Неточные совпадения
Пустые щи, тюря с квасом и льняным маслом, толокно — таковы были
обычные menu завтраков и
обедов.
Разнообразная и вкусная еда на первых порах оттесняет на задний план всякие другие интересы. Среди общего молчания слышно, как гости жуют и дуют. Только с половины
обеда постепенно разыгрывается
обычная беседа, темой для которой служат выяснившиеся результаты летнего урожая. Оказывается, что лето прошло благополучно, и потому все лица сияют удовольствием, и собеседники не прочь даже прихвастнуть.
Тут же, за
обедом, брат Степан окрестил гостя Ванькой-Каином, и кличка эта так всем по вкусу пришлась, что с той же минуты вошла в общий обиход. Тем не менее для Степана выдумка его не обошлась даром. Вечером, встретивши своего крестника, он с
обычною непринужденностью спросил его...
Давно уже прошло
обычное время для
обеда, который бывает ранее в день разговенья.
По мере того как танцевальный вечер приходил к концу, в столовой становилось еще шумнее. Воздух так был наполнен табачным дымом, что сидящие на разных концах стола едва могли разглядеть друг друга. В одном углу пели, у окна, собравшись кучкой, рассказывали непристойные анекдоты, служившие
обычной приправой всех ужинов и
обедов.
Прямо из трактира он отправился в театр, где, как нарочно, наскочил на Каратыгина [Каратыгин Василий Андреевич (1802—1853) — трагик, актер Александринского театра.] в роли Прокопа Ляпунова [Ляпунов Прокопий Петрович (ум. в 1611 г.) — сподвижник Болотникова в крестьянском восстании начала XVII века, в дальнейшем изменивший ему.], который в продолжение всей пьесы говорил в духе патриотического настроения Сверстова и, между прочим, восклицал стоявшему перед ним кичливо Делагарди: «Да знает ли ваш пресловутый Запад, что если Русь поднимется, так вам почудится седое море!?» Ну, попадись в это время доктору его gnadige Frau с своим постоянно антирусским направлением, я не знаю, что бы он сделал, и не ручаюсь даже, чтобы при этом не произошло сцены самого бурного свойства, тем более, что за палкинским
обедом Сверстов выпил не три
обычные рюмочки, а около десяточка.
Перед
обычным субботним
обедом в Английском клубе некоторые из членов что-то такое шепотом передавали друг другу, причем, вероятно, из опасения, чтобы их не подслушали лакеи, старались говорить больше по-французски.
Вставая утром, он не находил на
обычном месте своего платья и должен был вести продолжительные переговоры, чтобы получить чистое белье, чай и
обед ему подавали то спозаранку, то слишком поздно, причем прислуживал полупьяный лакей Прохор, который являлся к столу в запятнанном сюртуке и от которого вечно воняло какою-то противной смесью рыбы и водки.
Весь этот день ему было не по себе. Он еще не имел определенных опасений за будущее, но уже одно то волновало его, что случился такой факт, который совсем не входил в
обычное распределение его дня, и что факт этот прошел безнаказанно. Даже к
обеду он не вышел, а притворился больным и скромненько, притворно ослабевшим голосом попросил принести ему поесть в кабинет.
Запои Жихарева начинались всегда по субботам. Это, пожалуй, не была
обычная болезнь алкоголика-мастерового; начиналось это так: утром он писал записку и куда-то посылал с нею Павла, а перед
обедом говорил Ларионычу...
Вообще весь
обед прошел в рассказах о Хаджи-Мурате. Все наперерыв хвалили его храбрость, ум, великодушие. Кто-то рассказал про то, как он велел убить двадцать шесть пленных; но и на это было
обычное возражение...
Проехала печальная процессия, и улица вновь приняла свой
обычный вид. Тротуары ослизли, на улице — лужи светятся. Однако ж люди ходят взад и вперед — стало быть, нужно. Некоторые даже перед окном фруктового магазина останавливаются, постоят-постоят и пойдут дальше. А у иных книжки под мышкой — те как будто робеют. А вот я сижу дома и не робею. Сижу и только об одном думаю: сегодня за
обедом кислые щи подадут…
За
обедом он вновь затянул было
обычную песню о казенном интересе, но на первом же анекдоте голос его внезапно пресекся: он убедился, что никто ему не внимает.
— Я думаю, что излишне говорить, что я был очень тщеславен: если не быть тщеславным в
обычной нашей жизни, то ведь нечем жить. Ну, и в воскресенье я со вкусом занялся устройством
обеда и вечера с музыкой. Я сам накупил вещей для
обеда и позвал гостей.
После
обеда старики отправлялись вздремнуть, а мы наверх — предаваться своим
обычным занятиям, состоявшим главным образом для Аполлона или в зубрении лекций или в чтении, а для меня отчасти тоже в чтении, прерываемом постоянно возникающим побуждением помешать Аполлону и увлечь его из автоматической жизни памяти хотя бы в самую нелепую жизнь всякого рода причуд.
С половины двенадцатого до половины первого шел четвертый утренний урок для старших классов; а в половине первого снова по звонку все бежало в общую залу к двойному ряду столов, где всякий за
обедом занимал свое
обычное место.
Затем все впало в
обычную колею. В течение целых четырех лет Ольга Сергеевна являла собой пример скромности и материнской нежности. «Куколка», временно пренебреженный, вновь выступил на первый план и сделался предметом всевозможных восхищений. Его одевали утром, одевали в полдень, одевали к
обеду, одевали к вечеру. Утром к нему приезжал специальный детский доктор, осматривал, ощупывал, присутствовал при его купанье и всякий раз неизменно повторял одну и ту же фразу...
Сначала все пророчили ему скорое и неминуемое разорение; не раз носились слухи о продаже имения Гаврилы Степаныча с молотка; но годы шли,
обеды, балы, пирушки, концерты следовали друг за другом
обычной чередой, новые строения, как грибы, вырастали из земли, а имение Гаврилы Степаныча с молотка все-таки не продавалось, и сам он поживал по-прежнему, даже потолстел в последнее время.
Часу в шестом Вельчанинов вошел наконец в один ресторан (весьма сомнительный, но французский) на Невском проспекте, у Полицейского моста, сел в своем
обычном углу за свой столик и спросил свой ежедневный
обед.
Щи с бараниной, ватрушки, бараний бок с кашей —
обычные яства на петровском
обеде.
— Иосиф Игнатьевич вас ждет к
обеду, — сообщил управляющий, дернув руку студента своим
обычным пожатием; — если готовы, пойдемте.
А там —
обед и послеобеденное время с
обычным приготовлением домашних заданий.
Обед в такие дни проходит без
обычных разговоров, без шуток и смеха…
Посредине большого двора, вымощенного гладким широким белым камнем, возвышалось куполообразное здание с ваннами и душами, и наши русские были очень удивлены, увидавши дам-европеек, которые выходили из своих номеров, направляясь в ванны, в легких кобайо, широких шароварах и в бабушах на босую ногу. Оказалось, что это
обычный костюм во все часы дня, кроме
обеда, к которому мужчины являются в черных сюртуках, а то и во фраках, а дамы — в роскошных туалетах и брильянтах.
После
обеда, когда подмели палубу и раздался
обычный свисток, и вслед за ним разнеслась команда боцмана «отдыхать!», — все стали располагаться на отдых тут же на палубе, и скоро по всему корвету раздался храп и русских и французских матросов.
В комнате Марфы Захаровны угощение шло
обычным порядком. К
обеду покупщик не приехал, а
обед был заказан особенный. Иван Захарыч и Павла Захаровна волновались. Неспокойно себя чувствовал и Первач, и у всех явилось сомнение: не проехал ли Теркин прямо в город. Целый день в два приема осматривал он с своим „приказчиком“ дальний край лесной дачи, утром уехали спозаранку и после завтрака тоже исчезли, не взяв с собою таксатора.
Очень скоро от
обедов в кухмистерской развился
обычный студенческий желудочно-кишечный катар: стул был неправильный, а животе появлялись жестокие схватки, изо рта пахло, расположение духа было мрачное.
Лежал после
обеда под кленом в конце сада, читал газету. Часа через два после
обеда меня часто охватывает тупая, мутящая тоска. Причину я знаю. Не осиянное проникновение духа сквозь покров Майи, — о нет!
Обычный студенческий катар желудка.
К
обеду набралось уже множество гостей. Наталья Федоровна вышла, с холодною любезностью поздоровалась с мужем, Бахметьевой и гостями и заняла место хозяйки за столом после
обычных представлений некоторых еще незнакомых ей лиц.
Но и тут добрая хозяйка, заметив, что в урочный час в такой-то номер не требовали
обеда, и узнав, что постоялец дома и здоров, приказывала иногда подать к нему
обычные порции.
На другой день после встречи Дарьи Николаевны с Кузьмой Терентьевым, Глеб Алексеевич и Фимка после
обеда — обедали в Троицком в полдень — отправились на свою
обычную прогулку в «маленький садик». Прошло около часу. Дарья Николаевна нервными шагами ходила по своей комнате и тревожно поглядывала в окно. Она ждала Кузьму.
Остальное время года шла ненарушимо правильная жизнь с
обычными занятиями, чаями, завтраками,
обедами, ужинами из домашней провизии.