Неточные совпадения
— Дарья Александровна приказали доложить, что они уезжают. Пускай делают, как им,
вам то
есть, угодно, — сказал он, смеясь только глазами, и, положив руки в карманы и склонив голову на бок, уставился на барина.
— Надо же
вам дать хоть кофею откушать, — сказал Матвей тем дружески-грубым тоном, на который нельзя
было сердиться.
— Да, но они, Вурст, и Кнауст, и Припасов, ответят
вам, что ваше сознание бытия вытекает из совокупности всех ощущений, что это сознание бытия
есть результат ощущений, Вурст даже прямо говорит, что, коль скоро нет ощущения, нет и понятия бытия.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то
есть… приехал, — отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я хотел к
вам ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что
вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.
— Давно не бывали у нас, сударь, — говорил катальщик, поддерживая ногу и навинчивая каблук. — После
вас никого из господ мастеров нету. Хорошо ли так
будет? — говорил он, натягивая ремень.
— Очень рады
будем видеть
вас, — сухо сказала княгиня.
— Что это от
вас зависит, — повторил он. — Я хотел сказать… я хотел сказать… Я за этим приехал… что…
быть моею женой! — проговорил он, не зная сам, что̀ говорил; но, почувствовав, что самое страшное сказано, остановился и посмотрел на нее.
— А! Константин Дмитрич! Опять приехали в наш развратный Вавилон, — сказала она, подавая ему крошечную желтую руку и вспоминая его слова, сказанные как-то в начале зимы, что Москва
есть Вавилон. — Что, Вавилон исправился или
вы испортились? — прибавила она, с усмешкой оглядываясь на Кити.
— Константин Дмитрич, — сказала она ему, — растолкуйте мне, пожалуйста, что такое значит, —
вы всё это знаете, — у нас в Калужской деревне все мужики и все бабы всё пропили, что у них
было, и теперь ничего нам не платят. Что это значит?
Вы так хвалите всегда мужиков.
— Я нынче зимой должен
был, кажется, обедать с
вами, — сказал он, улыбаясь своею простою и открытою улыбкой, — но
вы неожиданно уехали в деревню.
— Должно
быть, мои слова на
вас сильно действуют, что
вы их так помните, — сказал Левин и, вспомнив, что он уже сказал это прежде, покраснел.
—
Вы совсем не допускаете возможности: — спросил он. — Почему же? Мы допускаем существование электричества, которого мы не знаем; почему же не может
быть новая сила, еще нам неизвестная, которая….
— А потому, — перебил Левин, — что при электричестве каждый раз, как
вы потрете смолу о шерсть, обнаруживается известное явление, а здесь не каждый раз, стало
быть, это не природное явление.
— А я думаю, что
вы будете отличный медиум, — сказала графиня Нордстон, — в
вас есть что-то восторженное.
«Всех ненавижу, и
вас, и себя», отвечал его взгляд, и он взялся за шляпу. Но ему не судьба
была уйти. Только что хотели устроиться около столика, а Левин уйти, как вошел старый князь и, поздоровавшись с дамами, обратился к Левину.
— Я надеюсь, что
вы будете? — обратился он к Кити.
А вот что: во-первых,
вы заманиваете жениха, и вся Москва
будет говорить, и резонно.
— Ваш брат здесь, — сказал он, вставая. — Извините меня, я не узнал
вас, да и наше знакомство
было так коротко, — сказал Вронский, кланяясь, — что
вы, верно, не помните меня.
— Ну вот, графиня,
вы встретили сына, а я брата, — весело сказала она. — И все истории мои истощились; дальше нечего
было бы рассказывать.
— Странно, но
есть. У Бобрищевых всегда весело, у Никитиных тоже, а у Межковых всегда скучно.
Вы разве не замечали?
— Я очень рада
буду, если
вы поедете. Я бы так хотела
вас видеть на бале.
— По крайней мере, если придется ехать, я
буду утешаться мыслью, что это сделает
вам удовольствие… Гриша, не тереби, пожалуйста, они и так все растрепались, — сказала она, поправляя выбившуюся прядь волос, которою играл Гриша.
— А я знаю, отчего
вы зовете меня на бал.
Вы ждете много от этого бала, и
вам хочется, чтобы все тут
были, все принимали участие.
— Ах, он
был там? — спросила Кити покраснев. — Что же Стива сказал
вам?
— А затем, что мужики теперь такие же рабы, какими
были прежде, и от этого-то
вам с Сергеем Иванычем и неприятно, что их хотят вывести из этого рабства, — сказал Николай Левин, раздраженный возражением.
— То
есть, позвольте, почему ж
вы знаете, что
вы потеряете время? Многим статья эта недоступна, то
есть выше их. Но я, другое дело, я вижу насквозь его мысли и знаю, почему это слабо.
—
Вы никогда прежде не
были в Москве? — сказал ей Константин, чтобы сказать что-нибудь.
— В кого же дурной
быть? А Семен рядчик на другой день вашего отъезда пришел. Надо
будет порядиться с ним, Константин Дмитрич, — сказал приказчик. — Я
вам прежде докладывал про машину.
— Я не знала, что
вы едете. Зачем
вы едете? — сказала она, опустив руку, которою взялась
было за столбик. И неудержимая радость и оживление сияли на ее лице.
— Зачем я еду? — повторил он, глядя ей прямо в глаза. —
Вы знаете, я еду для того, чтобы
быть там, где
вы, — сказал он, — я не могу иначе.
— Хорошо ли
вы провели ночь? — сказал он, наклоняясь пред нею и пред мужем вместе и предоставляя Алексею Александровичу принять этот поклон на свой счет и узнать его или не узнать, как ему
будет угодно.
— А! Мы знакомы, кажется, — равнодушно сказал Алексей Александрович, подавая руку. — Туда ехала с матерью, а назад с сыном, — сказал он, отчетливо выговаривая, как рублем даря каждым словом. —
Вы, верно, из отпуска? — сказал он и, не дожидаясь ответа, обратился к жене своим шуточным тоном: — что ж, много слез
было пролито в Москве при разлуке?
— Надеюсь иметь честь
быть у
вас, — сказал он.
— Он всё не хочет давать мне развода! Ну что же мне делать? (Он
был муж ее.) Я теперь хочу процесс начинать. Как
вы мне посоветуете? Камеровский, смотрите же за кофеем — ушел;
вы видите, я занята делами! Я хочу процесс, потому что состояние мне нужно мое.
Вы понимаете ли эту глупость, что я ему будто бы неверна, с презрением сказала она, — и от этого он хочет пользоваться моим имением.
— Ну, теперь прощайте, а то
вы никогда не умоетесь, и на моей совести
будет главное преступление порядочного человека, нечистоплотность. Так
вы советуете нож к горлу?
— Сейчас, княгиня, переговорю с коллегой и тогда
буду иметь честь доложить
вам свое мнение.
— Определить, как
вы знаете, начало туберкулезного процесса мы не можем; до появления каверн нет ничего определенного. Но подозревать мы можем. И указание
есть: дурное питание, нервное возбуждение и пр. Вопрос стоит так: при подозрении туберкулезного процесса что нужно сделать, чтобы поддержать питание?
— Я
вам давно хотела сказать, maman:
вы знаете ли, что Левин хотел сделать предложение Кити, когда он
был здесь в последний: раз? Он говорил Стиве.
— Так, может
быть, Кити отказала ему?.. Она
вам не говорила?
— Да,
вы представьте себе, если она отказала Левину, — а она бы не отказала ему, если б не
было того, я знаю… И потом этот так ужасно обманул ее.
— Когда стара
буду и дурна, я сделаюсь такая же, — говорила Бетси, — но для
вас, для молодой, хорошенькой женщины еще рано в эту богадельню.
— Что ж
вы не приехали обедать? — сказала она ему. — Удивляюсь этому ясновиденью влюбленных, — прибавила она с улыбкой, так, чтоб он один слышал: — она не
была. Но приезжайте после оперы.
— Это надо рассказать
вам. Я
был занят, и чем? Даю
вам это из ста, из тысячи… не угадаете. Я мирил мужа с оскорбителем его жены. Да, право!
— Ну, bonne chance, [желаю
вам удачи,] — прибавила она, подавая Вронскому палец, свободный от держания веера, и движением плеч опуская поднявшийся лиф платья, с тем чтобы, как следует,
быть вполне голою, когда выйдет вперед, к рампе, на свет газа и на все глаза.
—
Вы не находите, что в Тушкевиче
есть что-то Louis XV? — сказал он, указывая глазами на красивого белокурого молодого человека, стоявшего у стола.
— Ах, можно ли так подкрадываться? Как
вы меня испугали, — отвечала она. — Не говорите, пожалуйста, со мной про оперу,
вы ничего не понимаете в музыке. Лучше я спущусь до
вас и
буду говорить с
вами про ваши майолики и гравюры. Ну, какое там сокровище купили
вы недавно на толкучке?
— Как,
вы были у Шюцбург? — спросила хозяйка от самовара.
— Это доказывает только то, что у
вас нет сердца, — сказала она. Но взгляд ее говорил, что она знает, что у него
есть сердце, и от этого-то боится его.
— То, о чем
вы сейчас говорили,
была ошибка, а не любовь.