Неточные совпадения
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое
счастие Анне Андреевне!» «Ну, — думаю себе, — слава
богу!» И говорю ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.
— Послали в Клин нарочного,
Всю истину доведали, —
Филиппушку спасли.
Елена Александровна
Ко мне его, голубчика,
Сама — дай
Бог ей
счастие!
За ручку подвела.
Добра была, умна была...
И та святая старица
Рассказывала мне:
«Ключи от
счастья женского,
От нашей вольной волюшки
Заброшены, потеряны
У
Бога самого!
Сижу, креплюсь… по
счастию,
День кончился, а к вечеру
Похолодало, — сжалился
Над сиротами
Бог!
Пришел какой-то пасмурный
Мужик с скулой свороченной,
Направо все глядит:
— Хожу я за медведями.
И
счастье мне великое:
Троих моих товарищей
Сломали мишуки,
А я живу,
Бог милостив!
Г-жа Простакова. Батюшка, вить робенок, может быть, свое
счастье прорекает: авось-либо сподобит
Бог быть ему и впрямь твоим племянничком.
Стародум(c нежнейшею горячностию). И мое восхищается, видя твою чувствительность. От тебя зависит твое
счастье.
Бог дал тебе все приятности твоего пола. Вижу в тебе сердце честного человека. Ты, мой сердечный друг, ты соединяешь в себе обоих полов совершенства. Ласкаюсь, что горячность моя меня не обманывает, что добродетель…
Стародум. Благодарение
Богу, что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там все скоро ощутят, что каждый должен искать своего
счастья и выгод в том одном, что законно… и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.
Стародум(целуя сам ее руки). Она в твоей душе. Благодарю
Бога, что в самой тебе нахожу твердое основание твоего
счастия. Оно не будет зависеть ни от знатности, ни от богатства. Все это прийти к тебе может; однако для тебя есть
счастье всего этого больше. Это то, чтоб чувствовать себя достойною всех благ, которыми ты можешь наслаждаться…
Я хочу подставить другую щеку, я хочу отдать рубаху, когда у меня берут кафтан, и молю
Бога только о том, чтоб он не отнял у меня
счастье прощения!
— Какое
счастье! — с отвращением и ужасом сказала она, и ужас невольно сообщился ему. — Ради
Бога, ни слова, ни слова больше.
Как он, она была одета
Всегда по моде и к лицу;
Но, не спросясь ее совета,
Девицу повезли к венцу.
И, чтоб ее рассеять горе,
Разумный муж уехал вскоре
В свою деревню, где она,
Бог знает кем окружена,
Рвалась и плакала сначала,
С супругом чуть не развелась;
Потом хозяйством занялась,
Привыкла и довольна стала.
Привычка свыше нам дана:
Замена
счастию она.
Несмотря на это, на меня часто находили минуты отчаяния: я воображал, что нет
счастия на земле для человека с таким широким носом, толстыми губами и маленькими серыми глазами, как я; я просил
бога сделать чудо — превратить меня в красавца, и все, что имел в настоящем, все, что мог иметь в будущем, я все отдал бы за красивое лицо.
Вспомнишь, бывало, о Карле Иваныче и его горькой участи — единственном человеке, которого я знал несчастливым, — и так жалко станет, так полюбишь его, что слезы потекут из глаз, и думаешь: «Дай
бог ему
счастия, дай мне возможность помочь ему, облегчить его горе; я всем готов для него пожертвовать».
— И на что бы трогать? Пусть бы, собака, бранился! То уже такой народ, что не может не браниться! Ох, вей мир, какое
счастие посылает
бог людям! Сто червонцев за то только, что прогнал нас! А наш брат: ему и пейсики оборвут, и из морды сделают такое, что и глядеть не можно, а никто не даст ста червонных. О, Боже мой! Боже милосердый!
Отец мой потупил голову: всякое слово, напоминающее мнимое преступление сына, было ему тягостно и казалось колким упреком. «Поезжай, матушка! — сказал он ей со вздохом. — Мы твоему
счастию помехи сделать не хотим. Дай
бог тебе в женихи доброго человека, не ошельмованного изменника». Он встал и вышел из комнаты.
— Счастливый путь, и дай
бог вам обоим
счастия!» Мы поехали.
— Ваше превосходительство, — сказал я ему, — прибегаю к вам, как к отцу родному; ради
бога, не откажите мне в моей просьбе: дело идет о
счастии всей моей жизни.
— Ради
Бога… один поцелуй, в залог невыразимого
счастья, — прошептал он, как в бреду.
Он слеп, упрям, нетерпелив,
И легкомыслен, и кичлив,
Бог весть какому
счастью верит...
— Не выходить из слепоты — не
бог знает какой подвиг!.. Мир идет к
счастью, к успеху, к совершенству…
— И слава
Богу: аминь! — заключил он. — Канарейка тоже счастлива в клетке, и даже поет; но она счастлива канареечным, а не человеческим
счастьем… Нет, кузина, над вами совершено систематически утонченное умерщвление свободы духа, свободы ума, свободы сердца! Вы — прекрасная пленница в светском серале и прозябаете в своем неведении.
Дай
Бог!» — молился он за
счастье Веры и в эти минуты бледнел и худел — от безнадежности за свое погибающее будущее, без симпатии, без
счастья, без Веры, без всех этих и… и… и…
А мне одно нужно: покой! И доктор говорит, что я нервная, что меня надо беречь, не раздражать, и слава
Богу, что он натвердил это бабушке: меня оставляют в покое. Мне не хотелось бы выходить из моего круга, который я очертила около себя: никто не переходит за эту черту, я так поставила себя, и в этом весь мой покой, все мое
счастие.
— Слава
Богу — какое
счастье! Куда ты теперь, домой? Дай мне руку. Я провожу тебя.
— Да, соловей, он пел, а мы росли: он нам все рассказал, и пока мы с Марфой Васильевной будем живы — мы забудем многое, все, но этого соловья, этого вечера, шепота в саду и ее слез никогда не забудем. Это-то
счастье и есть, первый и лучший шаг его — и я благодарю
Бога за него и благодарю вас обеих, тебя, мать, и вас, бабушка, что вы обе благословили нас… Вы это сами думаете, да только так, из упрямства, не хотите сознаться: это нечестно…
Но вот что только скажу: дай вам
Бог всякого
счастия, всякого, какое сами выберете… за то, что вы сами дали мне теперь столько
счастья, в один этот час!
— А хоть бы и так, — худого нет; не все в девках сидеть да книжки свои читать. Вот мудрите с отцом-то, —
счастья бог и не посылает. Гляди-ко, двадцать второй год девке пошел, а она только смеется… В твои-то годы у меня трое детей было, Костеньке шестой год шел. Да отец-то чего смотрит?
Старик, поклонявшийся деньгам, как
Богу, тотчас же приготовил три тысячи рублей лишь за то только, чтоб она посетила его обитель, но вскоре доведен был и до того, что за
счастье почел бы положить к ногам ее свое имя и все свое состояние, лишь бы согласилась стать законною супругой его.
Сколько раз наедине, в своей комнате, отпущенный наконец «с
Богом» натешившейся всласть ватагою гостей, клялся он, весь пылая стыдом, с холодными слезами отчаяния на глазах, на другой же день убежать тайком, попытать своего
счастия в городе, сыскать себе хоть писарское местечко или уж за один раз умереть с голоду на улице.
— Да как это
бог послал ему такое
счастье, да как это не перехватили другие.
— Дай
бог вашей невесте и верочкину жениху
счастья, — говорит Марья Алексевна: — а нам, старикам, дай
бог поскорее верочкиной свадьбы дождаться.
Добрая, милая Марья Гавриловна! не старайтесь лишить меня последнего утешения: мысль, что вы бы согласились сделать мое
счастие, если бы… молчите, ради
бога, молчите.
— Соберитесь с всеми силами души, умоляйте отца, бросьтесь к его ногам: представьте ему весь ужас будущего, вашу молодость, увядающую близ хилого и развратного старика, решитесь на жестокое объяснение: скажите, что если он останется неумолим, то… то вы найдете ужасную защиту… скажите, что богатство не доставит вам и одной минуты
счастия; роскошь утешает одну бедность, и то с непривычки на одно мгновение; не отставайте от него, не пугайтесь ни его гнева, ни угроз, пока останется хоть тень надежды, ради
бога, не отставайте.
Привет тебе, премудрый,
Великий Берендей,
Владыка среброкудрый,
Отец земли своей.
Для
счастия народа
Богами ты храним,
И царствует свобода
Под скипетром твоим,
Владыка среброкудрый,
Отец земли своей.
Да здравствует премудрый,
Великий Берендей!
Да здравствует премудрый,
Великий Берендей,
Владыка среброкудрый,
Отец земли своей!
Для
счастия народа
Богами ты храним,
И царствует свобода
Под скипетром твоим!
Любезнейшая Наталья Александровна! Сегодня день вашего рождения, с величайшим желанием хотелось бы мне поздравить вас лично, но, ей-богу, нет никакой возможности. Я виноват, что давно не был, но обстоятельства совершенно не позволили мне по желанию расположить временем. Надеюсь, что вы простите мне, и желаю вам полного развития всех ваших талантов и всего запаса
счастья, которым наделяет судьба души чистые.
— Хорошую роденьку
бог послал, — ворчал писарь Флегонт Васильич. — Оборотни какие-то…
Счастье нам с тобой, Анна Харитоновна, на родню. Зятья-то на подбор, один лучше другого, да и родитель Харитон Артемьич хорош. Брезгует суслонским зятем.
— О нас не беспокойтесь, — с улыбкой ответила невеста. — Проживем не хуже других.
Счастье не от людей, а от
бога. Может быть, вы против меня, так скажите вперед. Время еще не ушло.
Древний змий соблазнял людей тем, что они будут как
боги, если пойдут за ним; он соблазнял людей высокой целью, имевшей обличие добра, — знанием и свободой, богатством и
счастьем, соблазнял через женственное начало мира — праматерь Еву.
Проходит в бегах неделя-другая, редко месяц, и он, изнуренный голодом, поносами и лихорадкой, искусанный мошкой, с избитыми, опухшими ногами, мокрый, грязный, оборванный, погибает где-нибудь в тайге или же через силу плетется назад и просит у
бога, как величайшего
счастья, встречи с солдатом или гиляком, который доставил бы его в тюрьму.
И тихого ангела
бог ниспослал
В подземные копи, — в мгновенье
И говор, и грохот работ замолчал,
И замерло словно движенье,
Чужие, свои — со слезами в глазах,
Взволнованны, бледны, суровы,
Стояли кругом. На недвижных ногах
Не издали звука оковы,
И в воздухе поднятый молот застыл…
Всё тихо — ни песни, ни речи…
Казалось, что каждый здесь с нами делил
И горечь, и
счастие встречи!
Святая, святая была тишина!
Какой-то высокой печали,
Какой-то торжественной думы полна.
— А! — промолвил Лаврецкий и умолк. Полупечальное, полунасмешливое выражение промелькнуло у него на лице. Упорный взгляд его смущал Лизу, но она продолжала улыбаться. — Ну и дай
бог им
счастья! — пробормотал он, наконец, как будто про себя, и отворотил голову.
— Теперь вы сами видите, Федор Иваныч, что
счастие зависит не от нас, а от
бога.
—
Бог пошлет
счастья, так и я замуж выйду, мамынька… Слава
богу, не хуже других.
— На мои сиротские слезы, может,
Бог и пошлет
счастья…
Где и что с нашими добрыми товарищами? Я слышал только о Суворочке, что он воюет с персианами — не знаю, правда ли это, — да сохранит его
бог и вас; доброй моей Марье Яковлевне целую ручку. От души вас обнимаю и желаю всевозможного
счастия всему вашему семейству и добрым товарищам. Авось когда-нибудь узнаю что-нибудь о дорогих мне.
Бог помощь вам, друзья мои,
И в
счастье, и в житейском горе,
В стране чужой, в пустынном море
И в темных пропастях земли.
— Потому что… потому что… Потому что
бог мне послал особенное
счастье: у меня болит там, где, пожалуй, никакому доктору не видать. А наш, кроме того, стар и глуп…
К его большому
счастью, Любка наконец-таки прочитала почти без запинки: «Хороша соха у Михея, хороша и у Сысоя… ласточка… качели… дети любят
бога…