Неточные совпадения
Ударили к заутрене,
Как в город я вошла.
Ищу соборной площади,
Я
знала: губернаторский
Дворец на площади.
Темна, пуста площадочка,
Перед дворцом
начальникаШагает часовой.
«Скажи, служивый, рано ли
Начальник просыпается?»
— Не
знаю. Ты иди!
Нам говорить не велено! —
(Дала ему двугривенный).
На то у губернатора
Особый есть швейцар. —
«А где он? как назвать его?»
— Макаром Федосеичем…
На лестницу поди! —
Пошла, да двери заперты.
Присела я, задумалась,
Уж начало светать.
Пришел фонарщик с лестницей,
Два тусклые фонарика
На площади задул.
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по себе, так как о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за какое дело приняться, потому что не
знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому
начальнику.
— Это что говорить! — прибавляли другие, — нам терпеть можно! потому мы
знаем, что у нас есть
начальники!
Никто, однако ж, на клич не спешил; одни не выходили вперед, потому что были изнежены и
знали, что порубление пальца сопряжено с болью; другие не выходили по недоразумению: не разобрав вопроса, думали, что
начальник опрашивает, всем ли довольны, и, опасаясь, чтоб их не сочли за бунтовщиков, по обычаю, во весь рот зевали:"Рады стараться, ваше-е-е-ество-о!"
— Здорово, Василий, — говорил он, в шляпе набекрень проходя по коридору и обращаясь к знакомому лакею, — ты бакенбарды отпустил? Левин — 7-й нумер, а? Проводи, пожалуйста. Да
узнай, граф Аничкин (это был новый
начальник) примет ли?
Узнавши, где караулилась схваченная женщина, он явился прямо и вошел таким молодцом и
начальником, что часовой сделал ему честь и вытянулся в струнку.
Почему казалось мужчинам, что в них заключалось скверное и нехорошее, сию минуту
узнаем: в губернию назначен был новый генерал-губернатор — событие, как известно, приводящее чиновников в тревожное состояние: пойдут переборки, распеканья, взбутетениванья и всякие должностные похлебки, которыми угощает
начальник своих подчиненных.
— Ну да ведь я
знаю тебя: ведь ты большой мошенник, позволь мне это сказать тебе по дружбе! Ежели бы я был твоим
начальником, я бы тебя повесил на первом дереве.
Сидел в мое время один смиреннейший арестант целый год в остроге, на печи по ночам все Библию читал, ну и зачитался, да зачитался,
знаете, совсем, да так, что ни с того ни с сего сгреб кирпич и кинул в
начальника, безо всякой обиды с его стороны.
— Как я могу тебе в этом обещаться? — отвечал я. — Сам
знаешь, не моя воля: велят идти против тебя — пойду, делать нечего. Ты теперь сам
начальник; сам требуешь повиновения от своих. На что это будет похоже, если я от службы откажусь, когда служба моя понадобится? Голова моя в твоей власти: отпустишь меня — спасибо; казнишь — бог тебе судья; а я сказал тебе правду.
Но Пугачев не был пойман. Он явился на сибирских заводах, собрал там новые шайки и опять начал злодействовать. Слух о его успехах снова распространился. Мы
узнали о разорении сибирских крепостей. Вскоре весть о взятии Казани и о походе самозванца на Москву встревожила
начальников войск, беспечно дремавших в надежде на бессилие презренного бунтовщика. Зурин получил повеление переправиться через Волгу.
Он, однако, изумился, когда
узнал, что приглашенные им родственники остались в деревне. «Чудак был твой папа́ всегда», — заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, [Шлафрок — домашний халат.] и вдруг, обратясь к молодому чиновнику в благонамереннейше застегнутом вицмундире, воскликнул с озабоченным видом: «Чего?» Молодой человек, у которого от продолжительного молчания слиплись губы, приподнялся и с недоумением посмотрел на своего
начальника.
И Илья Ильич вдруг робел, сам не
зная отчего, когда
начальник входил в комнату, и у него стал пропадать свой голос и являлся какой-то другой, тоненький и гадкий, как скоро заговаривал с ним
начальник.
Глядя на других, Илья Ильич и сам перепугался, хотя и он и все прочие
знали, что
начальник ограничится замечанием; но собственная совесть была гораздо строже выговора.
Исстрадался Илья Ильич от страха и тоски на службе даже и при добром, снисходительном
начальнике. Бог
знает, что сталось бы с ним, если б он попался к строгому и взыскательному!
У юрты встретил меня старик лет шестидесяти пяти в мундире станционного смотрителя со шпагой. Я думал, что он тут живет, но не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку под козырек, и глаз с меня не сводит. «Вы смотритель?» — кланяясь, спросил я его. «Точно так, из дворян», — отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось
узнать, зачем он встречает меня с таким почетом: не принимает ли за кого-нибудь из своих
начальников?
За два дня до прибытия на Усть-Стрелку, где был наш пост,
начальник последнего,
узнав от посланного вперед орочанина о крайней нужде плавателей, выслал им навстречу все необходимое в изобилии и, между прочим, теленка. Вот только где, пройдя тысячи три верст, эти не блудные, а блуждающие сыны добрались до упитанного тельца!
«Помилуйте! — начали потом пугать меня за обедом у
начальника порта, где собиралось человек пятнадцать за столом, — в качках возят старух или дам». Не
знаю, какое различие полагал собеседник между дамой и старухой. «А старика можно?» — спросил я. «Можно», — говорят. «Ну так я поеду в качке».
Нам подали шлюпки, и мы, с людьми и вещами, свезены были на прибрежный песок и там оставлены, как совершенные Робинзоны. Что толку, что Сибирь не остров, что там есть города и цивилизация? да до них две, три или пять тысяч верст! Мы поглядывали то на шкуну, то на строения и не
знали, куда преклонить голову. Между тем к нам подошел какой-то штаб-офицер, спросил имена, сказал свое и пригласил нас к себе ужинать, а завтра обедать. Это был
начальник порта.
— Я не
начальник, я ничего не
знаю.
Хотя Нехлюдов хорошо
знал и много paз и за обедом видал старого Корчагина, нынче как-то особенно неприятно поразило его это красное лицо с чувственными смакующими губами над заложенной за жилет салфеткой и жирная шея, главное — вся эта упитанная генеральская фигура. Нехлюдов невольно вспомнил то, что
знал о жестокости этого человека, который, Бог
знает для чего, — так как он был богат и знатен, и ему не нужно было выслуживаться, — сек и даже вешал людей, когда был
начальником края.
Начальник же тюрьмы и надзиратели, хотя никогда и не
знали и не вникали в то, в чем состоят догматы этой веры, и что означало всё то, что совершалось в церкви, — верили, что непременно надо верить в эту веру, потому что высшее начальство и сам царь верят в нее.
Подойдя в воротам, он попросил дежурного доложить смотрителю о том, что желал бы видеть Маслову. Дежурный
знал Нехлюдова и, как знакомому человеку, сообщил ему их важную острожную новость: капитан уволился, и на место его поступил другой, строгий
начальник.
— Ты делай свое, а их оставь. Всяк сам себе. Бог
знает, кого казнить, кого миловать, а не мы
знаем, — проговорил старик. — Будь сам себе
начальником, тогда и
начальников не нужно. Ступай, ступай, — прибавил он, сердито хмурясь и блестя глазами на медлившего в камере Нехлюдова. — Нагляделся, как антихристовы слуги людьми вшей кормят. Ступай, ступай!
Несмотря на то, что генерал не разрешил ему посещения острога утром, Нехлюдов,
зная по опыту, что часто то, чего никак нельзя достигнуть у высших
начальников, очень легко достигается у низших, решил всё-таки попытаться проникнуть в острог теперь с тем, чтобы объявить Катюше радостную новость и, может быть, освободить ее и вместе с тем
узнать о здоровье Крыльцова и передать ему и Марье Павловне то, что сказал генерал.
Вот только неизвестно, кто будет партионным
начальником, да и нельзя это так заранее
узнать.
На реке Санхобе мы опять встретились с
начальником охотничьей дружины Чжан Бао и провели вместе целый день. Оказалось, что многое из того, что случилось с нами в прошлом году на Имане, ему было известно. От него я
узнал, что зимой он ходил разбирать спорный земельный вопрос между тазами и китайцами, а весной был на реке Ното, где уничтожил шайку хунхузов.
Взошел какой-то чиновник; толстяк обратился к нему как
начальник и, кончив свои приказания, вышел вон, ласково кивнув головой и приложив палец к губам. Я никогда после не встречал этого господина и не
знаю, кто он; но искренность его совета я испытал.
Не
зная законов и русского судопроизводства, он попал в сенат, сделался членом опекунского совета,
начальником Марьинской больницы,
начальником Александрийского института и все исполнял с рвением, которое вряд было ли нужно, с строптивостью, которая вредила, с честностью, которую никто не замечал.
Начальник департамента замечает, бледнея, чиновнику, делающему возражение: «Вы забываетесь,
знаете ли вы, с кем вы говорите?»
В трактире всегда сидели свои люди,
знали это, и никто не обижался. Но едва не случилась с ним беда. Это было уже у Тестова, куда он перешел от Турина. В зал пришел переведенный в Москву на должность
начальника жандармского управления генерал Слезкин. Он с компанией занял стол и заказывал закуску. Получив приказ, половой пошел за кушаньем, а вслед ему Слезкин крикнул командирским голосом...
— Нельзя тебе
знать! — ответила она угрюмо, но все-таки рассказала кратко: был у этой женщины муж, чиновник Воронов, захотелось ему получить другой, высокий чин, он и продал жену
начальнику своему, а тот ее увез куда-то, и два года она дома не жила. А когда воротилась — дети ее, мальчик и девочка, померли уже, муж — проиграл казенные деньги и сидел в тюрьме. И вот с горя женщина начала пить, гулять, буянить. Каждый праздник к вечеру ее забирает полиция…
Длинная процедура: нужно надеть на каждого саван, подвести к эшафоту. Когда наконец повесили девять человек, то получилась в воздухе «целая гирлянда», как выразился
начальник округа, рассказывавший мне об этой казни. Когда сняли казненных, то доктора нашли, что один из них еще жив. Эта случайность имела особое значение: тюрьма, которой известны тайны всех преступлений, совершаемых ее членами, в том числе палач и его помощники,
знали, что этот живой не виноват в том преступлении, за которое его вешали.
На материке крестьянин приписывается к облюбованной им волости; губернатор, в ведении которого находится волость, дает
знать начальнику острова, и последний в приказе предлагает полицейскому управлению исключить крестьянина такого-то и членов его семьи из списков — и формально одним «несчастным» становится меньше.
377 статьей, разрешающей эту льготу,
начальник острова и окружные
начальники пользуются в широких размерах; по крайней мере почти все крестьяне, которых я
знаю, получили это звание через шесть лет.
Начальник острова говорил мне, что когда ему однажды понадобилось
узнать, сколько ежегодно прибывало из России арестантов на пароходах Добровольного флота, начиная с 1879 г., то пришлось обращаться за сведениями в главное тюремное управление, так как в местных канцеляриях нужных цифр не оказалось.
Что их венчают на Сахалине, я
узнал впервые из следующей бумаги, написанной по форме прошения: «Его высокопревосходительству господину
начальнику острова Сахалина.
Они
знают толико веление
начальника, мыслят, что он хощет, и стремятся, куда направляет.
Начальник был тучен и, кажется, строг,
Спросил, по какому мы виду?
«В Иркутске читали инструкцию нам
И выслать в Нерчинск обещали…»
— «Застряла, застряла, голубушка, там!»
«Вот копия, нам ее дали…»
— «Что копия? с ней попадешься впросак!»
— «Вот царское вам позволенье!»
Не
знал по-французски упрямый чудак,
Не верил нам, — смех и мученье!
Вы, верно,
знаете, что Семенов, наконец, асессор и
начальник отделения с 3500 р. жалования. Чижов также произведен в прапорщики и правит должность старшего адъютанта в штабе. Мне все это пишет мой племянник Гаюс из Омска…
От Тулинова вчера
узнал, что Степан Михайлович, наконец, асессор и
начальник отделения; это известие истинно порадовало меня — по крайней мере он несколько теперь оперится и не так будет ему опасен наш Штейнгейль.
Не
знаю, каково будет теперь в Кургане, куда перепросил его родственник, Владимир Глинка, горный
начальник в Екатеринбурге.
Не
знаю, вследствие ли этого разговора, только Пушкин не был сослан, а командирован от коллегии иностранных дел, где состоял на службе, к генералу Инзову,
начальнику колоний Южного края.
Райнер, назвавшись
начальником банды,
знал, что он целую ее половину спасает от дальнейшего преследования; но он не
знал, что беглецов встретило холодное литовское болото, на которое они бросились в темноте этой ужасной ночи.
Отец с матерью старались растолковать мне, что совершенно добрых людей мало на свете, что парашинские старики, которых отец мой
знает давно, люди честные и правдивые, сказали ему, что Мироныч
начальник умный и распорядительный, заботливый о господском и о крестьянском деле; они говорили, что, конечно, он потакает и потворствует своей родне и богатым мужикам, которые находятся в милости у главного управителя, Михайлы Максимыча, но что как же быть? свой своему поневоле друг, и что нельзя не уважить Михайле Максимычу; что Мироныч хотя гуляет, но на работах всегда бывает в трезвом виде и не дерется без толку; что он не поживился ни одной копейкой, ни господской, ни крестьянской, а наживает большие деньги от дегтя и кожевенных заводов, потому что он в части у хозяев, то есть у богатых парашинских мужиков, промышляющих в башкирских лесах сидкою дегтя и покупкою у башкирцев кож разного мелкого и крупного скота; что хотя хозяевам маленько и обидно, ну, да они богаты и получают большие барыши.
Первое намерение
начальника губернии было, кажется, допечь моего героя неприятными делами. Не больше как через неделю Вихров, сидя у себя в комнате, увидел, что на двор к ним въехал на ломовом извозчике с кипами бумаг солдат, в котором он
узнал сторожа из канцелярии губернатора.
— До
начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, — дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну,
знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «Да нельзя, говорит, было: у нас сегодня ночью у хозяина сын жену убил».
Лакеи в продолжение всего вечера беспрестанно разносили фрукты и конфеты. Наконец подана была груша — по два рубля штука. Виссарион, несмотря на то, что разговаривал с
начальником губернии, не преминул подбежать к m-me Пиколовой и упросил ее взять с собой домой пяток таких груш. Он
знал, что она до страсти их любила и ела их обыкновенно, лежа еще в постели поутру. За такого рода угощенье m-me Пиколова была в восторге от вечеров Захаревского и ужасно их хвалила, равно как и самого хозяина.
— О, поди-ка — с каким гонором, сбрех только: на Кавказе-то
начальник края прислал ему эту,
знаешь, книгу дневную, чтобы записывать в нее, что делал и чем занимался. Он и пишет в ней: сегодня занимался размышлением о выгодах моего любезного отечества, завтра там — отдыхал от сих мыслей, — таким шутовским манером всю книгу и исписал!.. Ему дали генерал-майора и в отставку прогнали.