Неточные совпадения
— Ах, много! И я
знаю, что он ее любимец, но всё-таки видно, что это рыцарь… Ну, например, она рассказывала, что он хотел отдать всё состояние брату, что он
в детстве еще что-то необыкновенное сделал, спас женщину из воды. Словом, герой, — сказала Анна, улыбаясь и вспоминая про эти двести рублей, которые он дал на станции.
— О! как хорошо ваше время, — продолжала Анна. — Помню и
знаю этот голубой туман,
в роде того, что на горах
в Швейцарии. Этот туман, который покрывает всё
в блаженное то время, когда вот-вот кончится
детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко входить
в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и прекрасная…. Кто не прошел через это?
Но главное общество Щербацких невольно составилось из московской дамы, Марьи Евгениевны Ртищевой с дочерью, которая была неприятна Кити потому, что заболела так же, как и она, от любви, и московского полковника, которого Кити с
детства видела и
знала в мундире и эполетах и который тут, со своими маленькими глазками и с открытою шеей
в цветном галстучке, был необыкновенно смешон и скучен тем, что нельзя было от него отделаться.
Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имеющею ничего общего с тою, которую с
детства знала Кити и которая выражалась
в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых, и
в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств,
в которую не только можно было верить, потому что так велено, но которую можно было любить.
От него отделилась лодка, полная загорелых гребцов; среди них стоял тот, кого, как ей показалось теперь, она
знала, смутно помнила с
детства. Он смотрел на нее с улыбкой, которая грела и торопила. Но тысячи последних смешных страхов одолели Ассоль; смертельно боясь всего — ошибки, недоразумений, таинственной и вредной помехи, — она вбежала по пояс
в теплое колыхание волн, крича...
Всем известно, что у Семена Захаровича было много друзей и покровителей, которых он сам оставил из благородной гордости, чувствуя несчастную свою слабость, но теперь (она указала на Раскольникова) нам помогает один великодушный молодой человек, имеющий средства и связи, и которого Семен Захарович
знал еще
в детстве, и будьте уверены, Амалия Людвиговна…
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и спрятал лицо
в одеяло у ног Варвары. Он впервые плакал после дней
детства, и хотя это было постыдно, а — хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин не
знал себя, и росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой женщине. Ее горячая рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот...
Самгин напомнил себе Ивана Дронова, каким
знал его еще
в детстве, и решил...
Утешающим тоном старшей, очень ласково она стала говорить вещи, с
детства знакомые и надоевшие Самгину. У нее были кое-какие свои наблюдения, анекдоты, но она говорила не навязывая, не убеждая, а как бы разбираясь
в том, что
знала. Слушать ее тихий, мягкий голос было приятно, желание высмеять ее — исчезло. И приятна была ее доверчивость. Когда она подняла руки, чтоб поправить платок на голове, Самгин поймал ее руку и поцеловал. Она не протестовала, продолжая...
Та грубоватость, которую Клим
знал в ней с
детства, теперь принимала формы, смущавшие его своей резкостью. Говорить с Лидией было почти невозможно, она и ему ставила тот же вопрос...
Узнал Илья Ильич, что нет бед от чудовищ, а какие есть — едва
знает, и на каждом шагу все ждет чего-то страшного и боится. И теперь еще, оставшись
в темной комнате или увидя покойника, он трепещет от зловещей,
в детстве зароненной
в душу тоски; смеясь над страхами своими поутру, он опять бледнеет вечером.
Еще
в детстве, бывало,
узнает она, что у мужика пала корова или лошадь, она влезет на колени к бабушке и выпросит лошадь и корову. Изба ветха или строение на дворе, она попросит леску.
— Не
знаю, бабушка, да и не желаю
знать! — отвечал он, приглядываясь из окна к знакомой ему дали, к синему небу, к меловым горам за Волгой. — Представь, Марфенька: я еще помню стихи Дмитриева, что
в детстве учил...
Замечу, что мою мать я, вплоть до прошлого года, почти не
знал вовсе; с
детства меня отдали
в люди, для комфорта Версилова, об чем, впрочем, после; а потому я никак не могу представить себе, какое у нее могло быть
в то время лицо.
Я тотчас же пошлю к князю
В—му и к Борису Михайловичу Пелищеву, его друзьям с
детства; оба — почтенные влиятельные
в свете лица, и, я
знаю это, они уже два года назад с негодованием отнеслись к некоторым поступкам его безжалостной и жадной дочери.
Мало того, я именно
знаю всю непроходимость той среды и тех жалких понятий,
в которых она зачерствела с
детства и
в которых осталась потом на всю жизнь.
Аграфена Петровна лет десять
в разное время провела с матерью Нехлюдова за границей и имела вид и приемы барыни. Она жила
в доме Нехлюдовых с
детства и
знала Дмитрия Ивановича еще Митенькой.
Он живал
в этом имении
в детстве и
в юности, потом уже взрослым два раза был
в нем и один раз по просьбе матери привозил туда управляющего-немца и поверял с ним хозяйство, так что он давно
знал положение имения и отношения крестьян к конторе, т. е. к землевладельцу.
В точности не
знаю, но как-то так случилось, что с семьей Ефима Петровича он расстался чуть ли не тринадцати лет, перейдя
в одну из московских гимназий и на пансион к какому-то опытному и знаменитому тогда педагогу, другу с
детства Ефима Петровича.
У меня
в К-ской губернии адвокат есть знакомый-с, с
детства приятель-с, передавали мне чрез верного человека, что если приеду, то он мне у себя на конторе место письмоводителя будто бы даст-с, так ведь, кто его
знает, может, и даст…
— И, однако, бедный молодой человек мог получить без сравнения лучшую участь, ибо был хорошего сердца и
в детстве, и после
детства, ибо я
знаю это. Но русская пословица говорит: «Если есть у кого один ум, то это хорошо, а если придет
в гости еще умный человек, то будет еще лучше, ибо тогда будет два ума, а не один только…»
Не
знаю, как теперь, но
в детстве моем мне часто случалось
в деревнях и по монастырям видеть и слышать этих кликуш.
Во-первых, вы меня с
детства знаете, а во-вторых,
в вас очень много способностей, каких во мне совсем нет.
Да,
в жизни есть пристрастие к возвращающемуся ритму, к повторению мотива; кто не
знает, как старчество близко к
детству? Вглядитесь, и вы увидите, что по обе стороны полного разгара жизни, с ее венками из цветов и терний, с ее колыбелями и гробами, часто повторяются эпохи, сходные
в главных чертах. Чего юность еще не имела, то уже утрачено; о чем юность мечтала, без личных видов, выходит светлее, спокойнее и также без личных видов из-за туч и зарева.
Об отцовском имении мы не поминали, потому что оно, сравнительно, представляло небольшую часть общего достояния и притом всецело предназначалось старшему брату Порфирию (я
в детстве его почти не
знал, потому что он
в это время воспитывался
в московском университетском пансионе, а оттуда прямо поступил на службу); прочие же дети должны были ждать награды от матушки.
В продолжение этого времени он получил известие, что матушка скончалась; а тетушка, родная сестра матушки, которую он
знал только потому, что она привозила ему
в детстве и посылала даже
в Гадяч сушеные груши и деланные ею самою превкусные пряники (с матушкой она была
в ссоре, и потому Иван Федорович после не видал ее), — эта тетушка, по своему добродушию, взялась управлять небольшим его имением, о чем известила его
в свое время письмом.
В детстве и юности я
знал мир феодально-аристократический высшего стиля.
Мать моя была католичка.
В первые годы моего
детства в нашей семье польский язык господствовал, но наряду с ним я слышал еще два: русский и малорусский. Первую молитву я
знал по — польски и по — славянски, с сильными искажениями на малорусский лад. Чистый русский язык я слышал от сестер отца, но они приезжали к нам редко.
Я вдруг вспомнил далекий день моего
детства. Капитан опять стоял среди комнаты, высокий, седой, красивый
в своем одушевлении, и развивал те же соображения о мирах, солнцах, планетах, «круговращении естества» и пылинке, Навине, который, не
зная астрономии, останавливает все мироздание… Я вспомнил также отца с его уверенностью и смехом…
Я только
в последний, двадцатый мой год
Узнала, что жизнь не игрушка,
Да
в детстве, бывало, сердечко вздрогнет,
Как грянет нечаянно пушка.
Жилось хорошо и привольно; отец
Со мной не говаривал строго;
Осьмнадцати лет я пошла под венец
И тоже не думала много…
А может быть, сестры Аглаи и намеренно
в чем-нибудь проболтались, чтоб и самим что-нибудь
узнать от Варвары Ардалионовны; могло быть, наконец, и то, что и они не хотели отказать себе
в женском удовольствии немного подразнить подругу, хотя бы и
детства: не могли же они не усмотреть во столько времени хоть маленького краешка ее намерений.
— Ну, еще бы! Вам-то после… А
знаете, я терпеть не могу этих разных мнений. Какой-нибудь сумасшедший, или дурак, или злодей
в сумасшедшем виде даст пощечину, и вот уж человек на всю жизнь обесчещен, и смыть не может иначе как кровью, или чтоб у него там на коленках прощенья просили. По-моему, это нелепо и деспотизм. На этом Лермонтова драма «Маскарад» основана, и — глупо, по-моему. То есть, я хочу сказать, ненатурально. Но ведь он ее почти
в детстве писал.
Ты
знаешь, до какого сумасбродства она до сих пор застенчива и стыдлива:
в детстве она
в шкап залезала и просиживала
в нем часа по два, по три, чтобы только не выходить к гостям; дылда выросла, а ведь и теперь то же самое.
Поместили нас
в общественном доме.
В тот же вечер явились К. Карл, с Нонушкой и Мария Николаевна с Мишей. [К. Карл. — Кузьмина, воспитательница Нонушки — С. Н. Муравьевой; Мария Николаевна — Волконская, ее сын Миша — крестник Пущина, писавший ему
в детстве: «Милый Папа Ваня».] Объятия и пр., как ты можешь себе представить. Радостно было мне найти прежнее неизменное чувство доброй моей кумушки. Миша вырос и
узнал меня совершенно — мальчишка хоть куда: смел, говорлив, весел.
— Да, считаю, Лизавета Егоровна, и уверен, что это на самом деле. Я не могу ничего сделать хорошего: сил нет. Я ведь с
детства в каком-то разладе с жизнью. Мать при мне отца поедом ела за то, что тот не умел низко кланяться; молодость моя прошла у моего дяди, такого нравственного развратителя, что и нет ему подобного. Еще тогда все мои чистые порывы повытоптали. Попробовал полюбить всем сердцем… совсем черт
знает что вышло. Вся смелость меня оставила.
— Нет, не надо! — отвечал тот, не давая ему руки и целуя малого
в лицо; он
узнал в нем друга своего
детства — мальчишку из соседней деревни — Ефимку, который отлично ходил у него
в корню, когда прибегал к нему по воскресеньям бегать
в лошадки.
Одно новое обстоятельство еще более сблизило Павла с Николаем Силычем. Тот был охотник ходить с ружьем. Павел, как мы
знаем,
в детстве иногда бегивал за охотой, и как-то раз, идя с Николаем Силычем из гимназии, сказал ему о том (они всегда почти из гимназии ходили по одной дороге, хотя Павлу это было и не по пути).
Дама призналась Ятвасу
в любви и хотела подарить ему на память чугунное кольцо, но по этому кольцу Ятвас
узнает, что это была родная сестра его, с которой он расстался еще
в детстве: обоюдный ужас и — после того казак уезжает на Кавказ, и там его убивают, а дама постригается
в монахини.
Николай Сергеич с негодованием отвергал этот слух, тем более что Алеша чрезвычайно любил своего отца, которого не
знал в продолжение всего своего
детства и отрочества; он говорил об нем с восторгом, с увлечением; видно было, что он вполне подчинился его влиянию.
Как-то не верится, что я снова
в тех местах, которые были свидетелями моего
детства. Природа ли, люди ли здесь изменились, или я слишком долго вел бродячую жизнь среди иных людей и иной природы, — как бы то ни было, но я с трудом
узнаю родную окрестность.
Да, это был он, свидетель дней моей юности, отставной капитан Никифор Петрович Терпибедов. Но как он постарел, полинял и износился! как мало он походил на того деятельного куроцапа, каким я его
знал в дни моего счастливого, резвого
детства! Боже! как все это было давно, давно!
— Сам не понимаю, как это вышло! С
детства всех боялся, стал подрастать — начал ненавидеть, которых за подлость, которых — не
знаю за что, так просто! А теперь все для меня по-другому встали, — жалко всех, что ли? Не могу понять, но сердце стало мягче, когда
узнал, что не все виноваты
в грязи своей…
— Ах,
знаю,
знаю! — торопливо и радостно перебила его Шурочка. — Но только это теперь не так легко делать, а вот раньше,
в детстве, — ах как это было забавно!..
Однако, как бы ты думал? говорил он, говорил со мною, да вдруг, так,
знаешь,
в скобках, и дал мне почувствовать, что ему такой-то действительный статский советник Стрекоза внучатным братом приходится, а княгиня, дескать, Оболдуй-Тараканова друг
детства с его женою, а вчера, дескать, у них раут был, баронесса Оксендорф приезжала…
В сущности, впрочем, он
знал ее очень мало, хотя и провел все
детство обок с нею.
Нужно было даже поменьше любить его, не думать за него ежеминутно, не отводить от него каждую заботу и неприятность, не плакать и не страдать вместо его и
в детстве, чтоб дать ему самому почувствовать приближение грозы, справиться с своими силами и подумать о своей судьбе — словом,
узнать, что он мужчина.
Шрамов на лице не было заметно никаких, но прелестные выпуклые глаза и светлая, добродушно веселая улыбка были те же, которые я
знал и любил
в детстве.
Эту тайну никто не
знал, и только много лет спустя Влас Михайлович сказал как-то мне, что его
в детстве еще усыновил московский пристав Дорошевич.
— Друг мой, — произнес Степан Трофимович
в большом волнении, — savez-vous, это чудесное и… необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения… dans ce livre [вы
знаете…
в этой книге (фр.).]… так что я это место еще с
детства упомнил.
Она отвечала уклончиво, что Андрей Антонович немного
в волнении, но что это ничего, что с ним это еще с
детства, что она
знает «гораздо лучше» и что завтрашний праздник, конечно, развеселит его.