Неточные совпадения
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего не готово. Простова блюда вы не
будете кушать, а вот как барин ваш сядет
за стол, так и вам того же кушанья отпустят.
Гостья. Да, она такова всегда
была; я ее знаю: посади ее
за стол, она и ноги свои…
На шестой день
были назначены губернские выборы. Залы большие и малые
были полны дворян в разных мундирах. Многие приехали только к этому дню. Давно не видавшиеся знакомые, кто из Крыма, кто из Петербурга, кто из-за границы, встречались в залах. У губернского
стола, под портретом Государя, шли прения.
В Левинском, давно пустынном доме теперь
было так много народа, что почти все комнаты
были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь зa
стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку
за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством,
было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
Во глубине души она находила, что
было что-то именно в ту минуту, как он перешел
за ней на другой конец
стола, но не смела признаться в этом даже самой себе, тем более не решалась сказать это ему и усилить этим его страдание.
Но Левин не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми шагами по клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы не видно
было слез, и тогда только сел опять
за стол.
В половине десятого особенно радостная и приятная вечерняя семейная беседа
за чайным
столом у Облонских
была нарушена самым, повидимому, простым событием, но это простое событие почему-то всем показалось странным. Разговорившись об общих петербургских знакомых, Анна быстро встала.
После наряда, то
есть распоряжений по работам завтрашнего дня, и приема всех мужиков, имевших до него дела, Левин пошел в кабинет и сел
за работу. Ласка легла под
стол; Агафья Михайловна с чулком уселась на своем месте.
Когда встали из-за
стола, Левину хотелось итти
за Кити в гостиную; но он боялся, не
будет ли ей это неприятно по слишком большой очевидности его ухаживанья
за ней. Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и то место, на котором она
была в гостиной.
Француз спал или притворялся, что спит, прислонив голову к спинке кресла, и потною рукой, лежавшею на колене, делал слабые движения, как будто ловя что-то. Алексей Александрович встал, хотел осторожно, но, зацепив
за стол, подошел и положил свою руку в руку Француза. Степан Аркадьич встал тоже и, широко отворяя глава, желая разбудить себя, если он спит, смотрел то на того, то на другого. Всё это
было наяву. Степан Аркадьич чувствовал, что у него в голове становится всё более и более нехорошо.
— По привычке, одно. Потом связи нужно поддержать. Нравственная обязанность в некотором роде. А потом, если правду сказать,
есть свой интерес. Зять желает баллотироваться в непременные члены; они люди небогатые, и нужно провести его. Вот эти господа зачем ездят? — сказал он, указывая на того ядовитого господина, который говорил
за губернским
столом.
Дарье Александровне странно
было слушать, как он
был спокоен в своей правоте у себя
за столом. Она вспомнила, как Левин, думающий противоположное,
был так же решителен в своих суждениях у себя
за столом. Но она любила Левина и потому
была на его стороне.
Однажды, наскучив бостоном и бросив карты под
стол, мы засиделись у майора С*** очень долго; разговор, против обыкновения,
был занимателен. Рассуждали о том, что мусульманское поверье, будто судьба человека написана на небесах, находит и между нами, христианами, многих поклонников; каждый рассказывал разные необыкновенные случаи pro [
за (лат.).] или contra. [против (лат.).]
Он бросил фуражку с перчатками на
стол и начал обтягивать фалды и поправляться перед зеркалом; черный огромный платок, навернутый на высочайший подгалстушник, которого щетина поддерживала его подбородок, высовывался на полвершка из-за воротника; ему показалось мало: он вытащил его кверху до ушей; от этой трудной работы, — ибо воротник мундира
был очень узок и беспокоен, — лицо его налилось кровью.
— Она
за этой дверью; только я сам нынче напрасно хотел ее видеть: сидит в углу, закутавшись в покрывало, не говорит и не смотрит: пуглива, как дикая серна. Я нанял нашу духанщицу: она знает по-татарски,
будет ходить
за нею и приучит ее к мысли, что она моя, потому что она никому не
будет принадлежать, кроме меня, — прибавил он, ударив кулаком по
столу. Я и в этом согласился… Что прикажете делать?
Есть люди, с которыми непременно должно соглашаться.
Я помню, что в продолжение ночи, предшествовавшей поединку, я не спал ни минуты. Писать я не мог долго: тайное беспокойство мною овладело. С час я ходил по комнате; потом сел и открыл роман Вальтера Скотта, лежавший у меня на
столе: то
были «Шотландские пуритане»; я читал сначала с усилием, потом забылся, увлеченный волшебным вымыслом… Неужели шотландскому барду на том свете не платят
за каждую отрадную минуту, которую дарит его книга?..
Сначала он принялся угождать во всяких незаметных мелочах: рассмотрел внимательно чинку перьев, какими писал он, и, приготовивши несколько по образцу их, клал ему всякий раз их под руку; сдувал и сметал со
стола его песок и табак; завел новую тряпку для его чернильницы; отыскал где-то его шапку, прескверную шапку, какая когда-либо существовала в мире, и всякий раз клал ее возле него
за минуту до окончания присутствия; чистил ему спину, если тот запачкал ее мелом у стены, — но все это осталось решительно без всякого замечания, так, как будто ничего этого не
было и делано.
Уже встали из-за
стола. Манилов
был доволен чрезвычайно и, поддерживая рукою спину своего гостя, готовился таким образом препроводить его в гостиную, как вдруг гость объявил с весьма значительным видом, что он намерен с ним поговорить об одном очень нужном деле.
Он то и дело подливал да подливал; чего ж не допивали гости, давал допить Алексаше и Николаше, которые так и хлопали рюмка
за рюмкой, а встали из-за
стола — как бы ни в чем не бывали, точно
выпили по стакану воды.
Поцелуй совершился звонко, потому что собачонки залаяли снова,
за что
были хлопнуты платком, и обе дамы отправились в гостиную, разумеется голубую, с диваном, овальным
столом и даже ширмочками, обвитыми плющом; вслед
за ними побежали, ворча, мохнатая Адель и высокий Попури на тоненьких ножках.
Чуткий нос его слышал
за несколько десятков верст, где
была ярмарка со всякими съездами и балами; он уж в одно мгновенье ока
был там, спорил и заводил сумятицу
за зеленым
столом, ибо имел, подобно всем таковым, страстишку к картишкам.
Обед давно уже кончился, и вина
были перепробованы, но гости всё еще сидели
за столом.
— Позвольте мне вам заметить, что это предубеждение. Я полагаю даже, что курить трубку гораздо здоровее, нежели нюхать табак. В нашем полку
был поручик, прекраснейший и образованнейший человек, который не выпускал изо рта трубки не только
за столом, но даже, с позволения сказать, во всех прочих местах. И вот ему теперь уже сорок с лишком лет, но, благодаря Бога, до сих пор так здоров, как нельзя лучше.
— Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. — Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду, верно, не спит. А! вот хорошо, что у тебя на
столе чай,
выпью с удовольствием чашечку: сегодня
за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоя трубка?
В столовой уже стояли два мальчика, сыновья Манилова, которые
были в тех летах, когда сажают уже детей
за стол, но еще на высоких стульях. При них стоял учитель, поклонившийся вежливо и с улыбкою. Хозяйка села
за свою суповую чашку; гость
был посажен между хозяином и хозяйкою, слуга завязал детям на шею салфетки.
За ужином тоже он никак не
был в состоянии развернуться, несмотря на то что общество
за столом было приятное и что Ноздрева давно уже вывели; ибо сами даже дамы наконец заметили, что поведение его чересчур становилось скандалезно.
И вот из ближнего посада,
Созревших барышень кумир,
Уездных матушек отрада,
Приехал ротный командир;
Вошел… Ах, новость, да какая!
Музыка
будет полковая!
Полковник сам ее послал.
Какая радость:
будет бал!
Девчонки прыгают заране;
Но кушать подали. Четой
Идут
за стол рука с рукой.
Теснятся барышни к Татьяне;
Мужчины против; и, крестясь,
Толпа жужжит,
за стол садясь.
Они хранили в жизни мирной
Привычки милой старины;
У них на масленице жирной
Водились русские блины;
Два раза в год они говели;
Любили круглые качели,
Подблюдны песни, хоровод;
В день Троицын, когда народ
Зевая слушает молебен,
Умильно на пучок зари
Они роняли слезки три;
Им квас как воздух
был потребен,
И
за столом у них гостям
Носили блюда по чинам.
Он знак подаст — и все хлопочут;
Он
пьет — все
пьют и все кричат;
Он засмеется — все хохочут;
Нахмурит брови — все молчат;
Так, он хозяин, это ясно:
И Тане уж не так ужасно,
И любопытная теперь
Немного растворила дверь…
Вдруг ветер дунул, загашая
Огонь светильников ночных;
Смутилась шайка домовых;
Онегин, взорами сверкая,
Из-за
стола гремя встает;
Все встали: он к дверям идет.
Стихотворение это, написанное красивым круглым почерком на тонком почтовом листе, понравилось мне по трогательному чувству, которым оно проникнуто; я тотчас же выучил его наизусть и решился взять
за образец. Дело пошло гораздо легче. В день именин поздравление из двенадцати стихов
было готово, и, сидя
за столом в классной, я переписывал его на веленевую бумагу.
Почти месяц после того, как мы переехали в Москву, я сидел на верху бабушкиного дома,
за большим
столом и писал; напротив меня сидел рисовальный учитель и окончательно поправлял нарисованную черным карандашом головку какого-то турка в чалме. Володя, вытянув шею, стоял сзади учителя и смотрел ему через плечо. Головка эта
была первое произведение Володи черным карандашом и нынче же, в день ангела бабушки, должна
была быть поднесена ей.
Набегавшись досыта, сидишь, бывало,
за чайным
столом, на своем высоком креслице; уже поздно, давно
выпил свою чашку молока с сахаром, сон смыкает глаза, но не трогаешься с места, сидишь и слушаешь.
Карл Иваныч
был глух на одно ухо, а теперь от шума
за роялем вовсе ничего не слыхал. Он нагнулся ближе к дивану, оперся одной рукой о
стол, стоя на одной ноге, и с улыбкой, которая тогда мне казалась верхом утонченности, приподнял шапочку над головой и сказал...
Когда я принес манишку Карлу Иванычу, она уже
была не нужна ему: он надел другую и, перегнувшись перед маленьким зеркальцем, которое стояло на
столе, держался обеими руками
за пышный бант своего галстука и пробовал, свободно ли входит в него и обратно его гладко выбритый подбородок. Обдернув со всех сторон наши платья и попросив Николая сделать для него то же самое, он повел нас к бабушке. Мне смешно вспомнить, как сильно пахло от нас троих помадой в то время, как мы стали спускаться по лестнице.
Третьи благополучно грузились в одном порту и выгружались в другом; экипаж, сидя
за трактирным
столом, воспевал плавание и любовно
пил водку.
Он
было хотел пойти назад, недоумевая, зачем он повернул на — ский проспект, как вдруг, в одном из крайних отворенных окон трактира, увидел сидевшего у самого окна,
за чайным
столом, с трубкою в зубах, Свидригайлова.
Я один случай знаю, как один ипохондрик, сорокалетний, не в состоянии
будучи переносить ежедневных насмешек
за столом восьмилетнего мальчишки, зарезал его!
Один какой-то сел прямо
за стол, даже не поклонившись Катерине Ивановне, и, наконец, одна личность,
за неимением платья, явилась
было в халате, но уж это
было до такой степени неприлично, что стараниями Амалии Ивановны и полячка успели-таки его вывести.
«Для кого же после этого делались все приготовления?» Даже детей, чтобы выгадать место, посадили не
за стол, и без того занявший всю комнату, а накрыли им в заднем углу на сундуке, причем обоих маленьких усадили на скамейку, а Полечка, как большая, должна
была за ними присматривать, кормить их и утирать им, «как благородным детям», носики.
Об этом непременно предполагалось им объяснить
за столом, равно как и о губернаторстве покойного папеньки, а вместе с тем косвенно заметить, что нечего
было при встречах отворачиваться и что это
было чрезвычайно глупо.
— А!
ест, стало
быть, не болен! — сказал Разумихин, взял стул и сел
за стол против Раскольникова.
Когда перевозить туда мой
будут дом,
Тогда под музыкой с приятелями в нём,
Пируя
за большим
столом,
На новоселье я поеду, как в карете».
Зурин
пил много и потчевал и меня, говоря, что надобно привыкать ко службе; он рассказывал мне армейские анекдоты, от которых я со смеху чуть не валялся, и мы встали из-за
стола совершенными приятелями.
Строгая немецкая экономия царствовала
за его
столом, и я думаю, что страх видеть иногда лишнего гостя
за своею холостою трапезою
был отчасти причиною поспешного удаления моего в гарнизон.
Я рад
был отказаться от предлагаемой чести, но делать
было нечего. Две молодые казачки, дочери хозяина избы, накрыли
стол белой скатертью, принесли хлеба, ухи и несколько штофов с вином и пивом, и я вторично очутился
за одною трапезою с Пугачевым и с его страшными товарищами.
Она рассказала, в котором часу государыня обыкновенно просыпалась, кушала кофей, прогуливалась; какие вельможи находились в то время при ней; что изволила она вчерашний день говорить у себя
за столом, кого принимала вечером, — словом, разговор Анны Власьевны стоил нескольких страниц исторических записок и
был бы драгоценен для потомства.
Гости
выпили еще по стакану, встали из-за
стола и простились с Пугачевым. Я хотел
за ними последовать, но Пугачев сказал мне: «Сиди; я хочу с тобою переговорить». — Мы остались глаз на глаз.
Княжна молча встала с кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед
за ней в столовую. Казачок в ливрее с шумом отодвинул от
стола обложенное подушками, также заветное, кресло, в которое опустилась княжна; Катя, разливавшая чай, первой ей подала чашку с раскрашенным гербом. Старуха положила себе меду в чашку (она находила, что
пить чай с сахаром и грешно и дорого, хотя сама не тратила копейки ни на что) и вдруг спросила хриплым голосом...
Базаров вернулся, сел
за стол и начал поспешно
пить чай. Оба брата молча глядели на него, а Аркадий украдкой посматривал то на отца, то на дядю.
Безмолвная ссора продолжалась.
Было непоколебимо тихо, и тишина эта как бы требовала, чтоб человек думал о себе. Он и думал.
Пил вино, чай, курил папиросы одну
за другой, ходил по комнате, садился к
столу, снова вставал и ходил; постепенно раздеваясь, снял пиджак, жилет, развязал галстук, расстегнул ворот рубахи, ботинки снял.