Неточные совпадения
Скотинин. Смотри ж,
не отпирайся, чтоб я в сердцах с одного разу
не вышиб из тебя
духу. Тут уж руки
не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри,
не клепли ж и
на себя, чтоб напрасных побой
не принять.
10) Маркиз де Санглот, Антон Протасьевич, французский выходец и друг Дидерота. Отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду и чуть было
не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят. За эту затею уволен в 1772 году, а в следующем же году,
не уныв
духом, давал представления у Излера
на минеральных водах. [Это очевидная ошибка. —
Прим. издателя.]
— Отложить и никого
не принимать, — сказал он
на вопрос швейцара, с некоторым удовольствием, служившим признаком его хорошего расположения
духа, ударяя
на слове «
не принимать».
— Теперь благослови, мать, детей своих! — сказал Бульба. — Моли Бога, чтобы они воевали храбро, защищали бы всегда честь лыцарскую, [Рыцарскую. (
Прим. Н.В. Гоголя.)] чтобы стояли всегда за веру Христову, а
не то — пусть лучше пропадут, чтобы и
духу их
не было
на свете! Подойдите, дети, к матери: молитва материнская и
на воде и
на земле спасает.
— Пробовал я там говорить с людями —
не понимают. То есть — понимают, но —
не принимают. Пропагандист я — неумелый,
не убедителен. Там все индивидуалисты…
не пошатнешь! Один сказал: «Что ж мне о людях заботиться, ежели они обо мне и
не думают?» А другой говорит: «Может, завтра море смерти моей потребует, а ты мне внушаешь, чтоб я
на десять лет вперед жизнь мою рассчитывал». И все в этом
духе…
«Верно, Андрей рассказал, что
на мне были вчера надеты чулки разные или рубашка наизнанку!» — заключил он и поехал домой
не в
духе и от этого предположения, и еще более от приглашения обедать,
на которое отвечал поклоном: значит,
принял.
Люди, любившие друг друга, расходились
на целые недели,
не согласившись в определении «перехватывающего
духа»,
принимали за обиды мнения об «абсолютной личности и о ее по себе бытии».
— А вам, тетенька, хочется, видно, поговорить, как от господ плюхи с благодарностью следует
принимать? — огрызался Ванька-Каин, — так, по-моему, этим добром и без того все здесь по горло сыты! Девушки-красавицы! — обращался он к слушательницам, — расскажу я вам лучше, как я однова ездил
на Моховую, слушать музыку
духовую… — И рассказывал. И, к великому огорчению Аннушки, рассказ его
не только
не мутил девушек, но доставлял им видимое наслаждение.
Старик, очевидно, в
духе и собирается покалякать о том, о сем, а больше ни о чем. Но Анну Павловну так и подмывает уйти. Она
не любит празднословия мужа, да ей и некогда. Того гляди, староста придет, надо доклад
принять,
на завтра распоряжение сделать. Поэтому она сидит как
на иголках и в ту минуту, как Василий Порфирыч произносит...
—
Не изменю-с! И как же изменить ее, — продолжал Иван Кононов с некоторою уже усмешкою, — коли я, извините меня
на том, вашего духовенства видеть
не могу с
духом спокойным; кто хошь, кажется, приди ко мне в дом, — калмык ли, татарин ли, — всех
приму, а священников ваших
не принимаю, за что самое они и шлют
на меня доносы-то!
— «Оттого, говорят, что
на вас дьявол снисшел!» — «Но отчего же, говорю,
на нас, разумом светлейших, а
не на вас, во мраке пребывающих?» «Оттого, говорят, что мы живем по старой вере, а вы
приняли новшества», — и хоть режь их ножом, ни один с этого
не сойдет… И как ведь это вышло: где нет раскола промеж народа, там и
духа его нет; а где он есть — православные ли, единоверцы ли, все в нем заражены и очумлены… и который здоров еще, то жди, что и он будет болен!
Если сын чуть-чуть был
не в
духе и старик
примечал это, то тотчас приподымался с места и объяснял, «что, дескать, я так, Петенька, я
на минутку.
«
Принимая участие в авторе повести, вы, вероятно, хотите знать мое мнение. Вот оно. Автор должен быть молодой человек. Он
не глуп, но что-то
не путем сердит
на весь мир. В каком озлобленном, ожесточенном
духе пишет он! Верно, разочарованный. О, боже! когда переведется этот народ? Как жаль, что от фальшивого взгляда
на жизнь гибнет у нас много дарований в пустых, бесплодных мечтах, в напрасных стремлениях к тому, к чему они
не призваны».
— Это что же, комплимент? А впрочем, и чай холодный, — значит, всё вверх дном. Нет, тут происходит нечто неблагонадежное. Ба! Да я что-то
примечаю там
на окне,
на тарелке (он подошел к окну). Ого, вареная с рисом курица!.. Но почему ж до сих пор
не початая? Стало быть, мы находились в таком настроении
духа, что даже и курицу…
Первого он
принял Чернышева. Чернышев тотчас же по лицу и, главное, глазам Николая понял, что он нынче был особенно
не в
духе, и, зная вчерашнее его похождение, понял, отчего это происходило. Холодно поздоровавшись и пригласив сесть Чернышева, Николай уставился
на него своими безжизненными глазами.
Градобоев. Как брали? Чудак! Руками. У турки храбрость большая, а
дух у него короткий, и присяги он
не понимает, как надобно ее соблюдать. И
на часах ежели он стоит, его сейчас за ногу цепью прикуют к пушке, или там к чему, а то уйдет. Вот когда у них вылазка из крепости, тогда его берегись, тут они опивум по стакану
принимают.
Князь и Елена в этот самый день именно и недоумевали, каким образом им пригласить священников крестить их ребенка: идти для этого к ним князю самому — у него решительно
не хватало
духу на то, да и Елена находила это совершенно неприличным; послать же горничную звать их — они, пожалуй, обидятся и
не придут. Пока Елена и князь решали это, вдруг к ним в комнату вбежала кухарка и доложила, что маменька Елены Николаевны приехала и спрашивает: «
Примут ли ее?».
Разгоряченный, изрядно усталый, я свернул юбку и платок, намереваясь сунуть их где-нибудь в куст, потому что, как ни блистательно я вел себя, они напоминали мне, что, условно,
не по-настоящему,
на полчаса, — но я был все же женщиной. Мы стали пересекать лес вправо, к морю, спотыкаясь среди камней, заросших папоротником. Поотстав, я
приметил два камня, сошедшихся вверху краями, и сунул меж них ненатуральное одеяние, от чего пришел немедленно в наилучшее расположение
духа.
— Он сам, — отвечал Гаврила Афанасьевич, —
на беду мою, отец его во время бунта спас мне жизнь, и чорт меня догадал
принять в свой дом проклятого волченка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял, как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, — и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем
не упоминала, а про него
не было ни слуху, ни
духу. Я думал, она его забыла; ан видно нет. — Решено: она выйдет за арапа.
Я был в странном настроении
духа; разумеется, я еще до половины обеда успел задать себе мой обыкновенный и всегдашний вопрос: «Зачем я валандаюсь с этим генералом и давным-давно
не отхожу от них?» Изредка я взглядывал
на Полину Александровну; она совершенно
не примечала меня. Кончилось тем, что я разозлился и решился грубить.
Мне пришлось за некоторыми объяснениями обратиться к самому Слава-богу, который
принял меня очень вежливо, но, несмотря
на самое искреннее желание быть мне полезным, ничего
не мог мне объяснить по той простой причине, что сам ровно ничего
не знал; сам по себе Слава-богу был совсем пустой немец, по фамилии Муфель; он в своем фатерлянде пропал бы, вероятно, с голоду, а в России, в которую явился, по собственному признанию, зная только одно русское слово «швин», в России этот нищий
духом ухитрился ухватить большой кус, хотя и сделал это из-за какой-то широкой немецкой спины, женившись
на какой-то дальней родственнице какого-то значительного немца.
— Да… Преказусная материя было вышла; целых полгода ни слуху, ни
духу, а тут Филька сболтнул, явился следователь — Цыбули уж давно нет — и все
на свежую воду вывели. Константин сначала все
принял на себя, а как объявили ему приговор,
не вытерпел, заплакал и объяснил все начистоту. «Сестры», те из всего дерева сделаны, ни в чем себя виновными
не признали… Крепкий был народ! Так и
на каторгу ушли…
На всякого, видно, мудреца довольно простоты!
Перепетуя Петровна была
не в
духе, потому что Кураев ее
принял не с подобающею честию, как следовало бы
принять посаженую мать жениха, и, пройдя в гостиную, попросил сесть
на диван
не ее, а баронессу Клукштук.
Под тем же дубом, над тем же болотом, где Рыжов выкрикивал словами Исаии «горе крепким», он дождался
духа, давшего ему мысль самому сделаться крепким, дабы устыдить крепчайших. И он
принял это посвящение и пронес его во весь почти столетний путь до могилы, ни разу
не споткнувшись, никогда
не захромав ни
на правое колено, ни
на левое.
Любезного я брата, Фердинанда,
Благодарю душевно;
принимаюЕго любовь и добрую услугу
Признательно. Суров наш русский край;
Нам
не дал Бог, как вам, под вольным небом
Красой искусства очи веселить;
Но что над плотью высит человека,
Что радует его бессмертный
дух,
От Бога то ведет свое начало,
И верю я, оно
на пользу будет
И радость нам!
Поэтому если розовое настроение
духа, развивающееся в богатом лежебоке, мы
не можем
принять за доказательство того, что и для рабочего бедняка очень весело жить
на свете, так отсюда вовсе
не следует, чтобы и в противном случае нельзя было сделать заключения обратного.
Зарезанную полуиздохшую корову поскорее «требушили» и потом волокли «в копоть», то есть разнимут ее труп
на частички и повесят эти рассеченные части «над дымом», чтобы их «прокурило» и «
дух отшибло», потому что у этого мяса даже до посмертного разложения был какой-то особенный, вероятно болезненный, запах, которого «утроба человеческая
не принимала».
Он, нимало
не думая,
принял Малгоржана в арапники, и после горячей собственноручной расправы, вытурил из дому, «чтоб через час и
духу его
на десять верст
не пахло!» Сконфуженный Малгоржан удалился в родную Нахичевань, а у Стекльштрома с этой несчастной минуты пошел непрерывный кавардак в его семейной жизни.
«Ибо все, водимые
Духом Божиим, суть сыны Божий. Потому что вы
не приняли Духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но
приняли духа усыновлений, которым взываем: Авва, Отче! Сей самый
Дух свидетельствует
духу нашему, что мы — дети Божий» (Рим. 8:12-4). «А как вы сыны, то Бог послал в сердца ваши
Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче!» (Гал. 4:3–6), а от небесного Отца «именуется всякое отечество
на небесах и
на земле» (Ефес. 3:15).
— Узнавать-то нечего,
не стоит того, — ответил Морковников. — Хоша ни попов, ни церкви Божьей они
не чуждаются и, как служба в церкви начнется, приходят первыми, а отойдет — уйдут последними; хоша раза по три или по четыре в году к попу
на дух ходят и причастье
принимают, а все же ихняя вера
не от Бога. От врага наваждение, потому что, ежели б ихняя вера была прямая, богоугодная, зачем бы таить ее? Опять же тут и волхвования, и пляска, и верченье, и скаканье. Божеско ли это дело, сам посуди…
— Хорошенько надо смотреть за ним, с глаз
не спускать, — молвил
на то Николай Александрыч. — А без Софронушки нельзя обойтись, велика в нем благодать —
на соборах ради его
на корабль
дух свят скоро нисходит.
Не для словес
на святой круг
принимаем его, а того ради, что при нем благодать скорее с неба сходит.
Я заметил это, но
не подал матери никакого знака — и хорошо сделал: впоследствии я скоро убедился, что,
приняв православие, она удержала в себе очень много лютеранского
духа и верила в доступность неба для адвокатуры. Но о верованиях матушки еще придется говорить гораздо пространнее, а потому
на этом остановимся.
Сырость, которую я чувствовал сквозь сапоги, за шеей, неумолкаемое движение и говор, в которых я
не принимал участия, липкая грязь, по которой раскатывались мои ноги, и пустой желудок наводили
на меня самое тяжелое, неприятное расположение
духа после дня физической и моральной усталости.
«Шекспиру название великого подходит само собой, если же прибавить, что независимо от величия он сделался еще реформатором всей литературы и, сверх того, выразил в своих произведениях
не только явления жизни ему современные, но еще пророчески угадал по носившимся в его время лишь в зачаточном виде мыслям и взглядам то направление, какое общественный
дух примет в будущем (чему поразительный пример мы видим в «Гамлете»), то можно безошибочно сказать, что Шекспир был
не только великим, но и величайшим из всех когда-либо существовавших поэтов и что
на арене поэтического творчества равным ему соперником была лишь та самая жизнь, которую он изобразил в своих произведениях с таким совершенством».
Но
дух принимает внутрь себя и природную и социальную жизнь, сообщая ей смысл, целостность, свободу, вечность, побеждая смерть и тление,
на которые обречено все
не пронизанное духовностью.
— Ну, конечно, я
приму меры, — ответил Иван Осипович с деланным спокойствием. — Благодарю вас, княгиня, я точно предчувствовал беду, когда получил ваше письмо, так настоятельно призывавшее меня сюда. Сергей был прав, я ни в каком случае
не должен был отпускать от себя сына ни
на час; но я надеялся, что здесь, в Зиновьеве, он в безопасности. Осип так радовался поездке, так ждал ее, что у меня
не хватило
духу отказать ему в ней. Вообще он только тогда весел, когда я далек от него.
Ведь всё это точно вчера написано против тех людей, которые теперь уже
не обходят моря и земли, клевеща
на святой
дух и приводя людей к вере, делающей этих людей худшими, но прямо насилием заставляют их
принимать эту веру и преследуют и губят всех тех пророков и праведников, которые пытаются разрушить их обман.
Видимым делом целые села пристают к нему; церковные
на дух ходят ради близира, „страха ради иерейского“ (сие говорится в насмешку), и во многих начинается забота открыто просить о дозволении
принять старую веру, с объяснением притом, что новая была содержима
не искренно, а противодействия сему никакого, да еще сие и за лучшее разуметь должно, ибо, как станут опять противодействовать вере полициею, то будет последняя вещь горче первой.
Дух этот
принимает не только первое искушение хлебами, но и два других искушения, и
на них хочет он создать царство мира сего.