Неточные совпадения
Кучер остановил четверню и оглянулся направо,
на ржаное поле,
на котором у телеги сидели мужики. Конторщик хотел было соскочить, но потом раздумал и повелительно крикнул
на мужика, маня его к себе. Ветерок, который был
на езде, затих, когда остановились; слепни облепили сердито отбивавшихся от них потных
лошадей. Металлический, доносившийся от телеги, звон отбоя по косе затих. Один из мужиков поднялся и пошел к коляске.
Что-то такое он представлял себе в
езде на степной
лошади дикое, поэтическое, из которого ничего не выходило; но наивность его, в особенности в соединении с его красотой, милою улыбкой и грацией движений, была очень привлекательна. Оттого ли, что натура его была симпатична Левину, или потому, что Левин старался в искупление вчерашнего греха найти в нем всё хорошее, Левину было приятно с ним.
В доме тянулась бесконечная анфилада обитых штофом комнат; темные тяжелые резные шкафы, с старым фарфором и серебром, как саркофаги, стояли по стенам с тяжелыми же диванами и стульями рококо, богатыми, но жесткими, без комфорта. Швейцар походил
на Нептуна; лакеи пожилые и молчаливые, женщины в темных платьях и чепцах. Экипаж высокий, с шелковой бахромой,
лошади старые, породистые, с длинными шеями и спинами, с побелевшими от старости губами, при
езде крупно кивающие головой.
Мимо везли
на буйволах разные клади: видно, буйволы, насчет
езды по жаре, не входили в одну категорию с
лошадьми.
Стали встречаться села с большими запасами хлеба, сена,
лошади, рогатый скот, домашняя птица. Дорога все — Лена, чудесная, проторенная частой
ездой между Иркутском, селами и приисками. «А что, смирны ли у вас
лошади?» — спросишь
на станции. «Чего не смирны? словно овцы: видите, запряжены, никто их не держит, а стоят». — «Как же так? а мне надо бы
лошадей побойчее», — говорил я, сбивая их. «
Лошадей тебе побойчее?» — «Ну да». — «Да эти-то ведь настоящие черти: их и не удержишь ничем». И оно действительно так.
Скитские старцы ехали уже второй день. Сани были устроены для
езды в лес, некованные, без отводов, узкие и
на высоких копыльях. Когда выехали
на настоящую твердую дорогу, по которой заводские углепоставщики возили из куреней
на заводы уголь, эти лесные сани начали катиться, как по маслу, и несколько раз перевертывались. Сконфуженная
лошадь останавливалась и точно с укором смотрела
на валявшихся по дороге седоков.
Иногда такие точки помелькают
на крайних чертах горизонта и — пропадут; иногда выплывают
на степь, вырастают и образуют целые полные фигуры всадников, плотно приросших кривыми ногами к тощим, но крепким, не знающим устали, своим иноходцам: [В породе башкирских
лошадей очень много попадается иноходцев, почти всегда головастых, горбатых и вообще невысокого достоинства относительно резвости бега; но они очень покойны для верховой
езды, и башкирцы очень любят
на них ездить] это башкирцы, лениво, беспечно, всегда шагом разъезжающие по родной своей степи.
Мы стали ходить два раза в неделю в гусарский манеж, где
на лошадях запасного эскадрона учились у полковника Кнабенау, под главным руководством генерала Левашова, который и прежде того, видя нас часто в галерее манежа во время верховой
езды своих гусар, обращался к нам с приветом и вопросом: когда мы начнем учиться ездить?
На хорошей
лошади от Мерева до уездного города было всего час
езды, особенно холодком, когда
лошадь не донимает ни муха, ни расслабляющий припек солнца.
Сначала отец не встревожился этим и говорил, что
лошадям будет легче, потому что подмерзло, мы же с сестрицей радовались, глядя
на опрятную белизну полей; но снег продолжал идти час от часу сильнее и к вечеру выпал с лишком в полторы четверти;
езда сделалась ужасно тяжела, и мы едва тащились шагом, потому что мокрый снег прилипал к колесам и даже тормозил их.
Тогда же поселились во мне до сих пор сохраняемые мною ужас и отвращение к зимней
езде на переменных обывательских
лошадях по проселочным дорогам: мочальная сбруя, непривычные малосильные лошаденки, которых никогда не кормят овсом, и, наконец, возчики, не довольно тепло одетые для переезда и десяти верст в жестокую стужу… все это поистине ужасно.
Яков тронул:
лошадь до самой Тверской шла покорной и самой легкой рысцой, но, как въехали
на эту улицу, Яков посмотрел глазами, что впереди никто очень не мешает, слегка щелкнул только языком, тронул немного вожжами, и рысак начал забирать; они обогнали несколько колясок, карет, всех попадавшихся извозчиков, даже самого обер-полицеймейстера; у Павла в глазах даже зарябило от быстрой
езды, и его слегка только прикидывало
на эластической подушке пролетки.
По случаю заувеи от леса,
на них очень много было снегу;
езды по ним было довольно мало, поэтому дорога была
на них совершенно не утоптана, и
лошади проваливались
на каждом шагу.
Расчет производился
на старинный образец: хотя теперь все губернские и уездные большие города давно уже были объединены друг с другом железной дорогой, но прогоны платились, как за почтовую
езду, по три
лошади на персону с надбавкой
на харчи, разница между почтой и вагоном давала довольно большую сумму.
Он ездил из дома в дом, поигрывал в карты, обедал в клубе, являлся в первом ряду кресел в театре, являлся
на балах, завел себе две четверки прекрасных
лошадей, холил их, учил денно и нощно словами и руками кучера, сам преподавал тайну конной
езды форейтору…
Заметив Боброва, Нина пустила
лошадь галопом. Встречный ветер заставлял ее придерживать правой рукой перед шляпы и наклонять вниз голову. Поравнявшись с Андреем Ильичем, она сразу осадила
лошадь, и та остановилась, нетерпеливо переступая ногами, раздувая широкие, породистые ноздри и звучно перебирая зубами удила, с которых комьями падала пена. От
езды у Нины раскраснелось лицо, и волосы, выбившиеся
на висках из-под шляпы, откинулись назад длинными тонкими завитками.
Москва же развлекала ее, улицы, дома и церкви нравились ей очень, и если бы можно было ездить по Москве в этих прекрасных санях,
на дорогих
лошадях, ездить целый день, от утра до вечера, и при очень быстрой
езде дышать прохладным осенним воздухом, то, пожалуй, она не чувствовала бы себя такой несчастной.
Карьеру он сделал блестящую благодаря скромной веселости своего нрава, ловкости в танцах, мастерской
езде верхом ординарцем
на парадах — большей частью
на чужих
лошадях — и, наконец, какому-то особенному искусству фамильярно — почтительного обращения с высшими, грустноласкового, почти сиротливого прислуживанья, не без примеси общего, легкого, как пух, либерализма…Этот либерализм не помешал ему, однако, перепороть пятьдесят человек крестьян в взбунтовавшемся белорусском селении, куда его послали для усмирения.
За дорогу бабушка имела время все это сообразить и сосчитать и, совсем
на этот счет успокоясь, была весела как прежде: она шутила с детьми и с Gigot, который сидел тут же в карете
на передней лавочке; делала Патрикею замечания о
езде, о всходах озими и тому подобном; сходила пешком
на крутых спусках и, как «для моциона», так и «чтобы
лошадей пожалеть», пешком же поднималась
на горы, причем обыкновенно задавала французу и детям задачу: кто лучше сумеет взойти и не умориться.
Принявши такое намерение, Эльчанинов пришпорил
лошадь и поворотил
на дорогу к предводительской усадьбе. Через полчаса
езды он въехал
на красный двор и отдал свою
лошадь попавшемуся навстречу кучеру.
Лошадей он советовал купить
на заводе у Киркина, у которого
лошади, при чистоте во всех статях, необыкновенно добронравны и крепки в
езде.
Только теперь, когда у меня от необыкновенно быстрой
езды захватило дыхание, я заметил, что он сильно пьян; должно быть,
на станции выпил.
На дне оврага затрещал лед, кусок крепкого унавоженного снега, сбитый с дороги, больно ударил меня по лицу. Разбежавшиеся
лошади с разгону понесли
на гору так же быстро, как с горы, и не успел я крикнуть Никанору, как моя тройка уже летела по ровному месту, в старом еловом лесу, и высокие ели со всех сторон протягивали ко мне свои белые мохнатые лапы.
Лошадь от быстрой
езды скоро устала, и сам Петр Михайлыч устал. Грозовая туча сердито смотрела
на него и как будто советовала вернуться домой. Стало немножко жутко.
Ольга — грациозная наездница, Марта — высшая школа
езды, младший сын Рудольф прекрасно работал «малабриста», то есть жонглировал, стоя
на галопирующей
лошади, всевозможными предметами, вплоть до горящих ламп.
На постоялом дворе,
на одной из широких улиц большого торгового села Воскресенского, в задней чисто прибранной горенке, за огромным самоваром сидел Патап Максимыч с паломником и молчаливым купцом Дюковым. Решили они заночевать у Воскресенья, чтоб дать роздых
лошадям, вдосталь измученным от непривычной
езды по зимнякам и лесным тропам.
Крестьяне, которые «нашли ряду» и успели уехать ранее, пока
лошади их
езде не обессилели от изнурительной бескормицы, кое-как справлялись и
на дороге, в самом пути, отъедались сами и откармливали
лошадей: эти возвращались благополучно; но которые не нашли рано работы, а тронулись тогда, когда давно уже стал санный путь и
лошади давно заморены
на бескормице, — у этих все «рушилось»:
лошади у них запрокидывались кверху ногами в первом раскате и «падали».
Нас было четыре брата, и все мы любили ездить верхом. Но смирных
лошадей у нас для
езды не было. Только
на одной старой
лошади нам позволяли ездить: эту
лошадь звали Воронок.
— А обоз. То-то любезная
езда! — продолжал он, когда мы поравнялись с огромными, покрытыми рогожами возами, шедшими друг за другом
на колесах. — Гляди, ни одного человека не видать — все спят. Сама умная
лошадь знает: не собьешь ее с дороги никак. Мы тоже езжали с рядою, — прибавил он, — так знаем.
Каждый день под вечер из конюшни выводились свежие
лошади. Степан впрягал их в коляску и ехал к садовой калитке. Из калитки выходила сияющая барыня, садилась в коляску, и начиналась бешеная
езда. Ни один день не был свободен от этой
езды. К несчастью Степана,
на его долю не выпало ни одного дождливого вечера, в который он мог бы не ехать.
Добрый немец действительно боялся
лошадей и ни за что не решался садиться
на них, как ни уговаривали его мальчики. К верховой
езде Гросс питал самый отчаянный страх и какую-то необъяснимую ненависть. Потому-то Сережа и был так сильно удивлен, когда Фридрих Адольфович приказал ему сойти с Аркашки и занять его место в кабриолете.
От Москвы до Кузьминок было два часа
езды и потом от станции
на лошадях минут двадцать.
Лихач Ефим Иваныч только что отвез седока из дворянского собрания и вернулся
на свою биржу покормить
лошадь. Сегодня
езды было порядочно, даже его бурый упрел немножко.
— Грязно теперь ехать, Василий Сергеич, — сказал он, когда
на берегу запрягали
лошадей. — Погодили бы ездить еще недельки с две, пока суше станет. А то и вовсе бы не ездили… Ежели бы толк какой от
езды был, а то, сами изволите знать, люди веки вечные ездят, и днем и ночью, а всё никакого толку. Право!
Глеб Алексеевич выехал
на заставу, ударил по
лошади и как стрела помчался, куда глаза глядят. Сколько проехал он верст — он не знал, но только тогда, когда увидел, что утомленный красивый конь его был положительно окутан клубами, шедшего от него пара, а руки его затекли от держания возжей, он приостановил
лошадь, повернул снова к Москве и поехал шагом. Быстрая
езда всегда производила
на него успокаивающее впечатление. Так было и теперь.
Нынешний же раз, чувствуя себя слабою, сделала только два-три вольта, сошла с
лошади, села
на кресла под балдахином, окруженная своею свитой, и с высоты любовалась мастерскою
ездою Бирона, статного, довольно красивого, хотя жестокость его прокрадывалась по временам сквозь глаза и вырезывалась неприятным сгибом
на концах губ.