Неточные совпадения
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и
были какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой
народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Чудно все завелось теперь на свете: хоть бы народ-то уж
был видный, а то худенький, тоненький — как его узнаешь, кто он?
Поят народ распущенный,
Зовут на службы земские,
Сажают, учат грамоте, —
Нужна ему она!
Солдат ударил в ложечки,
Что
было вплоть до берегу
Народу — все сбегается.
Ударил — и запел...
Довольно! Окончен с прошедшим расчет,
Окончен расчет с господином!
Сбирается с силами русский
народИ учится
быть гражданином.
Глеб — он жаден
был — соблазняется:
Завещание сожигается!
На десятки лет, до недавних дней
Восемь тысяч душ закрепил злодей,
С родом, с племенем; что народу-то!
Что народу-то! с камнем в воду-то!
Все прощает Бог, а Иудин грех
Не прощается.
Ой мужик! мужик! ты грешнее всех,
И за то тебе вечно маяться!
К дьячку с семинаристами
Пристали: «
Пой „Веселую“!»
Запели молодцы.
(Ту песню — не народную —
Впервые
спел сын Трифона,
Григорий, вахлакам,
И с «Положенья» царского,
С
народа крепи снявшего,
Она по пьяным праздникам
Как плясовая пелася
Попами и дворовыми, —
Вахлак ее не
пел,
А, слушая, притопывал,
Присвистывал; «Веселою»
Не в шутку называл...
Пир кончился, расходится
Народ. Уснув, осталися
Под ивой наши странники,
И тут же спал Ионушка
Да несколько упившихся
Не в меру мужиков.
Качаясь, Савва с Гришею
Вели домой родителя
И
пели; в чистом воздухе
Над Волгой, как набатные,
Согласные и сильные
Гремели голоса...
И русскую деву влекли на позор,
Свирепствовал бич без боязни,
И ужас
народа при слове «набор»
Подобен
был ужасу казни?
Пошли за Власом странники;
Бабенок тоже несколько
И парней с ними тронулось;
Был полдень, время отдыха,
Так набралось порядочно
Народу — поглазеть.
Все стали в ряд почтительно
Поодаль от господ…
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит,
поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника
народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по площади
И к вечеру покинули
Бурливое село…
Нет спора, что можно и даже должно давать
народам случай вкушать от плода познания добра и зла, но нужно держать этот плод твердой рукою и притом так, чтобы можно
было во всякое время отнять его от слишком лакомых уст.
Выслушав такой уклончивый ответ, помощник градоначальника стал в тупик. Ему предстояло одно из двух: или немедленно рапортовать о случившемся по начальству и между тем начать под рукой следствие, или же некоторое время молчать и выжидать, что
будет. Ввиду таких затруднений он избрал средний путь, то
есть приступил к дознанию, и в то же время всем и каждому наказал хранить по этому предмету глубочайшую тайну, дабы не волновать
народ и не поселить в нем несбыточных мечтаний.
Из всех этих слов
народ понимал только: «известно» и «наконец нашли». И когда грамотеи выкрикивали эти слова, то
народ снимал шапки, вздыхал и крестился. Ясно, что в этом не только не
было бунта, а скорее исполнение предначертаний начальства.
Народ, доведенный до вздыхания, — какого еще идеала можно требовать!
Легко
было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее
было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского
народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как внимание их
было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Что
будет, ежели градоначальник в сии оттенки не вникнет, а особливо ежели он подлому
народу предоставит предъявлять резоны?
Когда почва
была достаточно взрыхлена учтивым обращением и
народ отдохнул от просвещения, тогда сама собой стала на очередь потребность в законодательстве. Ответом на эту потребность явился статский советник Феофилакт Иринархович Беневоленский, друг и товарищ Сперанского по семинарии.
Прежде всего необходимо
было приучить
народ к учтивому обращению и потом уже, смягчив его нравы, давать ему настоящие якобы права.
Обыватели, а в особенности подлый
народ, великие до сего охотники; но при этом необходимо, чтобы градоначальник
был в мундире и имел открытую физиономию и благосклонный взгляд.
Был, говорит он, в древности
народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря.
Причем бросала в
народ медными деньгами, а пьяные ее подручники восклицали: «Вот наша матушка! теперь нам, братцы, вина
будет вволю!»
Но, с другой стороны, не видим ли мы, что
народы самые образованные наипаче [Наипа́че (церковно-славянск.) — наиболее.] почитают себя счастливыми в воскресные и праздничные дни, то
есть тогда, когда начальники мнят себя от писания законов свободными?
— Мы головотяпы! нет нас
народа храбрее, — начали
было головотяпы, но вдруг смутились.
Долго ли, коротко ли они так жили, только в начале 1776 года в тот самый кабак, где они в свободное время благодушествовали, зашел бригадир. Зашел,
выпил косушку, спросил целовальника, много ли прибавляется пьяниц, но в это самое время увидел Аленку и почувствовал, что язык у него прилип к гортани. Однако при
народе объявить о том посовестился, а вышел на улицу и поманил за собой Аленку.
Таков
был первый глуповский демагог. [Демаго́г — человек, добивающийся популярности в
народе лестью, лживыми обещаниями, потворствующий инстинктам толпы.]
— Может
быть, для тебя нет. Но для других оно
есть, — недовольно хмурясь, сказал Сергей Иванович. — В
народе живы предания о православных людях, страдающих под игом «нечестивых Агарян».
Народ услыхал о страданиях своих братий и заговорил.
— Впрочем, — нахмурившись сказал Сергей Иванович, не любивший противоречий и в особенности таких, которые беспрестанно перескакивали с одного на другое и без всякой связи вводили новые доводы, так что нельзя
было знать, на что отвечать, — впрочем, не в том дело. Позволь. Признаешь ли ты, что образование
есть благо для
народа?
И подача голосов не введена у нас и не может
быть введена, потому что не выражает воли
народа; но для этого
есть другие пути.
Для того же, чтобы теоретически разъяснить всё дело и окончить сочинение, которое, сообразно мечтаниям Левина, должно
было не только произвести переворот в политической экономии, но совершенно уничтожить эту науку и положить начало новой науке — об отношениях
народа к земле, нужно
было только съездить за границу и изучить на месте всё, что там
было сделано в этом направлении и найти убедительные доказательства, что всё то, что там сделано, — не то, что нужно.
В Левинском, давно пустынном доме теперь
было так много
народа, что почти все комнаты
были заняты, и почти каждый день старой княгине приходилось, садясь зa стол, пересчитывать всех и отсаживать тринадцатого внука или внучку за особенный столик. И для Кити, старательно занимавшейся хозяйством,
было не мало хлопот о приобретении кур, индюшек, уток, которых при летних аппетитах гостей и детей выходило очень много.
И окошенные кусты у реки, и сама река, прежде не видная, а теперь блестящая сталью в своих извивах, и движущийся и поднимающийся
народ, и крутая стена травы недокошенного места луга, и ястреба, вившиеся над оголенным лугом, — всё это
было совершенно ново.
Было самое спешное рабочее время, когда во всем
народе проявляется такое необыкновенное напряжение самопожертвования в труде, какое не проявляется ни в каких других условиях жизни и которое высоко ценимо бы
было, если бы люди, проявляющие эти качества, сами ценили бы их, если б оно не повторялось каждый год и если бы последствия этого напряжения не
были так просты.
Был ясный морозный день. У подъезда рядами стояли кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый
народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось,
были разубраны в новые торжественные ризы.
Кроме того, хотя он долго жил в самых близких отношениях к мужикам как хозяин и посредник, а главное, как советчик (мужики верили ему и ходили верст за сорок к нему советоваться), он не имел никакого определенного суждения о
народе, и на вопрос, знает ли он
народ,
был бы в таком же затруднении ответить, как на вопрос, любит ли он
народ.
Но Кити неинтересно
было рассуждение о том, как
пьет народ. Она видела, что он покраснел, и желала знать, почему.
«Нужно физическое движенье, а то мой характер решительно портится», подумал он и решился косить, как ни неловко это
будет ему перед братом и
народом.
— Совсем нет: в России не может
быть вопроса рабочего. В России вопрос отношения рабочего
народа к земле; он и там
есть, но там это починка испорченного, а у нас…
— Это слово «
народ» так неопределенно, — сказал Левин. — Писаря волостные, учителя и из мужиков один на тысячу, может
быть, знают, о чем идет дело. Остальные же 80 миллионов, как Михайлыч, не только не выражают своей воли, но не имеют ни малейшего понятия, о чем им надо бы выражать свою волю. Какое же мы имеем право говорить, что это воля
народа?
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже
были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие
народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что в то время, как он входил в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Он считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью
народа и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил, теперь
будет еще больше работать и еще меньше
будет позволять себе роскоши.
Было то время, когда в сельской работе наступает короткая передышка пред началом ежегодно повторяющейся и ежегодно вызывающей все силы
народа уборки. Урожай
был прекрасный, и стояли ясные, жаркие летние дни с росистыми короткими ночами.
Но любить или не любить
народ, как что-то особенное, он не мог, потому что не только жил с
народом, не только все его интересы
были связаны с
народом, но он считал и самого себя частью
народа, не видел в себе и
народе никаких особенных качеств и недостатков и не мог противопоставлять себя
народу.
В случавшихся между братьями разногласиях при суждении о
народе Сергей Иванович всегда побеждал брата, именно тем, что у Сергея Ивановича
были определенные понятия о
народе, его характере, свойствах и вкусах; у Константина же Левина никакого определенного и неизменного понятия не
было, так что в этих спорах Константин всегда
был уличаем в противоречии самому себе.
— Никогда этого с русским
народом не
будет! Власти нет, — отвечал помещик.
Анна, не отвечая мужу, подняла бинокль и смотрела на то место, где упал Вронский; но
было так далеко, и там столпилось столько
народа, что ничего нельзя
было разобрать. Она опустила бинокль и хотела итти; но в это время подскакал офицер и что-то докладывал Государю. Анна высунулась вперед, слушая.
Когда последнее сено
было разделено, Левин, поручив остальное наблюдение конторщику, присел на отмеченной тычинкой ракитника копне, любуясь на кипящий
народом луг.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так. Может
быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения, другому европейскому
народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.
— Но я всё-таки не знаю, что вас удивляет.
Народ стоит на такой низкой степени и материального и нравственного развития, что, очевидно, он должен противодействовать всему, что ему чуждо. В Европе рациональное хозяйство идет потому, что
народ образован; стало
быть, у нас надо образовать
народ, — вот и всё.
Он ехал и отдохнуть на две недели и в самой святая-святых
народа, в деревенской глуши, насладиться видом того поднятия народного духа, в котором он и все столичные и городские жители
были вполне убеждены. Катавасов, давно собиравшийся исполнить данное Левину обещание побывать у него, поехал с ним вместе.
― Легко
быть введену в заблуждение, делая заключение об общем призвании
народа, ― сказал Метров, перебивая Левина. ― Состояние рабочего всегда
будет зависеть от его отношения к земле и капиталу.