Неточные совпадения
Городничий. Чш! экие косолапые
медведи — стучат сапогами! Так и валится,
как будто сорок пуд сбрасывает кто-нибудь с телеги! Где вас черт таскает?
Гласит
Та грамота: «Татарину
Оболту Оболдуеву
Дано суконце доброе,
Ценою в два рубля:
Волками и лисицами
Он тешил государыню,
В день царских именин
Спускал
медведя дикого
С своим, и Оболдуева
Медведь тот ободрал…»
Ну, поняли, любезные?»
—
Как не понять!
С большущей сивой гривою,
Чай, двадцать лет не стриженной,
С большущей бородой,
Дед на
медведя смахивал,
Особенно
как из лесу,
Согнувшись, выходил.
— Я думаю, надо иметь большую силу для охоты на
медведей, — сказал Алексей Александрович, имевший самые туманные понятия об охоте, намазывая сыр и прорывая тоненький,
как паутина, мякиш хлеба.
Не успел он выйти на улицу, размышляя об всем этом и в то же время таща на плечах
медведя, крытого коричневым сукном,
как на самом повороте в переулок столкнулся тоже с господином в
медведях, крытых коричневым сукном, и в теплом картузе с ушами.
— Прошу прощенья! я, кажется, вас побеспокоил. Пожалуйте, садитесь сюда! Прошу! — Здесь он усадил его в кресла с некоторою даже ловкостию,
как такой
медведь, который уже побывал в руках, умеет и перевертываться, и делать разные штуки на вопросы: «А покажи, Миша,
как бабы парятся» или: «А
как, Миша, малые ребята горох крадут?»
Опомнилась, глядит Татьяна:
Медведя нет; она в сенях;
За дверью крик и звон стакана,
Как на больших похоронах;
Не видя тут ни капли толку,
Глядит она тихонько в щелку,
И что же видит?.. за столом
Сидят чудовища кругом:
Один в рогах, с собачьей мордой,
Другой с петушьей головой,
Здесь ведьма с козьей бородой,
Тут остов чопорный и гордый,
Там карла с хвостиком, а вот
Полу-журавль и полу-кот.
Ее тревожит сновиденье.
Не зная,
как его понять,
Мечтанья страшного значенье
Татьяна хочет отыскать.
Татьяна в оглавленье кратком
Находит азбучным порядком
Слова: бор, буря, ведьма, ель,
Еж, мрак, мосток,
медведь, метель
И прочая. Ее сомнений
Мартын Задека не решит;
Но сон зловещий ей сулит
Печальных много приключений.
Дней несколько она потом
Всё беспокоилась о том.
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный
медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми шагами
Перебралась через ручей;
Пошла — и что ж?
медведь за ней!
Я ведь не такой
медведь,
как вы думаете.
А так
как человек
медведя послабее,
То и Пустынник наш скорее,
Чем Мишенька, устал
И отставать от друга стал.
Крестьянин ахнуть не успел,
Как на него
медведь насел.
Мартышка, в Зеркале увидя образ свой,
Тихохонько
Медведя толк ногой:
«Смотри-ка», говорит: «кум милый мой!
Что́ это там за рожа?
Какие у неё ужимки и прыжки!
Я удавилась бы с тоски,
Когда бы на неё хоть чуть была похожа.
А, ведь, признайся, есть
Из кумушек моих таких кривляк пять-шесть:
Я даже их могу по пальцам перечесть». —
«Чем кумушек считать трудиться,
Не лучше ль на себя, кума, оборотиться?»
Ей Мишка отвечал.
Но Мишенькин совет лишь попусту пропал.
Но тяжелая туша Бердникова явилась в игре Самгина
медведем сказки о том,
как маленькие зверки поселились для дружеской жизни в черепе лошади, но пришел
медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки назвали себя, он сказал: «А я всех вас давишь», сел на череп и раздавил его вместе с жителями.
— Тем более: расстреливать! Что значит высылка в какое-то дурацкое село
Медведь? Ун-ничтожать,
как англичане сипаев…
А с левой стороны, из-за холмов, выкатилась большая, оранжевая луна, тогда
как с правой двигалась туча, мохнатая, точно шкура
медведя, ее встряхивали молнии, но грома не было слышно, и молнии были не страшны.
Было еще не поздно, только что зашло солнце и не погасли красноватые отсветы на главах церквей. С севера надвигалась туча, был слышен гром,
как будто по железным крышам домов мягкими лапами лениво ходил
медведь.
Он казался мягким,
как плюшевая кукла
медведя или обезьяны, сделанная из различных кусков, из остатков.
— Кутили у «
Медведя» в отдельном кабинете, и один уездный предводитель дворянства сказал, что он за полную передачу земли крестьянам. «Надобно отдать им землю даром!» — «А у вас есть земля?» — «Ну, а —
как же? Но — заложена и перезаложена, так что банк продает ее с аукциона. А я могу сделать себе карьеру в Думе, я неплохой оратор». Смешно?
Заходила ли речь о мертвецах, поднимающихся в полночь из могил, или о жертвах, томящихся в неволе у чудовища, или о
медведе с деревянной ногой, который идет по селам и деревням отыскивать отрубленную у него натуральную ногу, — волосы ребенка трещали на голове от ужаса; детское воображение то застывало, то кипело; он испытывал мучительный, сладко болезненный процесс; нервы напрягались,
как струны.
Она представила себе, что должен еще перенести этот, обожающий ее друг, при свидании с героем волчьей ямы, творцом ее падения, разрушителем ее будущности!
Какой силой воли и самообладания надо обязать его, чтобы встреча их на дне обрыва не была встречей волка с
медведем?
Вера с радостью слушала Райского; у ней появился даже румянец. Самая торопливость его передать ей счастливое впечатление,
какое сделал на него «
медведь» и его берлога, теплый колорит, в который Райский окрасил фигуру Тушина, осмыслив его своим метким анализом, яркая картина быта, хозяйства, нравов лесного угла, всей местности — все это почти увлекло и Веру.
— То есть лучший мужчина: рослый, здоровый, буря ему нипочем,
медведей бьет, лошадьми правит,
как сам Феб, — и красота, красота!
—
Какие бы ни были, — сказал Тушин, — когда у вас загремит гроза, Вера Васильевна, — спасайтесь за Волгу, в лес: там живет
медведь, который вам послужит…
как в сказках сказывают.
Афонька бьет лосей и
медведей из ружья с кремнем, которое сделал чуть ли не сам или, может быть, выменял в старину у китобоев и которое беспрестанно распадается, так что его чинят наши слесаря всякий раз,
как он возвратится с охоты.
Тут целые океаны снегов, болот, сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики, вечная зелень сосен, дикари всех родов, звери, начиная от черных и белых
медведей до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо морской скуки — сухопутная, все климаты и все времена года,
как и в кругосветном плавании…
Какой разгул для фантазии: то будто женщина стоит на коленях, окруженная малютками, и о чем-то умоляет: все это деревья и кусты с нависшим снегом; то будто танцующие фигуры; то
медведь на задних лапах; а мертвецов
какая пропасть!
Видели мы по лесу опять множество бурундучков, опять quasi-соболя, ждали увидеть
медведя, но не видали, видели только,
как якут на станции, ведя лошадей на кормовище в лес, вооружился против «могущего встретиться»
медведя ружьем, которое было в таком виде, в
каком только первый раз выдумал его человек.
Я ушел, оставя его разведываться
как знает, и только издали видел,
как он, точно
медведь среди стаи собак, отбивался от китайцев, колотя их по протянутым к нему рукам.
От француза вы не требуете же, чтоб он так же занимался своими лошадьми, так же скакал по полям и лесам,
как англичане, ездил куда-нибудь в Америку бить
медведей или сидел целый день с удочкой над рекой… словом, чтоб был предан страстно спорту.
—
Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет
медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
И рассказал я ему,
как приходил раз
медведь к великому святому, спасавшемуся в лесу, в малой келейке, и умилился над ним великий святой, бесстрашно вышел к нему и подал ему хлеба кусок: «Ступай, дескать, Христос с тобой», и отошел свирепый зверь послушно и кротко, вреда не сделав.
— Ну так вот
как я решил, Алексей, слушай! — начал он опять, подавив волнение, — с Грушей туда приедем — и там тотчас пахать, работать, с дикими
медведями, в уединении, где-нибудь подальше.
Если я хочу представить себе девственную тайгу, то каждый раз мысленно переношусь в долину Синанцы. Кроме обычных ясеня, березы Эрмана и ольхи, здесь произрастали: аянская ель — представительница охотской флоры, клен с красными ветвями, имеющий листву,
как у неклена, затем черемуха Маака с желтой берестой,
как у березы, и с ветвями, пригнутыми к земле, над чем немало потрудились и
медведи, и, наконец, в изобилии по берегам реки ивняки, у которых молодые побеги имеют красновато-сизый оттенок.
И опять они принялись делиться воспоминаниями: вспомнили,
как ходили за пантами,
как стреляли
медведей, вспоминали какого-то китайца, которого называли Косозубым, вспоминали переселенцев, которых называли странными прозвищами — Зеленый Змий и Деревянное Ботало.
После переполоха сна
как не бывало. Все говорили, все высказывали свои догадки и постоянно обращались к Дерсу с расспросами. Гольд говорил, что это не мог быть изюбр, потому что он сильнее стучит копытами по гальке; это не мог быть и
медведь, потому что он пыхтел бы.
Федя вскочил, пошел по комнате той щеголеватой, особенной поступью,
какою выступает известная «коза» около ручного
медведя, и запел: «
Как у наших у ворот…»
Сна
как не бывало. На биваке поднялся шум. Голоса людей смешивались с лаем собак. Каждый старался рассказать, что он видел. Загурский говорил, что видел кабана, а Туртыгин спорил и доказывал, что это был
медведь. Собаки отбегали от костра, лаяли, но тотчас же возвращались обратно. Только перед рассветом они немного успокоились.
—
Медведи! — услышал я голос его снаружи. —
Медведи! Вылезай. Надо своя берлога ходи,
как чужой берлога долго спи.
По мере того
как исчезали следы человеческие, встречалось все более и более следов звериных. Тигр, рысь,
медведь, росомаха, изюбр, олень, козуля и кабан — постоянные обитатели здешней тайги.
Медведь бежал за мной следом, но уже не так быстро,
как раньше.
В самом деле, на снегу валялось много рыбьих голов. Видно было, что
медведи приходили сюда уже после того,
как выпал снег.
По следам он установил, где я стрелял
медведя и
как он на меня бросился.
На рассвете раньше всех проснулся Дерсу. Затем встал я, а потом и другие. Солнце только что взошло и своими лучами едва озарило верхушки гор.
Как раз против нашего бивака, в 200 шагах, бродил еще один
медведь. Он все время топтался на одном месте. Вероятно, он долго еще ходил бы здесь, если бы его не спугнул Мурзин. Казак взял винтовку и выстрелил.
Вчера Полозову все представлялась натуральная мысль: «я постарше тебя и поопытней, да и нет никого на свете умнее меня; а тебя, молокосос и голыш, мне и подавно не приходится слушать, когда я своим умом нажил 2 миллиона (точно, в сущности, было только 2, а не 4) — наживи — ка ты, тогда и говори», а теперь он думал: — «экой
медведь,
как поворотил; умеет ломать», и чем дальше говорил он с Кирсановым, тем живее рисовалась ему, в прибавок к
медведю, другая картина, старое забытое воспоминание из гусарской жизни: берейтор Захарченко сидит на «Громобое» (тогда еще были в ходу у барышень, а от них отчасти и между господами кавалерами, военными и статскими, баллады Жуковского), и «Громобой» хорошо вытанцовывает под Захарченкой, только губы у «Громобоя» сильно порваны, в кровь.
—
Как не помнить, — сказал Антон Пафнутьич почесываясь, — очень помню. Так Миша умер. Жаль Миши, ей-богу жаль!
какой был забавник!
какой умница! эдакого
медведя другого не сыщешь. Да зачем мусье убил его?
Его тащил на цепи дед-вожатый с бородой из льна, и
медведь, гремя цепью, показывал,
как ребята горох в поле воруют,
как хозяин пляшет и
как барин водку пьет и пьяный буянит.
Нам казалось, что оттуда вдруг протянется чья-то рука, или мохнатая, черная,
как у
медведя, или, наоборот, белая,
как у Коляновского или Славка…
Нечистый, увидев огни и такую силу крещеного народу, вдруг поднялся на дыбы, что-то «загуло»,
как ветер, и
медведь кинулся в омут…
Вот как-то пришел заветный час — ночь, вьюга воет, в окошки-то словно
медведи лезут, трубы поют, все беси сорвались с цепей, лежим мы с дедушком — не спится, я и скажи: «Плохо бедному в этакую ночь, а еще хуже тому, у кого сердце неспокойно!» Вдруг дедушко спрашивает: «
Как они живут?» — «Ничего, мол, хорошо живут».