Неточные совпадения
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою
церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную жизнь их.
Из-за хлебных кладей и ветхих крыш возносились и мелькали на чистом воздухе, то справа, то слева, по мере того как бричка делала повороты, две сельские
церкви, одна возле другой: опустевшая деревянная и
каменная, с желтенькими стенами, испятнанная, истрескавшаяся.
Проснулся: пять станций убежало назад; луна, неведомый город,
церкви с старинными деревянными куполами и чернеющими остроконечьями, темные бревенчатые и белые
каменные дома.
Затиснутый в щель между гор,
каменный, серый Тифлис, с его бесчисленными балконами, которые прилеплены к домам как бы руками детей и похожи на птичьи клетки; мутная, бешеная Кура;
церкви суровой архитектуры — все это не понравилось Самгину.
Две коралловые серые скалы выступают далеко из берегов и висят над водой; на вершине одной из них видна кровля протестантской
церкви, а рядом с ней тяжело залегли в густой траве и кустах
каменные массивные глыбы разных форм, цилиндры, полукруги, овалы; издалека примешь их за здания — так велики они.
В дальнем конце этого озера зеленела группа лесистых островков, а ближе, на выступившем крутом мыске, весело рассыпались сотни бревенчатых изб и ярко белела
каменная заводская
церковь.
Льгов — большое степное село с весьма древней
каменной одноглавой
церковью и двумя мельницами на болотистой речке Росоте.
Он ехал берегом широкого озера, из которого вытекала речка и вдали извивалась между холмами; на одном из них над густою зеленью рощи возвышалась зеленая кровля и бельведер огромного
каменного дома, на другом пятиглавая
церковь и старинная колокольня; около разбросаны были деревенские избы с их огородами и колодезями.
В нем нет ни одной
каменной постройки, а всё сделано из дерева, главным образом из лиственницы: и
церковь, и дома, и тротуары.
Когда показались первые домики, Нюрочка превратилась вся в одно внимание. Экипаж покатился очень быстро по широкой улице прямо к
церкви. За
церковью открывалась большая площадь с двумя рядами деревянных лавчонок посредине. Одною стороною площадь подходила к закопченной кирпичной стене фабрики, а с другой ее окружили
каменные дома с зелеными крышами. К одному из таких домов экипаж и повернул, а потом с грохотом въехал на мощеный широкий двор. На звон дорожного колокольчика выскочил Илюшка Рачитель.
В этот самый
каменный флигель двадцать три года тому назад он привез из
церкви молодую жену, здесь родилась Женни, отсюда же Женни увезли в институт и отсюда же унесли на кладбище ее мать, о которой так тепло вспоминала игуменья.
Затем, разве для полноты описания, следует упомянуть о том, что город имеет пять
каменных приходских
церквей и собор. Собор славился хором певчих, содержимых от щедрот Никона Родионовича, да пятисотпудовым колоколом, каждый праздник громко, верст на десять кругом, кричавшим своим железным языком о рачительстве того же Никона Родионовича к благолепию дома божия.
Симбирск с своими
церквами и
каменным губернаторским домом, на высокой горе, покрытой сплошными плодовитыми садами, представлял великолепный вид; но я мало обращал на него вниманья.
Она выстроила новую
каменную большую
церковь, потому что прежняя слишком напоминала своего строителя, покойного ее мужа, о котором она старалась забыть и о котором никогда не упоминала.
Монастырь, куда они шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая
каменная стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только
церковь, стоявшие посредине монастырской площадки, были тоже старинной архитектуры. К стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Свежий ветерок врывался сквозь чугунную решетку в окно и то приподнимал ткань на престоле, то играл сединами священника, или перевертывал лист книги и тушил свечу. Шаги священника и дьячка громко раздавались по
каменному полу в пустой
церкви; голоса их уныло разносились по сводам. Вверху, в куполе, звучно кричали галки и чирикали воробьи, перелетавшие от одного окна к другому, и шум крыльев их и звон колоколов заглушали иногда службу…
Церкви без крестов и куполов, разбитые
каменные столбы, по улицам целые горы свернутого и смятого железа, груды обломков зданий, убитые лошади, иногда люди.
Внутри город был довольно грязен: в нем всего только одна
церковь высилась и белелась, да белелись еще, пожалуй,
каменные присутственные места; лавки же были хоть и новые, но деревянные, и для приезжающих в городе не имелось никаких удобств, кроме единственного постоялого двора с небольшим числом комнаток вроде номеров и с огромным крытым двором для лошадей.
Кузьмищево между тем все определеннее и определеннее обрисовывалось: уже можно было хорошо различить
церковь и длинное больничное здание, стоявшее в некотором отдалении от усадьбы; затем конский двор с торчащим на вышке его деревянным конем, а потом и прочие, более мелкие постройки, окружающие
каменный двухэтажный господский дом.
Мне нравилось бывать в
церквах; стоя где-нибудь в углу, где просторнее и темней, я любил смотреть издали на иконостас — он точно плавится в огнях свеч, стекая густо-золотыми ручьями на серый
каменный пол амвона; тихонько шевелятся темные фигуры икон; весело трепещет золотое кружево царских врат, огни свеч повисли в синеватом воздухе, точно золотые пчелы, а головы женщин и девушек похожи на цветы.
Окна затворились, и снова настала совершенная тишина. Подойдя к развалинам, казаки вошли вслед за боярином Кручиною во внутренность разоренной
церкви. В трапезе, против того места, где заметны еще были остатки
каменного амвона, Шалонский показал на чугунную широкую плиту с толстым кольцом. Когда ее подняли, открылась узкая и крутая лестница, ведущая вниз.
Со свечой в руке взошла Наталья Сергевна в маленькую комнату, где лежала Ольга; стены озарились, увешанные платьями и шубами, и тень от толстой госпожи упала на столик, покрытый пестрым платком; в этой комнате протекала половина жизни молодой девушки, прекрасной, пылкой… здесь ей снились часто молодые мужчины, стройные, ласковые, снились большие города с
каменными домами и златоглавыми
церквями; — здесь, когда зимой шумела мятелица и снег белыми клоками упадал на тусклое окно и собирался перед ним в высокий сугроб, она любила смотреть, завернутая в теплую шубейку, на белые степи, серое небо и ветлы, обвешанные инеем и колеблемые взад и вперед; и тайные, неизъяснимые желания, какие бывают у девушки в семнадцать лет, волновали кровь ее; и досада заставляла плакать; вырывала иголку из рук.
И снова она уцепилась за полу Вадима; он обернулся и с досады так сильно толкнул ее в грудь, что она упала навзничь на
каменное крыльцо; голова ее стукнула как что-то пустое, и ноги протянулись; она ни слова не сказала больше, по крайней мере Вадим не слыхал, потому что он поспешно взошел в
церковь, где толпа слушала с благоговением всенощную.
Каменная, далеко не казенной архитектуры, ядринская
церковь была и нашим Новосельским приходом. Внутри
церковь была расписана крепостным зыбинским живописцем; и отец, ознакомившийся с заграничными музеями и петербургским Эрмитажем, не раз указывал на действительно талантливое письмо на стенах и иконостасе. Еще теперь помню двух ангелов в северном и южном углах
церкви: один с новозаветным крестом в руках, а другой с ветхозаветными скрижалями.
Крутой правый берег речки Ядринки, на левом, менее возвышенном побережье которой находилась дядина усадьба, — называется Попами, так как вокруг
каменной приходской
церкви и погоста селятся священно — и церковнослужители.
— Шучу, что ли, я, матушка! Сказала — и поеду. Я сегодня пятнадцать тысяч целковых просадила на растреклятой вашей рулетке. В подмосковной я, пять лет назад, дала обещание
церковь из деревянной в
каменную перестроить, да вместо того здесь просвисталась. Теперь, матушка,
церковь поеду строить.
Во всем селе было только два порядочных дома,
каменных, крытых железом; в одном помещалось волостное правление, в другом, двухэтажном, как раз против
церкви, жил Цыбукин, Григорий Петров, епифанский мещанин.
Вверху, на горе, в пышной зелени густых садов прячутся красивые
каменные дома, колокольни
церквей гордо вздымаются в голубое небо, их золотые кресты ослепительно блестят на солнце.
— А в Москве дома большие,
каменные, — говорила она, —
церквей много-много, сорок сороков, касатка, а в домах все господа, да такие красивые, да такие приличные!
Старинная белая
церковь занимала центр, а вокруг неё жались в живописном беспорядке нисенькие
каменные и бревенчатые пристройки.
И шаги по
каменному полу, и мелькание черной рясы, и ее шорох увеличивали торжественность, возможную только в храме божием и которую испытал всякий, с чистой душою входивший в
церковь.
Не
каменными стенами, не богатыми
церквами красовалась обитель та, — красовалась она старческими слезами, денно-нощными трудами, постом да молитвой…
— А у Ильи пророка. Вон в полугоре-то
церковь видишь: золочена глава, — говорил Сергей Андреич, указывая рукой на старинную одноглавую
церковь. — Поднимись в гору-то, спроси дом Колышкина — всякий укажет. На правой стороне,
каменный двухэтажный… На углу.
Искрятся и сверкают озера, сияют белые
церкви обширных селений, пламенем пышут стальные заводы, синеют дальние леса, перерезанные надвое вытянутой, как струнка,
каменной дорогой; левей, по краю небосклона, высится увенчанный дубовыми рощами хребет красно-бурых с белоснежными алебастровыми прослоями гор, что тянется вдоль прихотливо извивающейся Оки…
Цел тот город до сих пор — с белокаменными стенами, златоверхими
церквами, с честными монастырями, с княженецкими узорчатыми теремами, с боярскими
каменными палатами, с рубленными из кондового, негниющего леса домами.
Без малого целу неделю провела она в дороге, наконец под вечер мрачного, дождливого дня ямщик указал ей кнутовищем на
каменный помещичий дом, на сады с вековыми деревьями, на большую
церковь и сотни на полторы маленьких, невзрачных, свежей соломой покрытых домишек.
За Окой в тумане пыли чуть видны здания ярманки, бесчисленные ряды лавок, громадные
церкви, флажные столбы, трех — и четырехэтажные гостиницы, китайские киоски, персидский караван, минарет татарской мечети и скромный куполок армянской
церкви, каналы, мосты, бульвары, водоподъемная башня, множество домов
каменных, очень мало деревянных и один железный.
На самом верху горы большая
каменная пятиглавая
церковь стоит.
Княжеское наследство сразу сделало тот монастырь одним из богатейших в России, братии было в нем число многое, строения все
каменные,
церкви украшены иконами в драгоценных окладах, золотой и серебряной утварью, златоткаными ризами и всяким иным церковным имуществом.
Вот на кирпичном, ржавой жестью обитом мавзолее возвещается «прохожему», что тут погребен «верный, усердный раб
церкви — удельный крестьянин такой-то, в двух жалованных из кабинета его императорского величества кафтанах, один кафтан с позументами, а другой с золотым шитьем и таковыми ж кистями». Бессознательно читает Петр Степаныч кладбищенские сказанья, читает, а сам ничего не понимает. Далеко его думы — там, на
Каменном Вражке, в уютных горенках милой, ненаглядной Фленушки.
Во все время двадцатипятилетнего пребывания своего в этом монастыре она жила в одноэтажных
каменных кельях, примыкавших к восточной части монастырской ограды близ покоев игуменьи [Сгоревший во время нашествия Наполеона Ивановский монастырь был после того упразднен,
церковь обращена в приходскую, а в кельях помещались чиновники и рабочие Синодальной типографии.
Вечером этот веселый человек, придя с работы из
церкви, взманил меня идти с ним в театр, где очень плохая провинциальная труппа разыгрывала
Каменного гостя.
— Как же… И даже весьма солидное
каменное здание. Намерение-то у них было в верхнем этаже настоящую
церковь завести. Они ведь — изволите, чай, припомнить — по беглопоповскому согласию. Главным попечителем состоит купец миллионщик. На его деньги вся и постройка производилась. Однако допустить того нельзя было. Так верхний этаж-то и стоит пустой, а старухи помещаются в первом этаже.
И староцерковное и гражданское зодчество привлекало: одна из кремлевских
церквей, с царской вышкой в виде узкого балкончика, соборная колокольня, «Строгановская»
церковь на Нижнебазарской улице, единственный
каменный дом конца XVII столетия на Почайне, где останавливался Петр Великий, все башни и самые стены кремля, его великолепное положение на холмах, как ни у одной старой крепости в Европе.
Некоторые старожилы помнили его уже семидесятилетним стариком. По их рассказам, лицо он имел выразительное; на нем ясно отражались и его ум и его железная воля; лоб у него был широкий; брови тонкие, сдвинутые к широкому носу; губы тонкие; темно-русые с сильною проседью волосы он носил под гребенку. Он умер 19 декабря 1799 года, 73 лет, и похоронен у престола заводской кладбищенской
церкви. Над могилой его поставлен двухсаженный
каменный столб, увенчанный шаром и крестом.
Церкви старинные,
каменные, большие, иконостасы золоченой резьбы, иконы в серебряных окладах с драгоценными камнями и жемчугами, колокольня высокая, колоколов десятков до трех, большой — в две тысячи пуд, риз парчовых, глазетовых, бархатных, дородоровых множество, погреба полнехоньки винами и запасами, конюшни — конями доброезжими, скотный двор — коровами холмогорскими, птичный — курами, гусями, утками, цесарками.
Там до десятка златоглавых
церквей, сорок либо пятьдесят двухэтажных
каменных домов, больше тысячи деревянных, городской постройки, обширный гостиный двор, несколько фабрик и заводов: всюду кипучая деятельность.
В селе Райбуже, как раз против
церкви, стоит двухэтажный дом на
каменном фундаменте и с железной крышей. В нижнем этаже живет со своей семьей сам хозяин, Филипп Иванов Катин, по прозванию Дюдя, а в верхнем, где летом бывает очень жарко, а зимою очень холодно, останавливаются проезжие чиновники, купцы и помещики. Дюдя арендует участки, держит на большой дороге кабак, торгует и дегтем, и мёдом, и скотом, и сороками, и у него уж набралось тысяч восемь, которые лежат в городе в банке.
Блестели желтые огоньки за решетчатыми окнами
церквей. В открывавшиеся двери доносилось пение. Тянулись к притворам черные фигуры. Туда они шли, в
каменные здания с придавленными куполами, чтобы добыть там оправдание непонятной жизни и смысл для бессмысленного.
В молодом городе две
церкви, полицейское управление и несколько
каменных лавок.