Неточные совпадения
Когда же появился Вронский, она еще более
была рада, утвердившись
в своем мнении, что Кити должна сделать не просто хорошую, но блестящую
партию.
Либеральная
партия говорила или, лучше, подразумевала, что религия
есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли
в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить
было бы очень весело.
Университетский вопрос
был очень важным событием
в эту зиму
в Москве. Три старые профессора
в совете не приняли мнения молодых; молодые подали отдельное мнение. Мнение это, по суждению одних,
было ужасное, по суждению других,
было самое простое и справедливое мнение, и профессора разделились на две
партии.
Либеральная
партия говорила, что
в России всё дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов
было много, а денег решительно недоставало.
Княжне Кити Щербацкой
было восьмнадцать лет. Она выезжала первую зиму. Успехи ее
в свете
были больше, чем обеих ее старших сестер, и больше, чем даже ожидала княгиня. Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все
были влюблены
в Кити, уже
в первую зиму представились две серьезные
партии: Левин и, тотчас же после его отъезда, граф Вронский.
Девушка, уже давно прислушивавшаяся у ее двери, вошла сама к ней
в комнату. Анна вопросительно взглянула ей
в глаза и испуганно покраснела. Девушка извинилась, что вошла, сказав, что ей показалось, что позвонили. Она принесла платье и записку. Записка
была от Бетси. Бетси напоминала ей, что нынче утром к ней съедутся Лиза Меркалова и баронесса Штольц с своими поклонниками, Калужским и стариком Стремовым, на
партию крокета. «Приезжайте хоть посмотреть, как изучение нравов. Я вас жду», кончала она.
Действительно, это
был Голенищев, товарищ Вронского по Пажескому Корпусу. Голенищев
в корпусе принадлежал к либеральной
партии, из корпуса вышел гражданским чином и нигде не служил. Товарищи совсем разошлись по выходе из корпуса и встретились после только один раз.
— Сто двадцать шесть избирательных! Девяносто восемь неизбирательных! — прозвучал невыговаривающий букву р голос секретаря. Потом послышался смех: пуговица и два ореха нашлись
в ящике. Дворянин
был допущен, и новая
партия победила.
— Ну, коротко сказать, я убедился, что никакой земской деятельности нет и
быть не может, — заговорил он, как будто кто-то сейчас обидел его, — с одной стороны игрушка, играют
в парламент, а я ни достаточно молод, ни достаточно стар, чтобы забавляться игрушками; а с другой (он заикнулся) стороны, это — средство для уездной coterie [
партии] наживать деньжонки.
Они
были наивно уверены, что их дело состоит
в том, чтоб излагать свои нужды и настоящее положение вещей, прося помощи правительства, и решительно не понимали, что некоторые заявления и требования их поддерживали враждебную
партию и потому губили всё дело.
Убеждение Левина
в том, что этого не может
быть, основывалось на том, что
в глазах родных он невыгодная, недостойная
партия для прелестной Кити, а сама Кити не может любить его.
— Нет, — сморщившись от досады за то, что его подозревают
в такой глупости, сказал Серпуховской. — Tout ça est une blague. [Всё это глупости.] Это всегда
было и
будет. Никаких коммунистов нет. Но всегда людям интриги надо выдумать вредную, опасную
партию. Это старая штука. Нет, нужна
партия власти людей независимых, как ты и я.
Прения о Флерове дали новой
партии не только один шар Флерова, но еще и выигрыш времени, так что могли
быть привезены три дворянина, кознями старой
партии лишенные возможности участвовать
в выборах. Двух дворян, имевших слабость к вину,
напоили пьяными клевреты Снеткова, а у третьего увезли мундирную одежду.
С такой неровностью
в характере, с такими крупными, яркими противуположностями, он должен
был неминуемо встретить по службе кучу неприятностей, вследствие которых и вышел
в отставку, обвиняя во всем какую-то враждебную
партию и не имея великодушия обвинить
в чем-либо себя самого.
—
Партии нет возможности оканчивать, — говорил Чичиков и заглянул
в окно. Он увидел свою бричку, которая стояла совсем готовая, а Селифан ожидал, казалось, мановения, чтобы подкатить под крыльцо, но из комнаты не
было никакой возможности выбраться:
в дверях стояли два дюжих крепостных дурака.
В этой
партии, надо заметить к чести дам,
было несравненно более порядка и осмотрительности.
Но как ни вооружались и ни противились мужчины, а
в их
партии совсем не
было такого порядка, как
в женской.
Он
был на такой ноге
в городе, что пригласительный билет от него мог служить паспортом во все гостиные, что многие молоденькие и хорошенькие дамы охотно подставляли ему свои розовенькие щечки, которые он целовал как будто с отеческим чувством, и что иные, по-видимому, очень важные и порядочные, люди
были в неописанной радости, когда допускались к
партии князя.
Соня с помощью денег, оставленных ей Свидригайловым, давно уже собралась и изготовилась последовать за
партией арестантов,
в которой
будет отправлен и он.
Дронов существовал для него только
в те часы, когда являлся пред ним и рассказывал о многообразных своих делах, о том, что выгодно купил и перепродал
партию холста или книжной бумаги, он вообще покупал, продавал, а также устроил вместе с Ногайцевым
в каком-то мрачном подвале театрик «сатиры и юмора», — заглянув
в этот театр, Самгин убедился, что юмор сведен
был к случаю с одним нотариусом, который на глазах своей жены обнаружил
в портфеле у себя панталоны какой-то дамы.
Все это текло мимо Самгина, но
было неловко, неудобно стоять
в стороне, и раза два-три он посетил митинги местных политиков. Все, что слышал он, все речи ораторов
были знакомы ему; он отметил, что левые говорят громко, но слова их стали тусклыми, и чувствовалось, что говорят ораторы слишком напряженно, как бы из последних сил. Он признал, что самое дельное
было сказано
в городской думе, на собрании кадетской
партии, членом ее местного комитета — бывшим поверенным по делам Марины.
— И, может
быть, все позорное, что мы слышим об этом сибирском мужичке, только юродство, только для того, чтоб мы преждевременно не разгадали его, не вовлекли его
в наши жалкие споры,
в наши
партии, кружки, не утопили
в омуте нашего безбожия… Господа, — творится легенда…
— Но — нет! Хлыстовство — балаган. За ним скрывалось что-то другое. Хлыстовство — маскировка. Она
была жадна, деньги любила. Муж ее давал мне на нужды
партии щедрее. Я смотрел на него как на кандидата
в революционеры. Имел основания. Он и о деревне правильно рассуждал,
в эсеры не годился. Да, вот что я могу сказать о ней.
Самгин молчал. Да, политического руководства не
было, вождей — нет. Теперь, после жалобных слов Брагина, он понял, что чувство удовлетворения, испытанное им после демонстрации, именно тем и вызвано: вождей — нет,
партии социалистов никакой роли не играют
в движении рабочих. Интеллигенты, участники демонстрации, — благодушные люди, которым литература привила с детства «любовь к народу». Вот кто они, не больше.
— Неужели возможна серьезная политическая
партия, которая способна
будет организовать интеллигенцию, взять
в свои руки студенческое и рабочее движение и отмести прочь болтунов, истериков, анархистов?
Клим Иванович Самгин
был не настолько честолюбив, чтоб представить себя одним из депутатов или даже лидером
партии, но он вспомнил мнение Лютова о нем и, нимало не напрягая воображение, вполне ясно увидел себя
в ложе членов правительства.
Среди них немалое количество неврастеников, они читали Фрейда и, убежденные, что уже «познали себя», особенно крепко
были уверены
в своей исключительности. Все эти люди желали встать над действительностью, почти все они
были беспартийны, ибо опасались, что дисциплина
партии и программы может пагубно отразиться на своеобразии их личной «духовной конституции». Социальная самооценка этих людей
была выражена Алябьевым.
— Известно, что не один только Азеф
был представителем эсеров
в охране и представителем департамента полиции
в партии.
—
В молодости,
будучи начальником конвойной команды, сопровождал я
партию арестантов из Казани
в Пермь, и на пути,
в знойный день, один из них внезапно скончался.
Да, с ней
было легко, просто. А вообще жизнь снова начала тревожить неожиданностями.
В Киеве убили Столыпина.
В квартире Дронова разгорелись чрезвычайно ожесточенные прения на тему — кто убил: охрана? или террористы
партии эсеров? Ожесточенность спора удивила Самгина: он не слышал
в ней радости, которую обычно возбуждали акты террора, и ему казалось, что все спорящие недовольны, даже огорчены казнью министра.
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и,
в сущности, ничто не мешает ему выбрать любой из двух путей, открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не пойдет на службу жандармов, но, если б издавался хороший, независимый от кружков и
партий орган, он, может
быть, стал бы писать
в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
«Если существуют деньги для нападения — должны
быть деньги для самозащиты. Рабочие Германии,
в лице их
партии, — крупные собственники».
По улице Самгин шел согнув шею, оглядываясь, как человек, которого ударили по голове и он ждет еще удара.
Было жарко, горячий ветер плутал по городу, играя пылью, это напомнило Самгину дворника, который нарочно сметал пыль под ноги
партии арестантов. Прозвучало
в памяти восклицание каторжника...
Клим Иванович Самгин
был недостаточно реалистичен для того, чтоб ясно представить себя
в будущем. Он и не пытался делать это. Но он уже не один раз ставил пред собой вопрос: не пора ли включиться
в партию. Но среди существующих
партий он не видел ни одной, достаточно крепко организованной и способной обеспечить ему место, достойное его. Обеспечить — не может, но способна компрометировать каким-нибудь актом, вроде поездки ка-де
в Выборг.
Она бы потосковала еще о своей неудавшейся любви, оплакала бы прошедшее, похоронила бы
в душе память о нем, потом… потом, может
быть, нашла бы «приличную
партию», каких много, и
была бы хорошей, умной, заботливой женой и матерью, а прошлое сочла бы девической мечтой и не прожила, а протерпела бы жизнь. Ведь все так делают!
Что
будет с ней теперь — не знаю: драма ли, роман ли — это уже докончи ты на досуге, а мне пора на вечер к
В. И. Там ожидает меня здоровая и серьезная
партия с серьезными игроками.
Теперь он состоял при одном из них по особым поручениям. По утрам являлся к нему
в кабинет, потом к жене его
в гостиную и действительно исполнял некоторые ее поручения, а по вечерам
в положенные дни непременно составлял
партию, с кем попросят. У него
был довольно крупный чин и оклад — и никакого дела.
«Тушины — наша истинная „
партия действия“, наше прочное „будущее“, которое выступит
в данный момент, особенно когда все это, — оглядываясь кругом на поля, на дальние деревни, решал Райский, — когда все это
будет свободно, когда все миражи, лень и баловство исчезнут, уступив место настоящему «делу», множеству «дела» у всех, — когда с миражами исчезнут и добровольные «мученики», тогда явятся, на смену им, «работники», «Тушины» на всей лестнице общества…»
Анна Васильевна кивнула им, а Надежда Васильевна,
в ответ на поклоны, ласково поглядела на них, с удовольствием высморкалась и сейчас же понюхала табаку, зная, что у ней
будет партия.
Улеглись ли
партии? сумел ли он поддержать порядок, который восстановил? тихо ли там? — вот вопросы, которые шевелились
в голове при воспоминании о Франции. «
В Париж бы! — говорил я со вздохом, — пожить бы там,
в этом омуте новостей, искусств, мод, политики, ума и глупостей, безобразия и красоты, глубокомыслия и пошлостей, — пожить бы эпикурейцем, насмешливым наблюдателем всех этих проказ!» «А вот Испания с своей цветущей Андалузией, — уныло думал я, глядя
в ту сторону, где дед указал
быть испанскому берегу.
Если б он не
был гражданский инженер и геолог, то, конечно,
был бы африканский Рубини: у него изумительный фальцетто. Он нам
пел шотландские песни и баллады. Ученая
партия овладела им совсем, и Посьет, конечно, много дополнит
в печати беседу нашу с г-ном Беном.
Мимоходом съел высиженного паром цыпленка, внес фунт стерлингов
в пользу бедных. После того, покойный сознанием, что он прожил день по всем удобствам, что видел много замечательного, что у него
есть дюк и паровые цыплята, что он выгодно продал на бирже
партию бумажных одеял, а
в парламенте свой голос, он садится обедать и, встав из-за стола не совсем твердо, вешает к шкафу и бюро неотпираемые замки, снимает с себя машинкой сапоги, заводит будильник и ложится спать. Вся машина засыпает.
После обеда нас повели
в особые галереи играть на бильярде. Хозяин и некоторые гости, узнав, что мы собираемся играть русскую, пятишаровую
партию, пришли
было посмотреть, что это такое, но как мы с Посьетом
в течение получаса не сделали ни одного шара, то они постояли да и ушли, составив себе, вероятно, не совсем выгодное понятие о русской
партии.
«Артистическая
партия», то
есть мы трое, вошли на крыльцо, а та упрямо сидела
в экипаже. Между тем Вандик и товарищ его молча отпрягли лошадей, и спор кончился.
Другой политический арестант
в этой
партии из народа, Маркел Кондратьев,
был человек иного склада.
В особенности полюбил Нехлюдов шедшего с той
партией, к которой
была присоединена Катюша, ссылаемого
в каторгу чахоточного молодого человека Крыльцова.
Отправка
партии,
в которой шла Маслова,
была назначена на 5-е июля.
В этот же день приготовился ехать зa нею и Нехлюдов. Накануне его отъезда приехала
в город, чтоб повидаться с братом, сестра Нехлюдова с мужем.
В отправлявшейся
партии было 623 мужчины и 64 женщины: всех надо
было проверить по статейным спискам, отобрать больных и слабых и передать конвойным.
Он принадлежал к
партии народовольцев и
был даже главою дезорганизационной группы, имевшей целью терроризировать правительство так, чтобы оно само отказалось от власти и призвало народ. С этой целью он ездил то
в Петербург, то за границу, то
в Киев, то
в Одессу и везде имел успех. Человек, на которого он вполне полагался, выдал его. Его арестовали, судили, продержали два года
в тюрьме и приговорили к смертной казни, заменив ее бессрочной каторгой.
Симонсон,
в гуттаперчевой куртке и резиновых калошах, укрепленных сверх шерстяных чулок бечевками (он
был вегетарианец и не употреблял шкур убитых животных),
был тоже на дворе, дожидаясь выхода
партии. Он стоял у крыльца и вписывал
в записную книжку пришедшую ему мысль. Мысль заключалась
в следующем...