Неточные совпадения
В настоящее время он тоже принужден был выйти из университета, но ненадолго, и из всех
сил спешил
поправить обстоятельства, чтобы можно было продолжать.
— Я вас не понимаю после этого. Вы оскорбляете русский народ. Я не понимаю, как можно не признавать принсипов,
правил!
В силу чего же вы действуете?
— Надобно расширить круг внимания к жизни, — докторально посоветовал Клим Иванович. — Вы, жители многочисленных губерний, уездов, промысловых сел, вы — настоящая Русь… подлинные хозяева ее, вы —
сила, вас миллионы. Не миллионеры, не чиновники, а именно вы должны бы
править страной, вы, демократия… Вы должны посылать
в Думу не Ногайцевых, вам самим надобно идти
в нее.
Он чувствовал себя
в силе сказать много резкостей, но Лютов поднял руку, как для удара,
поправил шапку, тихонько толкнул кулаком другой руки
в бок Самгина и отступил назад, сказав еще раз, вопросительно...
— О каком обмане,
силе, лукавстве говорите вы? — спросила она. — Ничего этого нет. Никто мне ни
в чем не мешает… Чем же виноват предок? Тем, что вы не можете рассказать своих
правил? Вы много раз принимались за это, и все напрасно…
Но когда Райский пригляделся попристальнее, то увидел, что
в тех случаях, которые не могли почему-нибудь подойти под готовые
правила, у бабушки вдруг выступали собственные
силы, и она действовала своеобразно.
Пороху и дроби, разумеется, ему не выдавали, следуя точно тем же
правилам,
в силу которых и он не кормил своей собаки.
Гимнастика, работа для упражнения
силы, чтения — были личными занятиями Рахметова; по его возвращении
в Петербург, они брали у него только четвертую долю его времени, остальное время он занимался чужими делами или ничьими
в особенности делами, постоянно соблюдая то же
правило, как
в чтении: не тратить времени над второстепенными делами и с второстепенными людьми, заниматься только капитальными, от которых уже и без него изменяются второстепенные дела и руководимые люди.
В силу этого и Карл Иванович любил и узкие платья, застегнутые и с перехватом,
в силу этого и он был строгий блюститель собственных
правил и, положивши вставать
в шесть часов утра, поднимал Ника
в 59 минут шестого, и никак не позже одной минуты седьмого, и отправлялся с ним на чистый воздух.
В терроре 93, 94 года выразился внутренний ужас якобинцев: они увидели страшную ошибку, хотели ее
поправить гильотиной, но, сколько ни рубили голов, все-таки склонили свою собственную перед
силою восходящего общественного слоя.
Логика научила его рассуждать; математика — верные делать заключения и убеждаться единою очевидностию; метафизика преподала ему гадательные истины, ведущие часто к заблуждению; физика и химия, к коим, может быть, ради изящности
силы воображения прилежал отлично, ввели его
в жертвенник природы и открыли ему ее таинства; металлургия и минералогия, яко последственницы предыдущих, привлекли на себя его внимание; и деятельно хотел Ломоносов познать
правила,
в оных науках руководствующие.
Правила их речи почерпаемы
в обстоятельствах, сладость изречения —
в их чувствах,
сила доводов —
в их остроумии.
Следуя сему
правилу, доколе
силы разума не были
в вас действующи, не предлагал я вам понятия о всевышнем существе и еще менее об откровении.
Если
в отношении к Островскому до сих пор не было сделано ничего подобного, то нам остается только пожалеть об этом странном обстоятельстве и постараться
поправить его, насколько хватит
сил и уменья.
— Это жалко, лучше бы, если б вы из арифметики по крайности хоть четыре
правила сложения знали, то бы вам было гораздо пользительнее, чем весь Полусонник. Тогда бы вы могли сообразить, что
в каждой машине расчет
силы есть, а то вот хоша вы очень
в руках искусны, а не сообразили, что такая малая машинка, как
в нимфозории, на самую аккуратную точность рассчитана и ее подковок несть не может. Через это теперь нимфозория и не прыгает и дансе не танцует.
— Откровенно признается вам, что не так легко приводить
в исполнение это
правило, но тем не менее находит
в себе
силы переносить настоящее свое положение и надеется и впредь не ослабеть духом.
Кони несут среди сугробов, опасности нет:
в сторону не бросятся, все лес, и снег им по брюхо —
править не нужно. Скачем опять
в гору извилистой тропой; вдруг крутой поворот, и как будто неожиданно вломились смаху
в притворенные ворота при громе колокольчика. Не было
силы остановить лошадей у крыльца, протащили мимо и засели
в снегу нерасчищенного двора…
Героем моим, между тем, овладел страх, что вдруг, когда он станет причащаться, его опалит небесный огонь, о котором столько говорилось
в послеисповедных и передпричастных
правилах; и когда, наконец, он подошел к чаше и повторил за священником: «Да будет мне сие не
в суд и не
в осуждение», — у него задрожали руки, ноги, задрожали даже голова и губы, которыми он принимал причастие; он едва имел
силы проглотить данную ему каплю — и то тогда только, когда запил ее водой, затем поклонился
в землю и стал горячо-горячо молиться, что бог допустил его принять крови и плоти господней!
Разные безгрешные доходы процветали
в полной
силе, и к ним все так привыкли, что общим
правилом было то, чтобы всяк сверчок знал свой шесток и чтобы сору из избы не выносил.
— Есть у меня, видите ли, вдовец. Не стар еще, да детей куча, тягла
править не
в силах. Своих девок на выданье у меня во всей вотчине хоть шаром покати, — поневоле
в люди идешь!
— Так вот, говорит, нам необходимо удостовериться, везде ли
в заграничных учебных заведениях это
правило в такой же
силе соблюдается, как у нас…
Не верь, а все-таки держи ухо востро, неровен час и повесится: с этакими-то и бывает; не от
силы, а от слабости вешаются; а потому никогда не доводи до последней черты, — и это первое
правило в супружестве.
—
Правило прекрасное! — заметила Катрин и надулась; Крапчик же заметно сделался любезнее с своим гостем и стал даже подливать ему вина. Ченцов, с своей стороны, хоть и чувствовал, что Катрин сильно им недовольна, но что ж делать? Поступить иначе он не мог: ощутив
в кармане своем подаренные дядею деньги, он не
в силах был удержаться, чтобы не попробовать на них счастия слепой фортуны, особенно с таким золотым мешком, каков был губернский предводитель.
— А ты погляди, как мало люди
силу берегут, и свою и чужую, а? Как хозяин-то мотает тебя? А водочка чего стоит миру? Сосчитать невозможно, это выше всякого ученого ума… Изба сгорит — другую можно сбить, а вот когда хороший мужик пропадает зря — этого не
поправишь! Ардальон, примерно, алибо Гриша — гляди, как мужик вспыхнул! Глуповатый он, а душевный мужик. Гриша-то! Дымит, как сноп соломы. Бабы-то напали на него, подобно червям на убитого
в лесу.
В этом освобождении — увеличении этой
силы и состоит, по учению Христа, истинная жизнь человека. Истинная жизнь, по прежним условиям, состоит
в исполнении
правил, закона; по учению Христа она состоит
в наибольшем приближении к указанному и сознаваемому каждым человеком
в себе божескому совершенству,
в большем и большем приближении к слиянию своей воли с волей божией, слиянию, к которому стремится человек и которое было бы уничтожением той жизни, какую мы знаем.
B-17-x, ввиду того, что: 1) цель, преследуемая всеми обществами мира, состоит
в установлении юридического порядка между народами; что 2) нейтрализация путем международных договоров составляет шаг к такому юридическому положению и к уменьшению числа стран,
в которых будет возможна война, — конгресс предложил расширить
правила о нейтрализации и выразил желание, чтобы все договоры о нейтрализации, уже существующие
в настоящее время, оставались и вперед
в силе или,
в случае нужды, были дополнены
в том смысле, чтобы нейтралитет был распространен на всё государство или чтобы были уничтожены крепости, представляющие для всякого нейтралитета скорее опасность, чем ручательство.
Это все равно как видел я однажды на железоделательном заводе молот плющильный; молот этот одним ударом разбивал и сплющивал целые кувалды чугунные, которые
в силу было поднять двум человекам, и тот же самый молот, когда ему было внушаемо о
правилах учтивости, разбивал кедровый орешек, положенный на стекло карманных часов, и притом разбивал так ласково, что стекла нисколько не повреждал.
Трудно было понять, какое удобство имел
в виду неведомый столяр, загибая так немилосердно спинки, и хотелось думать, что тут виноват не столяр, а какой-нибудь проезжий силач, который, желая похвастать своей
силой, согнул стульям спины, потом взялся
поправлять и еще больше согнул.
Я много и много передумал о своей будущей обязанности, написал себе
правила действий, и, если только Бог даст мне жизни и
сил, я успею
в своем предприятии.
Вот смотрите — хотят отнять у царя его божественную
силу и волю
править страною по указанию свыше, хотят выборы устроить
в народе, чтобы народ послал к царю своих людей и чтобы эти люди законы издавали, сокращая власть царёву.
Игуменья душою была рада угодить
Силе Иванычу и приютить Настю, да, посоветовавшись с секретарем консистории, отказалась, потому что, по
правилам, ни женатому мужчине, ни замужней женщине нельзя поступить
в монастырь.
Марфе Андревне приходилось невмоготу: у нее
сил не ставало быть одной; ей бы хотелось взойти к сыну к поцеловать его руки, ноги, которые представлялись ей такими, какими она целовала их
в его колыбели. Она бог знает что дала бы за удовольствие обнять его и сказать ему, что она не такая жестокая, какою должна была ему показаться; что ей его жаль; что она его прощает; но повести себя так было несообразно с ее нравом и
правилами.
Это был художник, каких мало, одно из тех чуд, которых извергает из непочатого лона своего только одна Русь, художник-самоучка, отыскавший сам
в душе своей, без учителей и школы,
правила и законы, увлеченный только одною жаждою усовершенствованья и шедший, по причинам, может быть, неизвестным ему самому, одною только указанною из души дорогою; одно из тех самородных чуд, которых часто современники честят обидным словом «невежи» и которые не охлаждаются от охулений и собственных неудач, получают только новые рвенья и
силы и уже далеко
в душе своей уходят от тех произведений, за которые получили титло невежи.
Мы упраздняем тайную экспедицию, говорит указ, потому, что «хотя она действовала со всевозможным умерением и правилася личною мудростью и собственным государыни всех дел рассмотрением, но впоследствии времени открылося, что личные
правила, по самому существу своему перемене подлежащие, не могли положить надежного оплота злоупотреблениям, и потребна была
сила закона, чтобы присвоить положениям сим надлежащую непоколебимость», и притом вообще
в «благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказываемы общею
силою закона» (П. С. З., № 19813).
Такие и подобные рассуждения всегда составляли одну из необходимых частей нашей сатиры; причины их заключались
в неуменье или нерешимости указать действительные средства
поправить дело; следствием же их была та двойственность, та беспрерывная цепь разочарований и новых надежд, та умилительная смесь негодования и восторга, которые доставили нашим сатирикам так много обломовской миловидности и так мало действительной
силы…
Испытаны были над нею все известные средства народной поэзии и творчества: ее поили бодрящим девясилом, обсыпали пиониею, которая унимает надхождение стени, давали нюхать майран, что
в голове мозг
поправляет, но ничто не помогло, и теперь ее взяли к угоднику, поспешая на первый случай, когда пойдет самая первая
сила.
Невзирая на всю эту ужасную обстановку, было несколько выражений, сказанных Феклушею с таким чувством, что они произвели впечатление на публику, а слова Софонисбы: «Прости
в последний раз!», говоря которые, она бросилась
в объятия Массиниссы, второго своего супруга, — были проникнуты такою
силою внутреннего чувства, такою выразительностью одушевленной мимики, что зрители увлеклись; взрыв громкого рукоплескания потряс театр, и многие закричали «браво»; но это не
поправило дела: трагедия надоела до смерти зрителям, и когда, по окончании пиесы, мы с Алехиным и несколькими приятелями Плавильщикова вздумали вызывать дебютантку, — общее шиканье и смех заглушили наши вызовы.
Увы! покоясь на траве густой,
Проказник старый обнимал бесстыдно
Упругий стан под юбкою простой
И не жалел ни ножки миловидной,
Ни круглых персей, дышащих весной!
И долго, долго бился, но напрасно!
Огня и
сил лишен уж был несчастный.
Он встал, вздохнул (нельзя же не вздохнуть),
Поправил брюхо и пустился
в путь,
Оставив тут обманутую деву,
Как Ариадну, преданную гневу.
Когда-то
в детстве самой внушительной и страшной
силой, надвигающейся как туча или локомотив, готовый задавить, ей всегда представлялся директор гимназии; другой такою же
силой, о которой
в семье всегда говорили и которую почему-то боялись, был его сиятельство; и был еще десяток
сил помельче, и между ними учителя гимназии с бритыми усами, строгие, неумолимые, и теперь вот, наконец, Модест Алексеич, человек с
правилами, который даже лицом походил на директора.
Попова. Он так любил Тоби! Он всегда ездил на нем к Корчагиным и Власовым. Как он чудно
правил! Сколько грации было
в его фигуре, когда он изо всей
силы натягивал вожжи! Помнишь? Тоби, Тоби! Прикажи дать ему сегодня лишнюю осьмушку овса.
— Да у своего же мужичка… на хлебах… Подсоблял ему кое-что
править… пока господь
сил не отнял… Он меня и кормил, матушка… Ну, как сил-то не стало, случилась со мной беда-то, расшибся, пришел ему
в тяготу… Он кормить-то и не стал меня… Вестимо,
в чужих людях даром хлеба не дадут…
Недостаточно ухарски
править,
Мчась на бешеной тройке стремглав,
Двадцать тысяч на карту поставить
И глазком не моргнуть, проиграв, —
Есть иное величие
в мире,
И не торный ведет к нему путь,
Человеку прекрасней и шире
Можно
силы свои развернуть!
— Что ж рассказать-то? Старость, дряхлость пришла, стало не под
силу в пустыне жить. К нам
в обитель пришел, пятнадцать зим у нас пребывал. На летнее время, с Пасхи до Покрова, иной год и до Казанской,
в леса удалялся, а где там подвизался, никто не ведал. Безмолвие на себя возложил,
в последние десять лет никто от него слова не слыхивал. И на
правиле стоя
в молчании, когда молился, губами даже не шевелил.
— Нет,
поправишь!
поправишь! — с новой
силой убеждения воскликнула она, оживленная этими знаками пробуждения и участия к ней, —
поправишь, мой милый! Сейчас же поедем
в банк, вынем сорок тысяч — и ты отвези их!.. И о чем убиваться?! Боже мой, ну не все ли равно?.. Ну, раз проиграл,
в другой уж не будешь!.. Ну, и полно же, Анзя мой! ну, прояснись! ну, улыбнись мне, солнышко мое!.. Ну же?.. ну?..
Да, потому что Бог
правит миром, но не царит
в нем, Царствие Божие
в силе еще не пришло, мир живет своей, внебожественной жизнью.
«Он барахтался
в том черном мешке,
в который просовывала его невидимая, непреодолимая
сила. Он бился, как бьется
в руках палача приговоренный к смерти, зная, что он не может спастись… Вдруг какая-то
сила толкнула его
в грудь,
в бок, еще сильнее сдавила ему дыхание, он провалился
в дыру, и там
в конце дыры засветилось что-то… И ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно еще
поправить. Он спросил себя: что же «то»? и затих, прислушиваясь.
— Я им, разумеется, отказал, — продолжал Бодростин. — Помилуйте, сколько дней им есть
в году, когда могут себе делать всякие глупости, какие им придут
в голову, так нет, — вот подай им непременно сегодня, когда у меня гости. — «Ноне, говорят, Михаил Архангел живет, он Божью огненную
силу правит: нам
в этот самый
в его день надыть».
— Я не согласна. У меня есть жизнь, вы это знаете. Маленькая, по-вашему. По моим
силам и
правилам, André. Я вас слушала сейчас, до прихода papa, не спорила с вами. Вы правы…
в фактах. Но сами-то вы следите ли за собой? Простите мне cette réprimande [это замечание (фр.).], уж я старуха… Надо следить за собой, а то легко s'embourber… [завязнуть (фр.).]
«Подавай нам суд и правду!» — кричали они, не ведая ни
силы, ни могущества московского князя. — «Наши деды и отцы были уже чересчур уступчивы ненасытным московским князьям, так почему же нам не вступиться и не
поправить дела. Еще подумают гордецы-москвитяне, что мы слабы, что
в Новгороде выродились все храбрые и сильные, что вымерли все мужи, а остались дети, которые не могут сжать меча своего слабою рукою. Нет, восстановим древние права вольности и смелости своей, не дадим посмеяться над собою».
Полковник Бутович лежал, прислонясь к стене,
в сюртуке и белой жилетке, два ребра были выворочены. У его ног лежал убитый штабс-лекарь Богоявленский. Далее поручик Панов. Последний лежал ничком
в луже крови и хрипел. Один Забелин
в забытье карабкался по стене и, будучи
в силах еще держаться на ногах, ничего не видя вокруг себя, весь
в ранах,
поправляя волосы, не переставал бранить поселян, которые насмехались над ним, подставляли ему зеркало, предлагая посмотреть на себя.