Неточные совпадения
— Прежде чем душа праведника в рай идет — она еще
сорок мытарств проходит, мой батюшка,
сорок дней, и может еще в своем
доме быть…
— Кого? Меня! За одну фантазию нос отвинчу!
Дом Починкова, нумер
сорок семь, в квартире чиновника Бабушкина…
Знакомый помощник частного пристава жаловался мне: «Война только что началась, а уж говорят о воровстве: сейчас задержали человека, который уверял публику, что ломают
дом с разрешения начальства за то, что хозяин
дома, интендант,
сорок тысяч солдатских сапог украл и немцам продал».
Профессоров Самгин слушал с той же скукой, как учителей в гимназии.
Дома, в одной из чистеньких и удобно обставленных меблированных комнат Фелицаты Паульсен, пышной дамы лет
сорока, Самгин записывал свои мысли и впечатления мелким, но четким почерком на листы синеватой почтовой бумаги и складывал их в портфель, подарок Нехаевой. Не озаглавив свои заметки, он красиво, рондом, написал на первом их листе...
У самого подножия горы лежат
домов до
сорока английской постройки; между ними видны две церкви, протестантская и католическая.
В своем косоклинном сарафане и
сороке она выглядела прежней боярыней и по-прежнему справляла бесконечную службу в моленной, куда к ней по-прежнему сходились разные старцы в длиннополых кафтанах, подозрительные старицы и разный другой люд, целую жизнь ютящийся около страннолюбивых и нищекормливых богатых раскольничьих
домов.
Надобно заметить, что эти вдовы еще незамужними, лет
сорок, пятьдесят тому назад, были прибежны к
дому княгини и княжны Мещерской и с тех пор знали моего отца; что в этот промежуток между молодым шатаньем и старым кочевьем они лет двадцать бранились с мужьями, удерживали их от пьянства, ходили за ними в параличе и снесли их на кладбище.
Прошло
сорок лет, а у меня до сих пор еще мелькают перед глазами редкости этих четырех больших комнат его собственного
дома по Хлебному переулку.
В квартире номер
сорок пять во дворе жил хранитель
дома с незапамятных времен. Это был квартальный Карасев, из бывших городовых, любимец генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова, при котором он состоял неотлучным не то вестовым, не то исполнителем разных личных поручений. Полиция боялась Карасева больше, чем самого князя, и потому в
дом Олсуфьева, что бы там ни делалось, не совала своего носа.
— Всего-то тысяч на шестьдесят. Значит, мне осталось бы чистых
сорок тысяч да
дом.
—
Сорок ден и
сорок ночей будет летать баушкина душенька над своим
домом и будет она плакать…
Этот пожилой, степенный и величественный человек, тайный продавец казенных свечей, был очень удобным гостем, потому что никогда не задерживался в
доме более
сорока минут, боясь пропустить свой поезд, да и то все время поглядывал на часы. Он за это время аккуратно выпивал четыре бутылки пива и, уходя, непременно давал полтинник девушке на конфеты и Симеону двадцать копеек на чай.
Вспоминая рассказы Натальи Савишны о том, что душа усопшего до
сорока дней не оставляет
дома, я мысленно после смерти ношусь невидимкой по всем комнатам бабушкиного
дома и подслушиваю искренние слезы Любочки, сожаления бабушки и разговор папа с Августом Антонычем.
Когда Вихровы въехали в Новоселки и вошли в переднюю
дома, их встретила Анна Гавриловна, ключница Еспера Иваныча, женщина
сорока пяти лет, но еще довольно красивая и необыкновенно чистоплотная из себя.
Бабы трещали, как
сороки, пощелкивая кедровые орехи; ребятишки совались меж ног, толкали всех и, как воробьи, рассыпались в мгновение ока при первом грозном слове какого-нибудь сердитого старика, с благоговением глядевшего в окна барского
дома.
Подхалюзин. Малость должен-с. Сахару для
дому брали пудов, никак, тридцать, не то
сорок.
Но там дорого служить, нужна хорошая поддержка из
дома, на подпоручичье жалованье —
сорок три рубля двадцать семь с половиной копейки в месяц — совсем невозможно прожить.
Это был исторический
дом старого барства: столовая красного дерева, стоившая тысяч
сорок, колонны, фрески, и все это было замазано, загрязнено, на вбитые в красное дерево стен гвозди вешались вырезки из газет и платье. Снаружи
дом был одноэтажный, а надворная часть с антресолями и пристройками в три этажа.
Извозчики подвезли их прямо к большой избе в четыре окна и с жилыми пристройками на дворе. Проснувшийся Степан Трофимович поспешил войти и прямо прошел во вторую, самую просторную и лучшую комнату
дома. Заспанное лицо его приняло самое хлопотливое выражение. Он тотчас же объяснил хозяйке, высокой и плотной бабе, лет
сорока, очень черноволосой и чуть не с усами, что требует для себя всю комнату «и чтобы комнату затворить и никого более сюда не впускать, parce que nous avons а parler».
— В жизнь мою не видывала такого самого обыкновенного бала, — ядовито проговорила подле самой Юлии Михайловны одна дама, очевидно с желанием быть услышанною. Эта дама была лет
сорока, плотная и нарумяненная, в ярком шелковом платье; в городе ее почти все знали, но никто не принимал. Была она вдова статского советника, оставившего ей деревянный
дом и скудный пенсион, но жила хорошо и держала лошадей. Юлии Михайловне, месяца два назад, сделала визит первая, но та не приняла ее.
Сам Иван Дорофеев, мужик лет около
сорока, курчавый и с умными глазами, в красной рубахе и в сильно смазанных дегтем сапогах, спал на лавке и первый услыхал своим привычным ухом, что кто-то подъехал к его
дому и постучал в окно, должно быть, кнутовищем.
— А зачем мне жалованье? — возразил он. — Пусть Егор Егорыч даст нам только комнатку, — а у него их
сорок в деревенском
доме, — и тот обедец, которым он дворню свою кормит, и кормит, я знаю, отлично!
— Потому что наше вино сурьезное, — в один голос говорили приказчики, да и обойдется дешевле, потому что мы его на всяком месте сделать можем. Агличин, примерно, за свою бутылку рубль просит, а мы полтинник возьмем; он семь гривен, а мы —
сорок копеечек. Мы, сударь, лучше у себя
дома лишних десять копеечек накинем, нежели против агличина сплоховать! Сунься-ко он в ту пору с своей малагой — мы ему нос-то утрем! Задаром товар отдадим, а уж своих не сконфузим!
23 марта. Сегодня, в Субботу Страстную, приходили причетники и дьякон. Прохор просит, дабы неотменно идти со крестом на Пасхе и по
домам раскольников, ибо несоблюдение сего им в ущерб. Отдал им из своих денег
сорок рублей, но не пошел на сей срам, дабы принимать деньги у мужичьих ворот как подаяние. Вот теперь уже рясу свою вижу уже за глупость, мог бы и без нее обойтись, и было бы что причту раздать пообильнее. Но думалось: „нельзя же комиссару и без штанов“.
Привезу я ее в благородный, но бедный
дом — здесь есть, в
сорока верстах, — где до свадьбы ее будут держать в руках и никого до нее до допустят; а между тем я времени терять не буду: свадьбу уладим в три дня — это можно.
— Стоит вам взглянуть на термометр, — сказал Бавс, — или на пятно зеркального стекла, чтобы вспомнили это имя: Грас Паран. Ему принадлежит треть портовых участков и
сорок домов. Кроме капитала, заложенного по железным дорогам, шести фабрик, земель и плантаций, свободный оборотный капитал Парана составляет около ста двадцати миллионов!
В это время мы поднялись во второй этаж и шли по тесному коридору, с выходом на стеклянную галерею слева. Направо я увидел ряд дверей — четыре или пять, — разделенных неправильными промежутками. Я остановил женщину. Толстая крикливая особа лет
сорока, с повязанной платком головой и щеткой в руках, узнав, что мы справляемся,
дома ли Гез, бешено показала на противоположную дверь в дальнем конце.
Надела старинный шелковый сарафан, по зеленому полю с алой травкой, подпоясалась старинным плетеным шелковым поясом, на голову надела расшитую золотом
сороку и в таком виде, положив установленный начал перед дедовским образом, отправилась в брагинский
дом.
— Слова? И не помню… Нешто вспомнишь? Тогда, как вода из желоба, без передышки: та-та-та-та! А теперь ни одного слова не выговорю… Ну, и пошла за меня… Поехала теперь,
сорока, к матери, а я вот без нее по степу. Не могу
дома сидеть. Нет моей мочи!
— Манифест… А у нас, в охране, как в сумасшедшем
доме стало… Саша — такой грубый человек — удивительно! Кричит, знаете: бей, режь! Позвольте! Да я даже за пятьсот рублей не решусь человека убить, а тут предлагают за
сорок рублей в месяц убивать! Дико слушать такие речи…
Самого князя не было в это время
дома, но камердинер его показал барону приготовленное для него помещение, которым тот остался очень доволен: оно выходило в сад; перед глазами было много зелени, цветов. Часа в два, наконец, явился князь домой; услыхав о приезде гостя, он прямо прошел к нему. Барон перед тем только разложился с своим измявшимся от дороги гардеробом. Войдя к нему, князь не утерпел и ахнул. Он увидел по крайней мере до
сорока цветных штанов барона.
— Да вот… все о том, что Елена Николаевна переехала к вам в
дом! — начал Елпидифор Мартыныч с небольшой улыбочкой. — Раз при мне две модные дамы приехали в один
дом и начали квакать: «Как это возможно!.. Как это не стыдно!..» В Москве будто бы никогда еще этого и не бывало… Господи, боже мой! — думаю. —
Сорок лет я здесь практикую и, может, недели не прошло без того…
Дом-то у нас старый княжеский, комнат
сорок — пусто таково; скажешь слово, так даже гул идет; вот он и бродит один по комнатам-то.
Евгенье Степановне стукнуло уже
сорок лет, но она была очень свежа и моложава; ей наскучило жить в
доме у невестки и находиться в полной зависимости от хозяйки, которая в старые годы много терпела от своих золовок и в том числе от нее, хотя она была лучше других.
Матушка моя и женила его: она выдала за него семнадцатилетнюю сироту, воспитанную у ней в
доме; ему тогда минуло
сорок лет.
В
доме новых моих родителей мы скоро уложили свое приданое и отправили в деревню — поверите ли? — на
сорока подводах!
Олимпиада Семеновна объяснила Вельчанинову, что они едут теперь из О., где служит ее муж, на два месяца в их деревню, что это недалеко, от этой станции всего
сорок верст, что у них там прекрасный
дом и сад, что к ним приедут гости, что у них есть и соседи, и если б Алексей Иванович был так добр и захотел их посетить «в их уединении», то она бы встретила его «как ангела-хранителя», потому что она не может вспомнить без ужасу, что бы было, если б… и так далее, и так далее, — одним словом, «как ангела-хранителя…»
— Ежели б, — говорит, — моя прежняя молодость, когда мне было хоть
сорок лет, — так я бы не побоялся подлетов, а я муж в летах, мне шестьдесят пятый год, и если с меня далеко от
дому шубу долой стащат, то я, пока без шубы приду, непременно воспаление плеч получу, и тогда мне надо молодую рожечницу кровь оттянуть, или я тут у вас и околею.
Филицата. Вот выдумала! А еще умной называешься. Кто тебя умной-то назвал, и тот дурак.
Сорок лет я в
доме живу, отца ее маленьким застала, все хороша была, а теперь вдруг и не гожусь.
— А в Москве
дома большие, каменные, — говорила она, — церквей много-много,
сорок сороков, касатка, а в
домах все господа, да такие красивые, да такие приличные!
И
дома, и в поле, и в сарае я думал о ней, я старался понять тайну молодой, красивой, умной женщины, которая выходит за неинтересного человека, почти за старика (мужу было больше
сорока лет), имеет от него детей, — понять тайну этого неинтересного человека, добряка, простяка, который рассуждает с таким скучным здравомыслием, на балах и вечеринках держится около солидных людей, вялый, ненужный, с покорным, безучастным выражением, точно его привели сюда продавать, который верит, однако, в свое право быть счастливым, иметь от нее детей; и я все старался понять, почему она встретилась именно ему, а не мне, и для чего это нужно было, чтобы в нашей жизни произошла такая ужасная ошибка.
Рымов поклялся. Один из родственников ее приискал ему место в питейной канторе. Не соображая того, что Виктору Павлычу уже
сорок пятый год, Анна Сидоровна ревновала его к встречной и поперечной и даже, для этой цели, не держала ни одной женщины в
доме и сама готовила кушанье.
Вся Москва, весь этот огромный, пестрый гигант, распростертый на
сорок верст, блестящий своею чешуею, вся эта необъятная, узорчатая друза кристаллов, неправильно осевшихся. Я всматривался в каждую часть города, в каждой груде камней находил знакомого, приятеля, которого давно не видал… Вот Кремль, вот Воспитательный
дом, вот крыша театра, вот такая-то церковь…
Дома — там можно всегда продать по
сорок копеек и даже по полтине за пуд, а здесь никто не покупает.
— А они не принимают это себе во внимание, — продолжает Малахин — и берут еще с меня и с сына за то, что мы при быках едем,
сорок два рубля, как за III класс. Это мой сын Иаков; есть у меня
дома еще двое, да те по ученой части. Ну-с, и кроме того, я так понимаю, что железные дороги разорили скотопромышленников. Прежде, когда гурты гоняли, лучше было.
Лет
сорок тому назад в С.-Петербурге, на Васильевском острову, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который еще и до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя
дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний.
— Ой, батюшко, — говорит, — поначалу так было дело: после покойника остались мы в хорошем
дому: одних ульиков было
сорок — сколько денег выручали, сам сосчитай; да и теперь тоже; вестимо, что не против прежнего, а все бога гневить нечего… всего по крестьянству довольно; во вдовстве правлю полное тягло, без отягощения.
—
Сорок тысяч целковых в первом слове, — сказал Алексей. — Тысячи три либо четыре спустят. Опять же и в
доме все на хорошую руку: стулья всякие, столы, зеркала, на полах ковры — одно слово, богатель…
Обед был кончен, и общество перешло в гостиную, меблированную, как и все губернаторские гостиные, или что одно и то же — как и все губернаторские
дома, где мебель и вся принадлежность, заведенные на казенный счет лет
сорок тому назад, всецело переходят по наследству от одного губернатора к другому.
А с того края села
домов до
сорока принадлежит ихней двоюродной сестре, девице Марье Ивановне Алымовой, дочери покойного генерала Алымова.