Неточные совпадения
Красота, исполненная ума, —
необычайная сила, она движет
миром, она делает историю, строит судьбы; она, явно или тайно, присутствует в каждом событии.
С
необычайной легкостью ориентируюсь в
мире мысли данной книги, сразу же знаю, что к чему относится, в чем смысл книги.
Утро. Сквозь потолок — небо по-всегдашнему крепкое, круглое, краснощекое. Я думаю — меня меньше удивило бы, если бы я увидел над головой какое-нибудь
необычайное четырехугольное солнце, людей в разноцветных одеждах из звериной шерсти, каменные, непрозрачные стены. Так что же, стало быть,
мир — наш
мир — еще существует? Или это только инерция, генератор уже выключен, а шестерни еще громыхают и вертятся — два оборота, три оборота — на четвертом замрут…
Кто опишет с должным беспристрастием эту ужасную борьбу России с колоссом, который желал весь
мир иметь своим подножием, которому душно было в целой Европе? Мы слишком близки к происшествиям, а на все великое и
необычайное должно смотреть издалека. Увлекаясь современной славой Наполеона, мы едва обращаем взоры на самих себя. Нет, для русских 1812-го года и для Наполеона — потомство еще не наступило!
Понимание и оценка этого события имеет
необычайную, исключительную важность, здесь определяется различие в чувстве плоти и
мира, в общем мистическом мироощущении.
Если бы человек не был личностью, хотя бы невыявленной или задавленной, хотя бы пораженной болезнью, хотя бы существующей лишь в потенции или возможности, то он был бы подобен другим вещам
мира и в нем не было бы ничего
необычайного.
Между тем как выражение глаз страдающих и беспомощных животных дает нам нравственный и метафизический опыт
необычайной глубины, опыт о падении
мира и богооставленности твари, участь которой каждый из нас разделяет.
Мне не возражали, когда я указывал на недостатки Шекспира, но только соболезновали о моем непонимании и внушали мне необходимость признать
необычайное, сверхъестественное величие Шекспира, и мне не объясняли, в чем состоят красоты Шекспира, а только неопределенно и преувеличенно восторгались всем Шекспиром, восхваляя некоторые излюбленные места: расстегиванье пуговицы короля Лира, лганье Фальстафа, несмываемые пятна леди Макбет, обращение Гамлета к тени отца, сорок тысяч братьев, нет в
мире виноватых и т. п.
Тут с
необычайной гениальностью обнаруживается, что свобода как своеволие и человеческое самоутверждение должна прийти к отрицанию не только Бога, не только
мира и человека, но также и самой свободы.
Но
необычайная скорость, с которою в московском синоде зарешили постричь в ангельский чин бесчинствовавшего в
миру Кирилла, отнюдь не заставляет опасаться, что дело его в этой инстанции не было хорошо соображено и обсуждено.
Эту дилемму с
необычайной остротой поставил русский народ перед всем
миром.