Неточные совпадения
Гул и треск проносятся из одного конца
города в другой, и над всем этим гвалтом, над всей этой сумятицей, словно крик хищной птицы, царит зловещее: «Не потерплю!»
Самгин стал слушать сбивчивую, неясную речь Макарова менее внимательно.
Город становился ярче, пышнее; колокольня Ивана Великого поднималась в небо, как палец, украшенный розоватым ногтем. В воздухе плавал мягкий
гул, разноголосо пели колокола церквей, благовестя к вечерней службе. Клим вынул часы, посмотрел на них.
Ему казалось, что в обычном шуме
города сегодня он различает какой-то особенный, глухой, тревожный
гул.
Кое-где стучали в доску, лениво раздавалось откуда-то протяжное: «Слушай!» Только от собачьего лая стоял глухой
гул над
городом. Но все превозмогала тишина, темнота и невозмутимый покой.
Из
города донесся по воде
гул и медное дрожание большого охотницкого колокола. Стоявший подле Нехлюдова ямщик и все подводчики одни за другими сняли шапки и перекрестились. Ближе же всех стоявший у перил невысокий лохматый старик, которого Нехлюдов сначала не заметил, не перекрестился, а, подняв голову, уставился на Нехлюдова. Старик этот был одет в заплатанный òзям, суконные штаны и разношенные, заплатанные бродни. За плечами была небольшая сумка, на голове высокая меховая вытертая шапка.
Жили мы в тихом, тупом переулке, но, несмотря на это, из
города к нам проникал какой-то заглушённый
гул, и возбуждение просачивалось в нашу спальню.
Затем мне смутно вспоминаются толпы народа, страшный
гул человеческих голосов и что-то невидимое, промчавшееся где-то в глубинах этого человеческого моря, после чего народ, точно вдруг обеспамятевший, ринулся к центру
города.
Шатаясь по улицам, я всматривался детски-любопытными глазами в незатейливую жизнь городка с его лачугами, вслушивался в
гул проволок на шоссе, вдали от городского шума, стараясь уловить, какие вести несутся по ним из далеких больших
городов, или в шелест колосьев, или в шепот ветра на высоких гайдамацких могилах.
Но вот долетают до вас звуки колоколов, зовущих ко всенощной; вы еще далеко от
города, и звуки касаются слуха вашего безразлично, в виде общего
гула, как будто весь воздух полон чудной музыки, как будто все вокруг вас живет и дышит; и если вы когда-нибудь были ребенком, если у вас было детство, оно с изумительною подробностью встанет перед вами; и внезапно воскреснет в вашем сердце вся его свежесть, вся его впечатлительность, все верованья, вся эта милая слепота, которую впоследствии рассеял опыт и которая так долго и так всецело утешала ваше существование.
И закурил же он у нас, парень! Да так, что земля стоном стоит, по городу-то
гул идет. Товарищей понабрал, денег куча, месяца три кутил, все спустил. «Я, говорит, бывало, как деньги все покончу, дом спущу, все спущу, а потом либо в наемщики, либо бродяжить пойду!» С утра, бывало, до вечера пьян, с бубенчиками на паре ездил. И уж так его любили девки, что ужасти. На торбе хорошо играл.
Глухой
гул человечьих голосов плавал по
городу, а стука бондарей — не слышно, и это было непривычно уху.
Сверкая медью, пароход ласково и быстро прижимался всё ближе к берегу, стало видно черные стены мола, из-за них в небо поднимались сотни мачт, кое-где неподвижно висели яркие лоскутья флагов, черный дым таял в воздухе, доносился запах масла, угольной пыли, шум работ в гавани и сложный
гул большого
города.
Москва-река, извиваясь, текла посреди холмистых берегов своих; но бесчисленные барки, плоты и суда не пестрили ее гладкой поверхности; ветер не доносил до проезжающих отдаленный
гул и невнятный, но исполненный жизни говор многолюдного
города; по большим дорогам шумел и толпился народ; но Москва, как жертва, обреченная на заклание, была безмолвна.
Снизу и снаружи
город дал знать тревожным, смягченным
гулом.
Вавило открывал форточку — в камеру вливались крепкие запахи навоза, дегтя, кожи и отовсюду из
города доносился странный
гул, точно кто-то разорил все вороньи гнезда в садах.
Он повернул назад, в
город, из которого вдруг понесся густой
гул колоколов, сзывавших к вечернему богослужению.
В тихие безветренные утра, ранней весной или осенью, со стороны
города приносился звон церквей и мягкий
гул езды, а в остальное время было тихо — тише, чем в самой деревне, где лают собаки, поют петухи и кричат дети.
То целый
город; смолкнул
гулНародных празднеств и торговли,
И ветер тления подул
На Богом проклятые кровли.
На дворе стоял октябрь в начале — лучшее время года в Париже, в открытые окна роскошно убранной комнаты занимаемого князем и Иреной отделения врывался, вместе со свежим воздухом,
гул «мирового»
города. Был первый час дня, на rue de la Poste господствовало полное оживление, находящееся против отеля café было переполнено посетителями, часть которых сидела за столиками на тротуаре.
Стояла чудная теплая ночь. В
городе царствовала какая-то торжественная тишина, изредка прерываемая отдаленным стуком экипажа. На улицах было пусто — все были в церквах. Но чу… раздался звон колокола, сперва в одном месте, затем, как эхо, в нескольких других и, наконец, в воздухе повис, как бы шедший сверху, какой-то радостный, до сердца проникающий
гул — это звонили к обедне… Сергей Прохорович, с удовольствием вдыхавший в себя мягкую свежесть теплой ночи, перекрестился…
После замолкшего прежнего страшного
гула орудий, над
городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему
городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров.