Неточные совпадения
Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала
в деревне в детстве, и у ней
осталось впечатление, что
деревня есть спасенье от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива (с этим Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: всё есть, всё дешево, всё можно достать, и детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав
в деревню, она увидела, что это всё совсем не так, как она думала.
— Мы здесь не умеем жить, — говорил Петр Облонский. — Поверишь ли, я провел лето
в Бадене; ну, право, я чувствовал себя совсем молодым человеком. Увижу женщину молоденькую, и мысли… Пообедаешь, выпьешь слегка — сила, бодрость. Приехал
в Россию, — надо было к жене да еще
в деревню, — ну, не поверишь, через две недели надел халат, перестал одеваться к обеду. Какое о молоденьких думать! Совсем стал старик. Только душу спасать
остается. Поехал
в Париж — опять справился.
Он говорил, что очень сожалеет, что служба мешает ему провести с семейством лето
в деревне, что для него было бы высшим счастием, и,
оставаясь в Москве, приезжал изредка
в деревню на день и два.
Так как подобное зрелище для мужика сущая благодать, все равно что для немца газеты или клуб, то скоро около экипажа накопилась их бездна, и
в деревне остались только старые бабы да малые ребята.
Ноздрев, возвратившись, повел гостей осматривать все, что ни было у него на
деревне, и
в два часа с небольшим показал решительно все, так что ничего уж больше не
осталось показывать.
«Дурак, дурак! — думал Чичиков, — промотает все, да и детей сделает мотишками.
Оставался бы себе, кулебяка,
в деревне».
Хотя я не совсем был с ним согласен, однако ж чувствовал, что долг чести требовал моего присутствия
в войске императрицы. Я решился последовать совету Зурина: отправить Марью Ивановну
в деревню и
остаться в его отряде.
Ел человек мало, пил осторожно и говорил самые обыкновенные слова, от которых
в памяти не
оставалось ничего, — говорил, что на улицах много народа, что обилие флагов очень украшает город, а мужики и бабы окрестных
деревень толпами идут на Ходынское поле.
Но Штольц уехал
в деревню один, а Обломов
остался, обещаясь приехать к осени.
Поверенный распорядился и насчет постройки дома: определив, вместе с губернским архитектором, количество нужных материалов, он оставил старосте приказ с открытием весны возить лес и велел построить сарай для кирпича, так что Обломову
оставалось только приехать весной и, благословясь, начать стройку при себе. К тому времени предполагалось собрать оброк и, кроме того, было
в виду заложить
деревню, следовательно, расходы было из чего покрыть.
Старые господа умерли, фамильные портреты
остались дома и, чай, валяются где-нибудь на чердаке; предания о старинном быте и важности фамилии всё глохнут или живут только
в памяти немногих, оставшихся
в деревне же стариков.
— И дети здоровы… Но скажи, Илья: ты шутишь, что
останешься здесь? А я приехал за тобой, с тем чтоб увезти туда, к нам,
в деревню…
Старик Обломов как принял имение от отца, так передал его и сыну. Он хотя и жил весь век
в деревне, но не мудрил, не ломал себе головы над разными затеями, как это делают нынешние: как бы там открыть какие-нибудь новые источники производительности земель или распространять и усиливать старые и т. п. Как и чем засевались поля при дедушке, какие были пути сбыта полевых продуктов тогда, такие
остались и при нем.
За отсутствием Татьяны Марковны Тушин вызвался быть хозяином Малиновки. Он называл ее своей зимней квартирой, предполагая ездить каждую неделю, заведовать домом,
деревней и прислугой, из которой только Василиса, Егор, повар и кучер уезжали с барыней
в Новоселово. Прочие все
оставались на месте, на своем положении. Якову и Савелью поручено было состоять
в распоряжении Тушина.
Ты сама посуди! нам с барином нельзя же здесь
остаться; теперь скоро зима, а
в деревне зимой — ты сама знаешь — просто скверность.
Я
в деревне Филофея
оставался еще дней пять.
В деревне мы встали по квартирам, но гольд не хотел идти
в избу и, по обыкновению,
остался ночевать под открытым небом. Вечером я соскучился по нему и пошел его искать.
Через год после того, как пропал Рахметов, один из знакомых Кирсанова встретил
в вагоне, по дороге из Вены
в Мюнхен, молодого человека, русского, который говорил, что объехал славянские земли, везде сближался со всеми классами,
в каждой земле
оставался постольку, чтобы достаточно узнать понятия, нравы, образ жизни, бытовые учреждения, степень благосостояния всех главных составных частей населения, жил для этого и
в городах и
в селах, ходил пешком из
деревни в деревню, потом точно так же познакомился с румынами и венграми, объехал и обошел северную Германию, оттуда пробрался опять к югу,
в немецкие провинции Австрии, теперь едет
в Баварию, оттуда
в Швейцарию, через Вюртемберг и Баден во Францию, которую объедет и обойдет точно так же, оттуда за тем же проедет
в Англию и на это употребит еще год; если
останется из этого года время, он посмотрит и на испанцев, и на итальянцев, если же не
останется времени — так и быть, потому что это не так «нужно», а те земли осмотреть «нужно» — зачем же? — «для соображений»; а что через год во всяком случае ему «нужно» быть уже
в Северо — Американских штатах, изучить которые более «нужно» ему, чем какую-нибудь другую землю, и там он
останется долго, может быть, более года, а может быть, и навсегда, если он там найдет себе дело, но вероятнее, что года через три он возвратится
в Россию, потому что, кажется,
в России, не теперь, а тогда, года через три — четыре, «нужно» будет ему быть.
Саша
оставалась в Москве, а подруга ее была
в деревне с княгиней; я не могу читать этого простого и восторженного лепета сердца без глубокого чувства.
Дети, приносимые
в воспитательный дом, частию
оставались там, частию раздавались крестьянкам
в деревне; последние
оставались крестьянами, первые воспитывались
в самом заведении.
Некоторые из владельцев почему-нибудь
оставались на зиму
в деревнях и отдавали свои дома желающим, со всей обстановкой.
— Сбирайте барышню; не всё укладывайте, а только что на неделю понадобится. Завтра утром едем
в Малиновец! Сашка, ты
останешься здесь и остальное уложишь, а за барышней
в деревне Маришка походит.
— Матушка прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину
деревню за долги продали, а после отца только ружье
осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я: пойду к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос,
в Малиновец, к брату Василию Порфирьичу — он тебя не оставит».
Измученные непосильной работой и побоями, не видя вблизи себя товарищей по возрасту, не слыша ласкового слова, они бежали
в свои
деревни, где иногда
оставались, а если родители возвращали их хозяину, то они зачастую бежали на Хитров, попадали
в воровские шайки сверстников и через трущобы и тюрьмы нередко кончали каторгой.
И из-за близости всего этого проглядывала смутная, неясная, неоформленная тревога, ожидание чего-то еще… чего-то неприятного, что въедет вместе с нами
в деревню и
останется на все время…
Было это уже весной, подходили экзамены, наши вечера и танцы прекратились, потом мы уехали на каникулы
в деревню. А когда опять подошла осень и мы стали встречаться, я увидел, что наша непрочная «взаимная симпатия» оказалась односторонней. Задатки этой драмы были даны вперед. Мы были одногодки. Я перешел
в пятый класс и
оставался по — прежнему «мальчишкой», а она стала красивым подростком пятнадцати лет, и на нее стали обращать внимание ученики старших классов и даже взрослые кавалеры.
В одной
деревне стала являться мара… Верстах
в сорока от нашего города, за густым, почти непрерывным лесом, от которого, впрочем, теперь, быть может,
остались жалкие следы, — лежит местечко Чуднов.
В лесу были рассеяны сторожки и хаты лесников, а кое — где над лесной речушкой были и целые поселки.
Голодные, очевидно, плохо рассуждали и плелись на заводы
в надежде найти какой-нибудь заработок. Большинство — мужики, за которыми по
деревням оставались голодавшие семьи. По пословице, голод
в мир гнал.
Серафима даже заплакала от радости и бросилась к мужу на шею. Ее заветною мечтой было переехать
в Заполье, и эта мечта осуществилась. Она даже не спросила, почему они переезжают, как все здесь
останется, — только бы уехать из
деревни. Городская жизнь рисовалась ей
в самых радужных красках.
В деревнях остаются только лошади отличные, почему-нибудь редкие и дорогие, лошади езжалые, необходимые для домашнего употребления, жеребята, родившиеся весной того же года, и жеребые матки, которых берут, однако, на дворы не ранее, как во второй половине зимы: все остальные тюбенюют, то есть бродят по степи и, разгребая снег копытами, кормятся ветошью ковыля и других трав.
Русаки — большие охотники до хлебной пищи, и потому ближайшие от
деревень постоянно посещают хлебные гумна, даже ложатся
в них на день и так бывают смелы, что, несмотря на ежедневные крестьянские работы и на гам народа и стук цепов,
остаются спокойно на своих логовах.
Старик поводил усами и хохотал, рассказывая с чисто хохляцким юмором соответствующий случай. Юноши краснели, но
в свою очередь не
оставались в долгу. «Если они не знают Нечипора и Хведька из такой-то
деревни, зато они изучают весь народ
в его общих проявлениях; они смотрят с высшей точки зрения, при которой только и возможны выводы и широкие обобщения. Они обнимают одним взглядом далекие перспективы, тогда как старые и заматерелые
в рутине практики из-за деревьев не видят всего леса».
Ивану пошел всего двадцатый год, когда этот неожиданный удар — мы говорим о браке княжны, не об ее смерти — над ним разразился; он не захотел
остаться в теткином доме, где он из богатого наследника внезапно превратился
в приживальщика;
в Петербурге общество,
в котором он вырос, перед ним закрылось; к службе с низких чинов, трудной и темной, он чувствовал отвращение (все это происходило
в самом начале царствования императора Александра); пришлось ему, поневоле, вернуться
в деревню, к отцу.
«Воскипит земля кровию и смесятся реки с кровию; шесть поль
останется, а седьмое будут сеять; не воспоет ратай
в поле и из седьми сел людие соберутся во едино село, из седьми
деревень во едину
деревню, из седьми городов во един город».
Что ты думаешь теперь делать?
Останешься ли
в деревне, или переедешь
в Петербург? Тебе надобно соединиться где-нибудь с Марьей Васильевной — вместе вам будет легче: одиночество каждому из вас томительно. Бог поможет вам помириться с горем и даст силы исполнить обязанности к детям, оставшимся на вашем попечении.
В тот же день, после обеда, начали разъезжаться: прощаньям не было конца. Я, больной, дольше всех
оставался в Лицее. С Пушкиным мы тут же обнялись на разлуку: он тотчас должен был ехать
в деревню к родным; я уж не застал его, когда приехал
в Петербург.
С каждым днем более и более надоедала мне эта городская жизнь
в деревне; даже мать скорее желала воротиться
в противное ей Багрово, потому что там
оставался маленький братец мой, которому пошел уже третий год.
Еспер Иваныч
остался при ней; но и тут, чтобы не показать, что мать заедает его век, обыкновенно всем рассказывал, что он к службе неспособен и желает жить
в деревне.
Он выжил уже почти год
в изгнании,
в известные сроки писал к отцу почтительные и благоразумные письма и наконец до того сжился с Васильевским, что когда князь на лето сам приехал
в деревню (о чем заранее уведомил Ихменевых), то изгнанник сам стал просить отца позволить ему как можно долее
остаться в Васильевском, уверяя, что сельская жизнь — настоящее его назначение.
— Было и прежде, да прежде-то от глупости, а нынче всё от ума. Вороват стал народ, начал сам себя узнавать. Вон она, деревня-то! смотри, много ли
в ней старых домов
осталось!
Я помню, что я бросилась на шею батюшке и со слезами умоляла
остаться хоть немножко
в деревне.
Хиреет русская
деревня, с каждым годом все больше и больше беднеет. О „добрых щах и браге“, когда-то воспетых Державиным, нет и
в помине. Толокно да тюря; даже гречневая каша
в редкость. Население растет, а границы земельного надела
остаются те же. Отхожие промыслы, благодаря благосклонному участию Чумазого, не представляют почти никакого подспорья.
— Нет, вы погодите, чем еще кончилось! — перебил князь. — Начинается с того, что Сольфини бежит с первой станции. Проходит несколько времени — о нем ни слуху ни духу. Муж этой госпожи уезжает
в деревню; она
остается одна… и тут различно рассказывают: одни — что будто бы Сольфини как из-под земли вырос и явился
в городе, подкупил людей и пробрался к ним
в дом; а другие говорят, что он писал к ней несколько писем, просил у ней свидания и будто бы она согласилась.
Генеральша
в одну неделю совсем перебралась
в деревню, а дня через два были присланы князем лошади и за Калиновичем.
В последний вечер перед его отъездом Настенька,
оставшись с ним вдвоем, начала было плакать; Калинович вышел почти из себя.
Иногда,
оставшись один
в гостиной, когда Любочка играет какую-нибудь старинную музыку, я невольно оставляю книгу, и, вглядываясь
в растворенную дверь балкона
в кудрявые висячие ветви высоких берез, на которых уже заходит вечерняя тень, и
в чистое небо, на котором, как смотришь пристально, вдруг показывается как будто пыльное желтоватое пятнышко и снова исчезает; и, вслушиваясь
в звуки музыки из залы, скрипа ворот, бабьих голосов и возвращающегося стада на
деревне, я вдруг живо вспоминаю и Наталью Савишну, и maman, и Карла Иваныча, и мне на минуту становится грустно.
Я, который сейчас только говорил Дмитрию, своему другу, о том, как деньги портят отношения, на другой день утром, перед нашим отъездом
в деревню, когда оказалось, что я промотал все свои деньги на разные картинки и стамбулки, взял у него двадцать пять рублей ассигнациями на дорогу, которые он предложил мне, и потом очень долго
оставался ему должен.
В четверг на святой папа, сестра и Мими с Катенькой уехали
в деревню, так что во всем большом бабушкином доме
оставались только Володя, я и St.-Jérôme. То настроение духа,
в котором я находился
в день исповеди и поездки
в монастырь, совершенно прошло и оставило по себе только смутное, хотя и приятное, воспоминание, которое все более и более заглушалось новыми впечатлениями свободной жизни.
В деревне осталась дочка Анисья…
Она очень натурально оскорбилась на меня и уехала с одним семейством
в деревню, а я
остался один, как этот дуб […как этот дуб…
— Называется — хозяин! — бормотал он. — Меньше месяца
осталось работать,
в деревню уедем… Не дотерпел…