Неточные совпадения
Силою сил вооружимся,
Огненным духа кольцом окружимся,
Плавать кораблю над
землею,
Небо ему парусом будет…
Ночами перед Самгиным развертывалась картина зимней, пуховой
земли, сплошь раскрашенной по белому огромными кострами пожаров;
огненные вихри вырывались точно из глубины земной, и всюду, по ослепительно белым полям, от вулкана к вулкану двигались, яростно шумя, потоки черной лавы — толпы восставших крестьян.
Он и среди увлечения чувствовал
землю под ногой и довольно силы в себе, чтоб в случае крайности рвануться и быть свободным. Он не ослеплялся красотой и потому не забывал, не унижал достоинства мужчины, не был рабом, «не лежал у ног» красавиц, хотя не испытывал
огненных радостей.
Первый раз в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около
земли, было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими клубами быстро вздымался кверху. По
земле бежали
огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
Огромный
огненный месяц величественно стал в это время вырезываться из
земли. Еще половина его была под
землею, а уже весь мир исполнился какого-то торжественного света. Пруд тронулся искрами. Тень от деревьев ясно стала отделяться на темной зелени.
Бывало — зайдет солнце, прольются в небесах
огненные реки и — сгорят, ниспадет на бархатную зелень сада золотисто-красный пепел, потом всё вокруг ощутимо темнеет, ширится, пухнет, облитое теплым сумраком, опускаются сытые солнцем листья, гнутся травы к
земле, всё становится мягче, пышнее, тихонько дышит разными запахами, ласковыми, как музыка, — и музыка плывет издали, с поля: играют зорю в лагерях.
Когда
огненный ураган пронесется,
земля остынет и перестанет дымиться, уцелевшие кроншнепы, иногда далеко отогнанные разливом огня, сейчас возвращаются к своим гнездам, и если найдут их сгоревшими, то немедленно завивают новые, как ближе к старым и непременно на местах или местечках, уцелевших от огня.
Затворится небо, и
земля не даст плода; под конец небо сделается медным, а
земля железной, и «по аэру» пронесется антихрист на коне с
огненною шерстью.
А там, за стеною, буря, там — тучи все чугуннее: пусть! В голове — тесно, буйные — через край — слова, и я вслух вместе с солнцем лечу куда-то… нет, теперь мы уже знаем куда — и за мною планеты — планеты, брызжущие пламенем и населенные
огненными, поющими цветами, — и планеты немые, синие, где разумные камни объединены в организованные общества, — планеты, достигшие, как наша
земля, вершины абсолютного, стопроцентного счастья…
Расступилася вдруг под нею мать сыра-земля, и разверзлася вся преисподняя
огненная.
Над головами стояло высокое звездное небо, по которому беспрестанно пробегали
огненные полосы бомб; налево, в аршине, маленькое отверстие вело в другой блиндаж, в которое виднелись ноги и спины матросов, живших там, и слышались пьяные голоса их; впереди виднелось возвышение порохового погреба, мимо которого мелькали фигуры согнувшихся людей, и на котором, на самом верху, под пулями и бомбами, которые беспрестанно свистели в этом месте, стояла какая-то высокая фигура в черном пальто, с руками в карманах, и ногами притаптывала
землю, которую мешками носили туда другие люди.
Теперь, подняв голову, раздув
огненные ноздри и держа черный хвост на отлете, он сперва легкою поступью, едва касаясь
земли, двинулся навстречу коню Морозова; но когда князь, не съезжаясь с противником, натянул гремучие поводья, аргамак прыгнул в сторону и перескочил бы через цепь, если бы седок ловким поворотом не заставил его вернуться на прежнее место.
Держа в одной руке шлейф и хлыст с лиловым камнем в рукоятке, она гладила маленькой рукой ласково оскаленную морду коня, — он косился на нее
огненным глазом, весь дрожал и тихонько бил копытом по утоптанной
земле.
Возвращаясь вечером с ярмарки, я останавливался на горе, у стены кремля, и смотрел, как за Волгой опускается солнце, текут в небесах
огненные реки, багровеет и синеет земная, любимая река. Иногда в такие минуты вся
земля казалась огромной арестантской баржей; она похожа на свинью, и ее лениво тащит куда-то невидимый пароход.
Расплавленный чугун
огненным озером лежал на
земле, кругом стояли черные здания, черные люди бродили, как нечистые духи, черный дым уходил в темное мглистое небо, и колокола паровозов все звонили среди ночи, однообразно и тревожно…
Живёт в небесах запада чудесная
огненная сказка о борьбе и победе, горит ярый бой света и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны и темны, изрезали их стальные изгибы и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание, и — вот он словно стёрт с
земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Живая ткань облаков рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в небесах тёмный исполин, протягивая к
земле красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий и тонет, сгорает в реке пламени; выросли сумрачные горы, поглощая свет и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то
огненный перст и любовно указует на скудную
землю, точно говоря...
Знойный день, тишина; жизнь застыла в светлом покое, небо ласково смотрит на
землю голубым ясным оком, солнце —
огненный зрачок его.
Вот вы увидите: просверлим мы гору до сердца, и когда коснемся его, — оно сожжет нас, бросит в нас огонь, потому что сердце
земли —
огненное, это знают все!
Часто, летними вечерами, когда все на
земле окрашивается в
огненные, возбуждающие воображение краски заката, — в грудь его проникало смутное томление о чем-то непонятном ему.
Казалось ему, что в небе извивается многокрылое, гибкое тело страшной, дымно-чёрной птицы с
огненным клювом. Наклонив красную, сверкающую голову к
земле, Птица жадно рвёт солому огненно-острыми зубами, грызёт дерево. Её дымное тело, играя, вьётся в чёрном небе, падает на село, ползёт по крышам изб и снова пышно, легко вздымается кверху, не отрывая от
земли пылающей красной головы, всё шире разевая яростный клюв.
— Ну, нет!.. Нет!.. — заговорил Бегушев, замотав головой и каким-то трагическим голосом. — Пусть лучше сойдет на
землю огненный дождь, потоп, лопнет кора земная, но я этой курицы во щах, о которой мечтал Генрих Четвертый [Курица во щах, о которой мечтал Генрих Четвертый. — Имеется в виду французский король Генрих IV (1553–1610), якобы выражавший желание, чтобы у каждого французского крестьянина была к обеду курица.], миру не желаю.
«Вот кого я люблю!» — думал Саша про Еремея, не отводя глаз от застывшего в
огненном озарении сурового лица, равнодушного к шутке и разговору и так глубоко погруженного в думу, словно весь лес и вся
земля думали вместе с ним.
Спуталось что-то в плывущих мыслях бродяги, и уже кажется, что не бродяга он мирный, чурающийся крови, а разбойник, как и эти, как и все люди в русской
земле, жестокий и смелый человек с крутою грудью и
огненным пепелящим взором.
Ни одно рыдание, ни одно слово мира и любви не усладило отлета души твоей, резвой, чистой, как радужный мотылек, невинной, как первый вздох младенца… грозные лица окружали твое сырое смертное ложе, проклятие было твоим надгробным словом!.. какая будущность! какое прошедшее! и всё в один миг разлетелось; так иногда вечером облака дымные, багряные, лиловые гурьбой собираются на западе, свиваются в столпы
огненные, сплетаются в фантастические хороводы, и замок с башнями и зубцами, чудный, как мечта поэта, растет на голубом пространстве… но дунул северный ветер… и разлетелись облака, и упадают росою на бесчувственную
землю!..
Нравилось мне, когда он отвечал «не знаю», «не могу сказать», и сильно приближало это меня к нему — видна была тут его честность. Коли учитель разрешает себе сознаваться в незнании — стало быть, он знает нечто! Много он знал неизвестного мне и обо всём рассказывал удивительно просто. Говорит, бывало, о том, как создались солнце, звёзды и
земля — и точно сам он видел
огненную работу неведомой и мудрой руки!
Вцепился завод в
землю, придавил её и, ненасытно алчный, сосёт дни и ночи, задыхаясь от жадности, воет, выплёвывая из раскалённых пастей
огненную кровь
земли. Остынет она, почернеет, — он снова плавит, гудит, гремит, расплющивая красное железо, брызжет искрами и, весь вздрагивая, тянет длинные живые полосы, словно жилы из тела земного.
Нет у меня слов, чтобы передать восторг этой ночи, когда один во тьме я обнял всю
землю любовью моею, встал на вершину пережитого мной и увидел мир подобным
огненному потоку живых сил, бурно текущих к слиянию во единую силу, — цель её — недоступна мне.
Ночь мчалась галопом; вечер стремительно убегал; его разноцветный плащ, порванный на бегу, сквозил позади скал красными, обшитыми голубым, клочьями. Серебристый хлопок тумана колыхался у берегов, вода темнела,
огненное крыло запада роняло ковры теней,
земля стала задумчивой; птицы умолкли.
В синем куполе неба таяло
огненное солнце, потоки лучей лились на зелень парка,
земля была покрыта золотыми узорами — и двое людей, тихо шагая по дорожке, были смешно и странно пёстрыми.
Словно все небо разверзлось и готово было с грохотом упасть на
землю огненным потоком.
И всё исчезнет. Верить я готов,
Что наш безлучный мир — лишь прах могильный
Другого, — горсть
земли, в борьбе веков
Случайно уцелевшая и сильно
Заброшенная в вечный круг миров.
Светилы ей двоюродные братья,
Хоть носят шлейфы
огненного платья,
И по сродству имеют в добрый час
Влиянье благотворное на нас…
А дай сойтись, так заварится каша, —
В кулачки, и… прощай планета наша.
Солнечная молонья рассыпается по небу ровно
огненными волосами, бьет по
земле не шибко, а ровно манна небесная сходит, и гром от нее совсем другой…
И часто я ходил на станцию встречать пассажирские поезда. Я никого не ждал, и некому было приехать ко мне; но я люблю этих железных гигантов, когда они проносятся мимо, покачивая плечами и переваливаясь на рельсах от колоссальной тяжести и силы, и уносят куда-то незнакомых мне, но близких людей. Они кажутся мне живыми и необыкновенными; в их быстроте я чувствую огромность
земли и силу человека, и, когда они кричат повелительно и свободно, я думаю: так кричат они и в Америке, и в Азии, и в
огненной Африке.
Там, в вечной жизни, геенна
огненная, здесь, на
земле, посмеяние твоей памяти — вот что себе уготоваешь!..
Красиво, когда огонь вдруг охватит высокую траву:
огненный столб вышиною в сажень поднимается над
землей, бросит от себя к небу большой клуб дыма и тотчас же падает, точно проваливается сквозь
землю.
Приближались сумерки.
Огненной рекой разливалась заря по горизонту. Точно там, на западе, произошло страшнее вулканическое извержение и горела
земля. Горы в отдалении стали окрашиваться в фиолетовые тона. Океан погружался в дремотное состояние.
Среди ливня, обратившего весь воздух вокруг в сплошное мутное море, реяли молнии и грохотал, не прерывая, гром, и вот, весь мокрый и опустившийся, Висленев видит, что среди этих волн, погоняемых ветром, аршина два от
земли плывет бледно-огненный шар, колеблется, растет, переменяет цвета, становится из бледного багровым, фиолетовым, и вдруг сверкнуло и вздрогнуло, и шара уж нет, но зато на дороге что-то взвилось, затрещало и повалилось.
Да еще снилося многим сквозь крепкий сон, будто вдоль по селу прозвенела колокольцем тройка, а молодым бабам, что спали теперь, исполняя завет Сухого Мартына, на горячих печах, с непривычки всю ночь до утра мерещился
огненный змей: обвивал он их своими жаркими кольцами; жег и путал цепким хвостом ноги резвые; туманил глаза, вея на них крыльями, не давал убегать, прилащивал крепкою чарой, медом, расписным пряником и, ударяясь о сыру
землю, скидывался от разу стройным молодцом, в картузе с козырьком на лихих кудрях, и ласкался опять и тряс в карманах серебром и орехами, и где силой, где ухваткой улещал и обманывал.
Там, наверху, сшибаются вихри, чудовищные волны с ревом бросаются на небо,
земля сотрясается, валятся скалы, поросшие вековым мохом, зловеще ползет по склонам
огненная лава, — а тут, в пещерке, мирно плавают маленькие козявочки, копошатся в иле, сосут водоросли.
И вдруг из-под копыт по сапогу его лизнул
огненный язык — точно он выскочил из
земли.
Широкая плотина охватила озеро с южной стороны; посредине этой плотины возвышается большое и красивое двухэтажное здание, в нижнем этаже которого вы видите огромную арку; левее здания целый ряд построек, похожих на длинные каменные сараи; над одним из этих сараев бьет целый ряд
огненных фонтанов, которые, по мере того как сумерки начинают окутывать
землю, становятся явственнее и явственнее; за сараями возвышается увенчанный пятью главами красивый храм.
Цветных камней в чешских
землях не мало, но все они невысокого достоинства и вообще много уступают цейлонским и нашим сибирским. Исключение составляет один чешский пироп, или «
огненный гранат», добываемый на «сухих полях» Мероница. Лучше его нет нигде граната.
По данному заранее наставлению Мамон положил на стол горсть серебра и пал опять на
землю. Тут снова пошли ходить струи дыма, сгущались более и более и наконец затмили все предметы. Исчезли и таинственный старик, и книга Адамова; только мелькали вниз и вверх семь
огненных пятен, и череп скалил свои желтые зубы. Голова у Мамона закружилась, и он пал без памяти. Придя в себя, очутился на берегу Яузы, где его ожидали холопы и лошадь его.
Что делалось в это время с Лизой? Какое счастье внезапно упало на нее с неба? Она сама не могла отдать себе отчета в том, что, как с нею случилось. Голова ее кружилась, горела… Она чувствовала, что несется на
огненных крыльях в край неведомый, таинственный и не в силах спуститься на
землю, образумиться…
Но вот на востоке заалела светлая полоса, она стала расти, расползаться и мало-помалу охватила все небо. Звезды постепенно меркли и исчезали, и наконец показался
огненный шар, рассыпая по
земле снопы золотистого света.
Новый, красноватый свет разлился по
земле, и кругом небосклона встали
огненные столбы: это были зарева пожаров.
Впереди было несколько рощиц и пригорков; кое-где, сквозь густые пары, окутавшие
землю, мелькали
огненные пятна, которые загораживали иногда маленькие тени.
Савелий пустился в россказни о тереме, утверждая, что он более чем ровесник Москвы, что прадеду великого князя, Юрию Владимировичу Долгорукому подарил его на зубок задуманному им городу какой-то пустынник-чародей, похороненный особо от православных на Красном холме, в конце Алексеевского леса, возле ярославской дороги, что кости его будто и до сих пор так бьются о гроб и пляшут в могиле, что
земля летит от нее вверх глыбами, что этот весь изрытый холм по ночам превращается в страшную разгоревшуюся рожу, у которой вместо волос вьются
огненные змеиные хвосты, а вместо глаз высовываются жала и кивают проходящим, что пламя его видно издалека, и оттого он прозван «Красным».
Кочевники, видимо уверенные в полной своей безопасности, ожидали
огненного сигнала и на досуге спокойно сидели у костров, когда вдруг как из
земли выросли казаки перед ними с криками...