понимаете? Теперь, значит, если спрос велик, а предложение слабо, то цена на товар возвышается, и бедные от этого страдают…
— Pardon, cher Платон Иваныч, позвольте мне на этот раз не слушать
вас! Я, конечно, сделаю все,
что вам угодно будет мне приказать, но здесь я исключительно в распоряжении дам, — отвечал Митенька, очень грациозно поматывая головкой.
— Я?.. а почему
вы предполагаете,
что именно я могу этим заняться?