Неточные совпадения
—
Думал он сам, на Аришу-то глядя:
«Только бы ноги Господь воротил!»
Как ни просил за
племянника дядя,
Барин соперника в рекруты сбыл.
Скотинин. Как!
Племяннику перебивать у
дяди! Да я его на первой встрече, как черта, изломаю. Ну, будь я свиной сын, если я не буду ее мужем или Митрофан уродом.
Он слышал, как его лошади жевали сено, потом как хозяин со старшим малым собирался и уехал в ночное; потом слышал, как солдат укладывался спать с другой стороны сарая с
племянником, маленьким сыном хозяина; слышал, как мальчик тоненьким голоском сообщил
дяде свое впечатление о собаках, которые казались мальчику страшными и огромными; потом как мальчик расспрашивал, кого будут ловить эти собаки, и как солдат хриплым и сонным голосом говорил ему, что завтра охотники пойдут в болото и будут палить из ружей, и как потом, чтоб отделаться от вопросов мальчика, он сказал: «Спи, Васька, спи, а то смотри», и скоро сам захрапел, и всё затихло; только слышно было ржание лошадей и каркание бекаса.
— Да вот, ваше превосходительство, как!.. — Тут Чичиков осмотрелся и, увидя, что камердинер с лоханкою вышел, начал так: — Есть у меня
дядя, дряхлый старик. У него триста душ и, кроме меня, наследников никого. Сам управлять именьем, по дряхлости, не может, а мне не передает тоже. И какой странный приводит резон: «Я, говорит,
племянника не знаю; может быть, он мот. Пусть он докажет мне, что он надежный человек, пусть приобретет прежде сам собой триста душ, тогда я ему отдам и свои триста душ».
Дядя, действительный статский советник, уже начинал было думать, что в
племяннике будет прок, как вдруг
племянник подгадил.
Клим подошел к
дяде, поклонился, протянул руку и опустил ее: Яков Самгин, держа в одной руке стакан с водой, пальцами другой скатывал из бумажки шарик и, облизывая губы, смотрел в лицо
племянника неестественно блестящим взглядом серых глаз с опухшими веками. Глотнув воды, он поставил стакан на стол, бросил бумажный шарик на пол и, пожав руку
племянника темной, костлявой рукой, спросил глухо...
Как бы он годился быть
дядей, который возвращается из Индии, с огромным богатством, и подоспевает кстати помочь
племяннику жениться на бедной девице, как, бывало, писывали в романах!
А Федор Федорович Рейс, никогда не читавший химии далее второй химической ипостаси, то есть водорода! Рейс, который действительно попал в профессора химии, потому что не он, а его
дядя занимался когда-то ею. В конце царствования Екатерины старика пригласили в Россию; ему ехать не хотелось, — он отправил вместо себя
племянника…
Они никогда не сближались потом. Химик ездил очень редко к
дядям; в последний раз он виделся с моим отцом после смерти Сенатора, он приезжал просить у него тысяч тридцать рублей взаймы на покупку земли. Отец мой не дал; Химик рассердился и, потирая рукою нос, с улыбкой ему заметил: «Какой же тут риск, у меня именье родовое, я беру деньги для его усовершенствования, детей у меня нет, и мы друг после друга наследники». Старик семидесяти пяти лет никогда не прощал
племяннику эту выходку.
Потом какой-то
дядя Смоль ведет странные разговоры с
племянником в лавке морских принадлежностей.
— Расстервенились, варнаки!.. Дядя-то Егор с поленом за мной гнался… Это, кричит, змей, а не
племянник!.. А тут подвернулся Гришка Уметов… Ка-ак саданет…
Желая пошутить над полуслепым Григорием,
дядя Михаил велел девятилетнему
племяннику накалить на огне свечи наперсток мастера.
В теплой пристройке над погребом и конюшней помещались двое ломовых извозчиков: маленький сивый
дядя Петр, немой
племянник его Степа, гладкий, литой парень, с лицом, похожим на поднос красной меди, — и невеселый длинный татарин Валей, денщик. Всё это были люди новые, богатые незнакомым для меня.
Читатели наши, конечно, помнят историю молодого Жадова, который, будучи
племянником важной особы, раздражает
дядю своим либерализмом и лишается его благосклонности, а потом, женившись на хорошенькой и доброй, но бедной и глупой Полине и потерпевши несколько времени нужду и упреки жены, приходит опять к
дяде — уже просить доходного места.
Я сказал этим бедным людям, чтоб они постарались не иметь никаких на меня надежд, что я сам бедный гимназист (я нарочно преувеличил унижение; я давно кончил курс и не гимназист), и что имени моего нечего им знать, но что я пойду сейчас же на Васильевский остров к моему товарищу Бахмутову, и так как я знаю наверно, что его
дядя, действительный статский советник, холостяк и не имеющий детей, решительно благоговеет пред своим
племянником и любит его до страсти, видя в нем последнюю отрасль своей фамилии, то, «может быть, мой товарищ и сможет сделать что-нибудь для вас и для меня, конечно, у своего
дяди…»
В этот вечер он явился к Епанчиным с крепом на шляпе, и Белоконская похвалила его за этот креп: другой светский
племянник, при подобных обстоятельствах, может быть, и не надел бы по таком
дяде крепа.
К разговаривавшим подошел казачок Тишка, приходившийся Никитичу
племянником. Он страшно запыхался, потому что бежал из господского дома во весь дух, чтобы сообщить
дяде последние новости, но, увидев сидевшего на скамейке Самоварника, понял, что напрасно торопился.
Опасения доброго Александра Ивановича меня удивили, и оказалось, что они были совершенно напрасны. Почти те же предостережения выслушал я от В. Л. Пушкина, к которому заезжал проститься и сказать, что увижу его
племянника. Со слезами на глазах
дядя просил расцеловать его.
Не приходится ли он
дядей,
племянником или внучатным братом какому-нибудь влиятельному лицу?
Александр подвинул свои кресла к столу, а
дядя начал отодвигать от
племянника чернильницу, presse-papier и прочее.
— Аминь! — примолвил
дядя, положив ему руки на плечи. — Ну, Александр, советую тебе не медлить: сейчас же напиши к Ивану Иванычу, чтобы прислал тебе работу в отделение сельского хозяйства. Ты по горячим следам, после всех глупостей, теперь напишешь преумную вещь. А он все заговаривает: «Что ж, говорит, ваш
племянник…»
— «Заплачу́! — сказал он, — заплачу́». Это будет четвертая глупость. Тебе, я вижу, хочется рассказать о своем счастии. Ну, нечего делать. Если уж
дяди обречены принимать участие во всяком вздоре своих
племянников, так и быть, я даю тебе четверть часа: сиди смирно, не сделай какой-нибудь пятой глупости и рассказывай, а потом, после этой новой глупости, уходи: мне некогда. Ну… ты счастлив… так что же? рассказывай же поскорее.
Мелькнуло несколько месяцев. Александра стало почти нигде не видно, как будто он пропал.
Дядю он посещал реже. Тот приписывал это его занятиям и не мешал ему. Но редактор журнала однажды, при встрече с Петром Иванычем, жаловался, что Александр задерживает статьи.
Дядя обещал при первом случае объясниться с
племянником. Случай представился дня через три. Александр вбежал утром к
дяде как сумасшедший. В его походке и движениях видна была радостная суетливость.
Дядя и
племянник посмотрели друг на друга.
Дядя, скрестив руки на груди, смотрел несколько минут с уважением на
племянника.
Собака и та бережет своих щенят, а тут
дядя извел родного
племянника!
Дядя указал рукой кверху. С тех пор он сделался еще ласковее к
племяннику.
А
дядя был все тот же: он ни о чем не расспрашивал
племянника, не замечал или не хотел заметить его проделок. Видя, что положение Александра не изменяется, что он ведет прежний образ жизни, не просит у него денег, он стал с ним ласков по-прежнему и слегка упрекал, что редко бывает у него.
Дядя представил
племянника.
Егор Егорыч, не меньше своих собратий сознавая свой проступок, до того вознегодовал на
племянника, что, вычеркнув его собственноручно из списка учеников ложи, лет пять после того не пускал к себе на глаза; но когда Ченцов увез из монастыря молодую монахиню, на которой он обвенчался было и которая, однако, вскоре его бросила и убежала с другим офицером, вызвал сего последнего на дуэль и, быв за то исключен из службы, прислал обо всех этих своих несчастиях
дяде письмо, полное отчаяния и раскаяния, в котором просил позволения приехать, — Марфин не выдержал характера и разрешил ему это.
Кроме того, и самое письмо Валерьяна затронуло в Егоре Егорыче все еще тлевшуюся к
племяннику родственную любовь, тем более, что Ченцов снова повторил очень неприятную для
дяди фразу, что пропасть, в которую суждено ему рухнуть, кажется, недалеко перед ним зияет.
Один из них,
племянник, был молодец, умный малый и уживчивого характера; но
дядя его, пырнувший Гаврилку шилом, был глупый и вздорный мужик.
— Фома! — крикнул
дядя. — Рекомендую:
племянник мой, Сергей Александрия! сейчас приехал.
— Фома Фомич… — заговорил было совершенно потерявшийся
дядя, — это Сережа, мой
племянник…
— Здравствуй, здравствуй, братец, — отвечал страдавший за меня
дядя, — ведь мы уж здоровались. Да не конфузься, пожалуйста, — прибавил он шепотом, — это, брат, со всеми случается, да еще как! Бывало, хоть провалиться в ту ж пору!.. Ну, а теперь, маменька, позвольте вам рекомендовать: вот наш молодой человек; он немного сконфузился, но вы его верно полюбите.
Племянник мой, Сергей Александрович, — добавил он, обращаясь ко всем вообще.
Дни два ему нездоровилось, на третий казалось лучше; едва переставляя ноги, он отправился в учебную залу; там он упал в обморок, его перенесли домой, пустили ему кровь, он пришел в себя, был в полной памяти, простился с детьми, которые молча стояли, испуганные и растерянные, около его кровати, звал их гулять и прыгать на его могилу, потом спросил портрет Вольдемара, долго с любовью смотрел на него и сказал
племяннику: «Какой бы человек мог из него выйти… да, видно, старик
дядя лучше знал…
Впрочем, к гордости всех русских патриотов (если таковые на Руси возможны), я должен сказать, что многострадальный
дядя мой, несмотря на все свои западнические симпатии, отошел от сего мира с пламенной любовью к родине и в доставленном мне посмертном письме начертал слабою рукою: «Извини, любезный друг и
племянник, что пишу тебе весьма плохо, ибо пишу лежа на животе, так как другой позиции в ожидании смерти приспособить себе не могу, благодаря скорострельному капитану, который жестоко зарядил меня с казенной части.
Дядя принялся сначала усовещевать
племянника, потом рассердился не на шутку; но Захар объявил наотрез, что всего бы этого не было, если б он не считал себя обиженным
дядею.
Ни хвалить, ни бранить этих людей нечего, но нужно обратить внимание на ту практическую почву, на которую переходит вопрос; надо признать, что человеку, ожидающему наследства от
дяди, трудно сбросить с себя зависимость от этого
дяди, и затем надо отказаться от излишних надежд на
племянников, ожидающих наследства, хотя бы они и были «образованны» по самое нельзя. Если тут разбирать виноватого, то виноваты окажутся не столько
племянники, сколько
дяди, или, лучше сказать, их наследство.
Однажды за обедом
дядя Терентий сказал
племяннику, тяжело вздыхая...
Но на другой день
дядя Терентий тихонько сказал
племяннику...
Евсей насторожился, ожидая поучения. Но кузнец снова сунул железо в огонь, вытер слёзы на щеках и, глядя в горн, забыл о
племяннике. Пришёл мужик, принёс лопнувшую шину. Евсей спустился в овраг, сел там в кустах и просидел до заката солнца, ожидая, не останется ли
дядя один в кузнице. Этого не случилось.
— Поди сюда! — позвал
дядя Пётр
племянника.
Евсей относился к побоям как к неизбежному, жаловаться на Яшку было невыгодно, потому что, если
дядя Пётр бил сына, тётка Агафья с лихвой возмещала эти побои на
племяннике, а она дралась больнее Яшки.
Племянник, в свою очередь, не отдавая себе отчета, за что именно, ненавидел
дядю.
Ипполит. А куда же я пойду-с? На триста рублей в год в лавку? И должен я лет пять биться в самом ничтожном положении. Когда же я человеком буду во всей форме? Теперь все-таки одно лестно, что я при большом деле, при богатом
дяде в
племянниках. Все-таки мне почет.
Скряга
дядя заплатил за него тысяч пять; но поклялся, что уж в другой раз он
племянника не пожалеет и обратится к прокурору.
Ему нравилось, что Яков, бывая у
дяди, не вмешивался в бесконечные споры Мирона с его приятелем, отрёпанным, беспокойным Горицветовым. Мирон стал уже совершенно не похож на купеческого сына; худощавый, носатый, в очках, в курточке с позолоченными пуговицами, какими-то вензелями на плечах, он напоминал мирового судью. Ходил и сидел он прямо, как солдат, говорил высокомерно, заносчиво, и хотя Пётр понимал, что
племянник всегда говорит что-то умное, всё-таки Мирон не нравился ему.
К приезду дедушки в дом съезжались ближайшие родные: два его
племянника Петр и Иван Неофитовичи и родная племянница Анна Неофитовна. Любовь Неофитовна, по отдаленности места жительства, приезжала только крестить моих братьев и сестер вместе с
дядею Петром Неофитовичем.
— А имение-то
дяди? — отвечал Иван Александрыч, хотя при имении был особый немец-управитель, который, говорят, даже не пускал и в усадьбу
племянника по каким-то личным неудовольствиям.