Неточные совпадения
Стародум.
Мой друг! Ошибаешься. Тщетно звать врача к
больным неисцельно. Тут врач не пособит, разве сам заразится.
Брат лег и ― спал или не спал ― но, как
больной, ворочался, кашлял и, когда не мог откашляться, что-то ворчал. Иногда, когда он тяжело вздыхал, он говорил: «Ах, Боже
мой» Иногда, когда мокрота душила его, он с досадой выговаривал: «А! чорт!» Левин долго не спал, слушая его. Мысли Левина были самые разнообразные, но конец всех мыслей был один: смерть.
Она вспоминала наивную радость, выражавшуюся на круглом добродушном лице Анны Павловны при их встречах; вспоминала их тайные переговоры о
больном, заговоры о том, чтоб отвлечь его от работы, которая была ему запрещена, и увести его гулять; привязанность меньшего мальчика, называвшего ее «
моя Кити», не хотевшего без нее ложиться спать.
— Дурные языки так говорят,
мой дружок. А твоей Вареньке таки достается, — прибавил он. — Ох, эти
больные барыни!
— Мы ведем жизнь довольно прозаическую, — сказал он, вздохнув, — пьющие утром воду — вялы, как все
больные, а пьющие вино повечеру — несносны, как все здоровые. Женские общества есть; только от них небольшое утешение: они играют в вист, одеваются дурно и ужасно говорят по-французски. Нынешний год из Москвы одна только княгиня Лиговская с дочерью; но я с ними незнаком.
Моя солдатская шинель — как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня.
«Ступай, ступай себе только с глаз
моих, бог с тобой!» — говорил бедный Тентетников и вослед за тем имел удовольствие видеть, как
больная, вышед за ворота, схватывалась с соседкой за какую-нибудь репу и так отламывала ей бока, как не сумеет и здоровый мужик.
«
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже
мой, какая скука
С
больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя...
— Нет, Соня, — торопливо прервал он, — эти деньги были не те, успокойся! Эти деньги мне мать прислала, через одного купца, и получил я их
больной, в тот же день как и отдал… Разумихин видел… он же и получал за меня… эти деньги
мои,
мои собственные, настоящие
мои.
На
больные, что ли, нервы
мои он рассчитывает!..
Я стал на колени и устремил глаза
мои на
больного.
— О! Их нет, конечно. Детям не нужно видеть
больного и мертвого отца и никого мертвого, когда они маленькие. Я давно увезла их к
моей матери и брату. Он — агроном, и у него — жена, а дети — нет, и она любит
мои до смешной зависти.
Опека наложена по завещанию отца, за расточительность, опекун — крестный его отец Логинов, фабрикант стекла, человек — старый,
больной, — фактически опека в
моих руках.
«Какой безжалостной надобно быть, какое надо иметь холодное сердце, для того, чтобы обманывать
больного мужа, — возмущенно думал Самгин. — И — мать, как бесцеремонно, грубо она вторгается в
мою жизнь».
«И к чему все эти прежние хмурости, — думал я в иные упоительные минуты, — к чему эти старые
больные надрывы,
мое одинокое и угрюмое детство,
мои глупые мечты под одеялом, клятвы, расчеты и даже „идея“?
Есть
больные воспоминания,
мой милый, причиняющие действительную боль; они есть почти у каждого, но только люди их забывают; но случается, что вдруг потом припоминают, даже только какую-нибудь черту, и уж потом отвязаться не могут.
— Вы все говорите «тайну»; что такое «восполнивши тайну свою»? — спросил я и оглянулся на дверь. Я рад был, что мы одни и что кругом стояла невозмутимая тишина. Солнце ярко светило в окно перед закатом. Он говорил несколько высокопарно и неточно, но очень искренно и с каким-то сильным возбуждением, точно и в самом деле был так рад
моему приходу. Но я заметил в нем несомненно лихорадочное состояние, и даже сильное. Я тоже был
больной, тоже в лихорадке, с той минуты, как вошел к нему.
— А-а!..
Мое почтение, мне некогда, — сказал доктор и, с досадой отдернув вниз панталоны, направился к койкам
больных.
О, не верьте мне, считайте меня за
больного, но все-таки запомните слова
мои: ведь если только хоть десятая, хоть двадцатая доля в словах
моих правда, то ведь и тогда ужасно!
— Ничего… одного
больного там оставил. Кабы выздоровел, кабы знал, что выздоровеет, десять бы лет сейчас
моих отдал!
— Сударыня, если вы опытный доктор, то я зато опытный
больной, — слюбезничал через силу Митя, — и предчувствую, что если вы уж так следите за судьбой
моею, то и поможете ей в ее гибели, но для этого позвольте мне наконец изложить пред вами тот план, с которым я рискнул явиться… и то, чего от вас ожидаю… Я пришел, сударыня…
Знаете, Lise,
мой старец сказал один раз: за людьми сплошь надо как за детьми ходить, а за иными как за
больными в больницах…
«На выздоровление
больной ножки
моего предмета» — это он такое заглавие придумал — резвый человек!
— Если бы я даже эту самую штуку и мог-с, то есть чтобы притвориться-с, и так как ее сделать совсем нетрудно опытному человеку, то и тут я в полном праве
моем это средство употребить для спасения жизни
моей от смерти; ибо когда я в болезни лежу, то хотя бы Аграфена Александровна пришла к ихнему родителю, не могут они тогда с
больного человека спросить: «Зачем не донес?» Сами постыдятся.
Скажу вам без обиняков,
больная моя… как бы это того… ну, полюбила, что ли, меня… или нет, не то чтобы полюбила… а, впрочем… право, как это, того-с…
Чувствую я, что
больная моя себя губит; вижу, что не совсем она в памяти; понимаю также и то, что не почитай она себя при смерти, — не подумала бы она обо мне; а то ведь, как хотите, жутко умирать в двадцать пять лет, никого не любивши: ведь вот что ее мучило, вот отчего она, с отчаянья, хоть за меня ухватилась, — понимаете теперь?
— Однако, — продолжал он, — на другой день
больной, в противность
моим ожиданиям, не полегчило.
Один из тузов, ездивший неизвестно зачем с ученою целью в Париж, собственными глазами видел Клода Бернара, как есть живого Клода Бернара, настоящего; отрекомендовался ему по чину, званию, орденам и знатным своим
больным, и Клод Бернар, послушавши его с полчаса, сказал: «Напрасно вы приезжали в Париж изучать успехи медицины, вам незачем было выезжать для этого из Петербурга»; туз принял это за аттестацию своих занятий и, возвратившись в Петербург, произносил имя Клода Бернара не менее 10 раз в сутки, прибавляя к нему не менее 5 раз «
мой ученый друг» или «
мой знаменитый товарищ по науке».
— Я имею к вам, генерал, небольшую просьбу. Если вам меня нужно, не посылайте, пожалуйста, ни квартальных, ни жандармов, они пугают, шумят, особенно вечером. За что же
больная жена
моя будет больше всех наказана в деле будочника?
…Три года тому назад я сидел у изголовья
больной и видел, как смерть стягивала ее безжалостно шаг за шагом в могилу. Эта жизнь была все
мое достояние. Мгла стлалась около меня, я дичал в тупом отчаянии, но не тешил себя надеждами, не предал своей горести ни на минуту одуряющей мысли о свидании за гробом.
Я отправился к ним. В этот день мужу было легче, хотя на новой квартире он уже не вставал с постели; я был монтирован, [возбужден, взвинчен (от фр. être monté).] дурачился, сыпал остротами, рассказывал всякий вздор, морил
больного со смеху и, разумеется, все это для того, чтоб заглушить ее и
мое смущение. Сверх того, я чувствовал, что смех этот увлекает и пьянит ее.
Для
больного старика, для
моей матери и кормилицы дали открытую линейку; остальные шли пешком.
Вечер. «Теперь происходит совещание. Лев Алексеевич (Сенатор) здесь. Ты уговариваешь меня, — не нужно, друг
мой, я умею отворачиваться от этих ужасных, гнусных сцен, куда меня тянут на цепи. Твой образ сияет надо мной, за меня нечего бояться, и самая грусть и самое горе так святы и так сильно и крепко обняли душу, что, отрывая их, сделаешь еще
больнее, раны откроются».
Мой брат был человек нервно
больной в тяжелой форме.
В это время я ясно припоминаю себя в комнате
больного. Я сидел на полу, около кресла, играл какой-то кистью и не уходил по целым часам. Не могу теперь отдать себе отчет, какая идея овладела в то время
моим умом, помню только, что на вопрос одного из посетителей, заметивших меня около стула: «А ты, малый, что тут делаешь?» — я ответил очень серьезно...
Купила я дачу возле Ментоны, так как он заболел там, и три года я не знала отдыха ни днем, ни ночью;
больной измучил меня, душа
моя высохла.
И гнев
мою душу
больную палил,
И я волновалась нестройно,
Рвалась, проклинала… но не было сил
Ни времени думать спокойно.
Он давно уже стоял, говоря. Старичок уже испуганно смотрел на него. Лизавета Прокофьевна вскрикнула: «Ах, боже
мой!», прежде всех догадавшись, и всплеснула руками. Аглая быстро подбежала к нему, успела принять его в свои руки и с ужасом, с искаженным болью лицом, услышала дикий крик «духа сотрясшего и повергшего» несчастного.
Больной лежал на ковре. Кто-то успел поскорее подложить ему под голову подушку.
— Насчет жизни в тюрьме можно еще и не согласиться, — сказал князь, — я слышал один рассказ человека, который просидел в тюрьме лет двенадцать; это был один из
больных у
моего профессора и лечился.
— А того не знает, что, может быть, я, пьяница и потаскун, грабитель и лиходей, за одно только и стою, что вот этого зубоскала, еще младенца, в свивальники обертывал, да в корыте
мыл, да у нищей, овдовевшей сестры Анисьи, я, такой же нищий, по ночам просиживал, напролет не спал, за обоими ими
больными ходил, у дворника внизу дрова воровал, ему песни пел, в пальцы прищелкивал, с голодным-то брюхом, вот и вынянчил, вон он смеется теперь надо мной!
— Что ж, и хорош, и дурен; а коли хочешь
мое мнение знать, то больше дурен. Сама видишь, какой человек,
больной человек!
«Не считайте
моих слов
больным восторгом
больного ума, но вы для меня — совершенство!
Но я заметил, что он переносит
мою раздражительность так, как будто заранее дал себе слово щадить
больного.
— Как уж там знаете…
Мое дело — оказать. А
больного необходимо отправить в больницу в Пермь… Там за ним будет и уход и лечение, а бывают случаи, что и выздоравливают. Вот все, что я могу сказать.
— Я посижу с тобой,
моя крошка, — успокаивал
больную Петр Елисеич.
Очень понимаю, как бедная Варя утомилась душой;поблагодари ее, если
мое письмо застанет вас вместе. Добрые ее строки вполне выражают состояние ее души: она за нас всех отсутствующих сострадала
больной. Сходи за меня на родную могилу, поклонись праху. Тут соединяются все наши молитвы.
Волконский за два дня до приезда
моего в Москву уехал за границу. Путешествие его было самое тяжелое: он трое суток лежал
больной в Варшаве, в Берлине столько же и приехал в Париж с опухшими ногами, с ранами на ногах. Неленька зовет его на зиму в Ниццу, где уже Мария Николаевна с Сережей.
Здесь задержала меня
больная моя нога; теперь, благодаря бога, лучше; с лишком месяц продолжающееся лечение Вольфа дает надежду безопасно продолжать путешествие.
В генваре 1820 года я должен был ехать в Бессарабию к
больной тогда замужней сестре
моей.
— Боже
мой! Я не узнаю вас, Белоярцев. Вы, человек, живший в области чистого художества, говорите такие вещи. Неужто вашему сердцу ничего не говорит мать, забывающая себя над колыбелью
больного ребенка.
— «Толкуй
больной с подлекарем», — проговорил, вставая, Канунников. — У меня еще делов и боже
мой. Прощайте. Прощай, лукавый рабе, — отнесся он к Лобачевскому. — Молокососов-то не одобряешь, а сам такой же, только потаенный. Потаенный, — шутил он, тряся руку молодому медику. — Волки, все вы волки, отличные господа перед господом. А ты, новый барин, древности тоже сопротивник?