Неточные совпадения
Так неподвижно лег длинный человек
в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его красное пятно, — Самгин
видел прозрачный
парок над этим пятном; к забору подползал, волоча ногу, другой человек, с зеленым шарфом на шее; маленькая женщина сидела на земле, стаскивая с ноги своей черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой
в колени свои, развела руками, свалилась набок.
Невыспавшиеся девицы стояли рядом, взапуски позевывая и вздрагивая от свежести утра. Розоватый
парок поднимался с реки, и сквозь него, на светлой воде, Клим
видел знакомые лица девушек неразличимо похожими; Макаров,
в белой рубашке с расстегнутым воротом, с обнаженной шеей и встрепанными волосами, сидел на песке у ног девиц, напоминая надоевшую репродукцию с портрета мальчика-итальянца, премию к «Ниве». Самгин впервые заметил, что широкогрудая фигура Макарова так же клинообразна, как фигура бродяги Инокова.
Но осенние вечера
в городе не походили на длинные, светлые дни и вечера
в парке и роще. Здесь он уж не мог
видеть ее по три раза
в день; здесь уж не прибежит к нему Катя и не пошлет он Захара с запиской за пять верст. И вся эта летняя, цветущая поэма любви как будто остановилась, пошла ленивее, как будто не хватило
в ней содержания.
Они стали чутки и осторожны. Иногда Ольга не скажет тетке, что
видела Обломова, и он дома объявит, что едет
в город, а сам уйдет
в парк.
Он издали
видел, как Ольга шла по горе, как догнала ее Катя и отдала письмо;
видел, как Ольга на минуту остановилась, посмотрела на письмо, подумала, потом кивнула Кате и вошла
в аллею
парка.
Он ночевал
в парках, на пристанях, изголодался, отощал и был, как мы
видели, поднят Стильтоном, владельцем торговых складов
в Сити.
В ожидании товарищей, я прошелся немного по улице и рассмотрел, что город выстроен весьма правильно и чистота
в нем доведена до педантизма. На улице не
увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто
в каком-нибудь
парке. «Скучный город!» — говорил Зеленый с тоской, глядя на эту чистоту. При постройке города не жалели места: улицы так широки и длинны, что
в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.
Публика, метнувшаяся с дорожек
парка, еще не успела прийти
в себя, как
видит: на золотом коне несется черный дьявол с пылающим факелом и за ним — длинные дроги с черными дьяволами
в медных шлемах… Черные дьяволы еще больше напугали народ… Грохот, пламя, дым…
— Глядите внимательнее.
Видите вы ту скамейку,
в парке, вон где эти три больших дерева… зеленая скамейка?
— Да и не то что слышал, а и сам теперь
вижу, что правда, — прибавил он, — ну когда ты так говорил, как теперь? Ведь этакой разговор точно и не от тебя. Не слышал бы я о тебе такого, так и не пришел бы сюда; да еще
в парк,
в полночь.
— А за то, что нынче девки не
в моде. Право, посмотришь, свет-то навыворот пошел. Бывало,
в домах ли где,
в собраниях ли каких,
видишь, все-то кавалеры с девушками, с барышнями, а барышни с кавалерами, и таково-то славно, таково-то весело и пристойно.
Парка парку себе отыскивает. А нынче уж нет! Все пошло как-то таранты на вон. Все мужчины, как идолы какие оглашенные, все только около замужних женщин так и вертятся, так и кривляются, как пауки; а те тоже чи-чи-чи! да га-га-га! Сами на шею и вешаются.
Вдруг ей вспомнилась картина, которую она
видела однажды во дни юности своей:
в старом
парке господ Заусайловых был большой пруд, густо заросший кувшинками.
Поэтому он быстро, повернулся и пошел к
парку. Если бы кто смотрел на него
в это время с площади, то мог бы
видеть, как белая одежда то теряется
в тени деревьев, то мелькает опять на месячном свете.
Живут все эти люди и те, которые кормятся около них, их жены, учителя, дети, повара, актеры, жокеи и т. п., живут той кровью, которая тем или другим способом, теми или другими пиявками высасывается из рабочего народа, живут так, поглощая каждый ежедневно для своих удовольствий сотни и тысячи рабочих дней замученных рабочих, принужденных к работе угрозами убийств,
видят лишения и страдания этих рабочих, их детей, стариков, жен, больных, знают про те казни, которым подвергаются нарушители этого установленного грабежа, и не только не уменьшают свою роскошь, не скрывают ее, но нагло выставляют перед этими угнетенными, большею частью ненавидящими их рабочими, как бы нарочно дразня их, свои
парки, дворцы, театры, охоты, скачки и вместе с тем, не переставая, уверяют себя и друг друга, что они все очень озабочены благом того народа, который они, не переставая, топчут ногами, и по воскресеньям
в богатых одеждах, на богатых экипажах едут
в нарочно для издевательства над христианством устроенные дома и там слушают, как нарочно для этой лжи обученные люди на все лады,
в ризах или без риз,
в белых галстуках, проповедуют друг другу любовь к людям, которую они все отрицают всею своею жизнью.
В другом роде, но совершенно точно, можно
видеть это на искусственных
парках, по сравнению с случайными лесными видениями, как бы бережно вынутыми солнцем из драгоценного ящика.
Я окончательно ошалел, да так ошалел, что, ничего не
видя, ничего не понимая, просидел за обедом, за чаем
в тургеневских покоях, ошалелым гулял по
парку, гулял по селу, ничего не соображая.
Княгиня,
в свою очередь, переживала тоже довольно сильные ощущения: она очень хорошо догадалась, что муж из ревности к ней вышел до такой степени из себя
в парке и затеял всю эту сцену с Архангеловым; она только не знала хорошенько, что такое говорила с ним Елена
в соседней комнате, хотя
в то же время ясно
видела, что они там за что-то поссорились между собой.
Телятев. Я увидал его
в первый раз здесь,
в парке, с неделю тому назад. Иду я по той аллее и издали
вижу: стоит человек, разиня рот и вытаращив глаза; шляпа на затылке. Меня взяло любопытство, на что он так удивляется. Слона не водят, петухи не дерутся. Гляжу, и что ж бы ты думал, на кого он так уставился? Угадай!
Утренний ветер шуршал обнаженными и обмерзшими ветвями. Я невольно вспомнил ее такой, какой она была летом, с пятнами света и тени, с фигурами Урманова и «американки»
в перспективе… Мне казалось, что это так давно… Надо будет разыскать Урманова… Положительно это его я
видел в парке. Неужели он живет все на лесной дачке?.. Мне вспомнилось освещенное окно, свет лампы, склоненная над столом голова Урманова и красивая, буйная прядь черных волос, свесившаяся над его лбом…
Одним словом, я прошел всю аллею и вел
в воображении интереснейший разговор, как вдруг уже у самой академии услышал нервный стук шагов по камню и над балюстрадой, отделявшей академическую площадку от
парка,
увидел голову «американки».
В этот день я смотрел из окна чертежной на белый пустой
парк, и вдруг мне показалось, что
в глубине аллеи я
вижу Урманова. Он шел по цельному снегу и остановился у одной скамейки. Я быстро схватил
в вестибюле шляпу и выбежал. Пробежав до половины аллеи, я
увидел глубокий след, уходивший
в сторону Ивановского грота. Никого не было видно, кругом лежал снег, чистый, нетронутый. Лишь кое-где виднелись оттиски вороньих лапок, да обломавшиеся от снега черные веточки пестрили белую поверхность темными черточками.
Урмановы вернулись
в конце недели, и опять их можно было
видеть в парке то с генералом, то одних. Урманов имел вид необыкновенно счастливый, и все аллеи и уголки
парка, казалось, переполнены мельканием его счастья.
В одно прекрасное утро, взглянув
в окно, обращенное
в парк, я
увидел, что по одной из расчищенных для моих прогулок аллей ходят двое мужчин, посматривают кругом хозяйским глазом, меряют шагами пространство и даже деревья пересчитывают.
Только что вышел я из сада
в парк, как вдруг на скамейке
увидел мистера Астлея.
Мы достигли верховья так называемого Бедринского озера, и,
увидев, что
в него впадал небольшой ручеек из соседнего болота и такие же два ручейка — из
парка, я убедился, что озеро имеет постоянную небольшую прибыль свежей, проточной воды.
Много ли, мало ли времени прошло, только
видит помещик, что
в саду у него дорожки репейником поросли,
в кустах змеи да гады всякие кишмя кишат, а
в парке звери дикие воют. Однажды к самой усадьбе подошел медведь, сел на корточках, поглядывает
в окошки на помещика и облизывается.
Я — крапивник, подкидыш, незаконный человек; кем рождён — неизвестно, а подброшен был
в экономию господина Лосева,
в селе Сокольем, Красноглинского уезда. Положила меня мать моя — или кто другой —
в парк господский, на ступени часовенки, где схоронена была старая барыня Лосева, а найден я был Данилой Вяловым, садовником. Пришёл он рано утром
в парк и
видит: у двери часовни дитя шевелится,
в тряпки завёрнуто, а вокруг кот дымчатый ходит.
В парке и
в саду покойно ходили люди,
в доме играли, — значит, только он один
видел монаха. Ему сильно хотелось рассказать обо всем Тане и Егору Семенычу, но он сообразил, что они наверное сочтут его слова за бред, и это испугает их; лучше промолчать. Он громко смеялся, пел, танцевал мазурку, ему было весело, и все, гости и Таня, находили, что сегодня у него лицо какое-то особенное, лучезарное, вдохновенное и что он очень интересен.
Увидев меня, она вскрикнула от радости, и если б это было не
в парке, наверное, бросилась бы мне на шею; она крепко жала мне руки и смеялась, и я тоже смеялся и едва не плакал от волнения. Начались расспросы: как
в деревне, что отец,
видел ли я брата и проч. Она требовала, чтобы я смотрел ей
в глаза, и спрашивала, помню ли я пескарей, наши маленькие ссоры, пикники…
В одно из воскресений,
в конце июля, я пришел к Волчаниновым утром, часов
в девять. Я ходил по
парку, держась подальше от дома, и отыскивал белые грибы, которых
в то лето было очень много, и ставил около них метки, чтобы потом подобрать их вместе с Женей. Дул теплый ветер. Я
видел, как Женя и ее мать, обе
в светлых праздничных платьях, прошли из церкви домой и Женя придерживала от ветра шляпу. Потом я слышал, как на террасе пили чай.
— Я просил не собирать грибов у меня
в парке и около двора, оставлять моей жене и детям, но ваши девушки приходят чуть свет, и потом не остается ни одного гриба. Проси вас или не проси — это всё равно. Просьба, и ласки, и убеждение,
вижу, всё бесполезно.
С первого же дня, как Володя съехал на берег и вместе с обычным своим спутником, доктором, осматривал город, его поразила не столько деятельная жизнь города — он ведь
видел Лондон — и не громадные, многоэтажные отели, не роскошные здания школ и училищ, не невиданное прежде зрелище переносных деревянных домов, не роскошь
парков, садов и извозчичьих колясок, — его поразили люди
в Америке: их упорная энергия, независимость и какая-то лихорадочно торопливая жажда завоевать жизнь, несмотря ни на какие препятствия.
Мы сняли колокольчик и стали подыматься по довольно крутому взвозу, который шел
в огиб
парка и постоянно держал нас
в каком-то секрете от збмка и других строений, так что мы чем ближе к ним приближались, тем меньше их
видели.
— Понимаю!..
Видите, Иван Захарыч… — Первач стал медленно потирать руки, — по пословице: голенький — ох, а за голеньким — Бог… Дачу свою Низовьев, — я уже это сообщил и сестрице вашей, — продает новой компании… Ее представитель — некий Теркин. Вряд ли он очень много смыслит. Аферист на все руки… И писали мне, что он сам мечтает попасть поскорее
в помещики… Чуть ли он не из крестьян. Очень может быть, что ему ваша усадьба с таким
парком понравится. На них вы ему сделаете уступку с переводом долга.
Через громадный
парк, наполненный старыми, развесистыми дубами, вился ручей, прозрачный до такой степени, что когда его запрудили и обратили
в обширный пруд, то на дне его, на двухсаженной глубине, можно было
видеть каждый камешек.
Объявить, что
видел ее
в саду, и сделать чуть свет облаву не только
в парке, роще, но
в соседнем лесу, но это поведет к скандалу для него и, главное, к задержке его отъезда
в Руднево.
— Ну, так слушайте. Мы сейчас из Петровского
парка. Экипажей там и дам целые миллионы. Богатство — умопомраченье. Красавиц — не перечесть… Вдруг
вижу несется коляска, которой позавидовала бы любая владетельная особа: кучер и лакей — загляденье, кони — львы. А
в коляске сидят две дамы — одна, точно сказочная царица, другая поскромнее… Поровнялись они с нами, и… о, боги!.. Вторая оказалась Любовь Аркадьевной!
Комнаты громадные, как
в благородном собрании,
парк дивный, с такими аллеями, каких я никогда не
видел, река, пруд, церковь для моих стариков и все, все удобства».
Не застав княжну на террасе, зная ее привычки, пошел искать ее по аллеям «старого
парка» и, как мы
видели, предстал перед нею
в ту минуту, когда она пришла к роковому решению.
Борька пошел купаться. Морщась от головной боли, он шагал по мокрой траве рядом с маслянисто-черной дорогой, с водою
в расползшихся колеях. На теплой грязи сидели маленькие оранжевые и лиловые бабочки, каких можно
увидеть только на мокрых дорогах и у ручьев. За
парком широко подул с реки освежающий ветер, но сейчас же стих.