Неточные совпадения
«Непонятно!» — подумал про
себя Чичиков и
отправился тут же
к председателю палаты, но председатель палаты так смутился, увидя его, что не мог связать двух слов, и наговорил такую дрянь, что даже им обоим сделалось совестно.
Василиса Егоровна тотчас захотела
отправиться в гости
к попадье и, по совету Ивана Кузмича, взяла с
собою и Машу, чтоб ей не было скучно одной.
Наступили лучшие дни в году — первые дни июня. Погода стояла прекрасная; правда, издали грозилась опять холера, но жители…й губернии успели уже привыкнуть
к ее посещениям. Базаров вставал очень рано и
отправлялся версты за две, за три, не гулять — он прогулок без цели терпеть не мог, — а собирать травы, насекомых. Иногда он брал с
собой Аркадия. На возвратном пути у них обыкновенно завязывался спор, и Аркадий обыкновенно оставался побежденным, хотя говорил больше своего товарища.
Это — все, что было у него под рукою, но он почувствовал
себя достаточно вооруженным и
отправился к Прейсу, ожидая встретить в его «интересных людях» людей, подобных ученикам Петра Маракуева.
Он не поверил и
отправился сам. Ольга была свежа, как цветок: в глазах блеск, бодрость, на щеках рдеют два розовые пятна; голос так звучен! Но она вдруг смутилась, чуть не вскрикнула, когда Обломов подошел
к ней, и вся вспыхнула, когда он спросил: «Как она
себя чувствует после вчерашнего?»
Он забыл ту мрачную сферу, где долго жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев в одно мгновение сдернул его будто с неба опять в болото. Обломов мучительно спрашивал
себя: зачем пришел Тарантьев? надолго ли? — терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет
отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это стоило некоторых издержек, — вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Когда он подрос, отец сажал его с
собой на рессорную тележку, давал вожжи и велел везти на фабрику, потом в поля, потом в город,
к купцам, в присутственные места, потом посмотреть какую-нибудь глину, которую возьмет на палец, понюхает, иногда лизнет, и сыну даст понюхать, и объяснит, какая она, на что годится. Не то так
отправятся посмотреть, как добывают поташ или деготь, топят сало.
Он сходил и принес ответ странный, что Анна Андреевна и князь Николай Иванович с нетерпением ожидают меня
к себе; Анна Андреевна, значит, не захотела пожаловать. Я оправил и почистил мой смявшийся за ночь сюртук, умылся, причесался, все это не торопясь, и, понимая, как надобно быть осторожным,
отправился к старику.
Проснулся я наутро поздно, а спал необыкновенно крепко и без снов, о чем припоминаю с удивлением, так что, проснувшись, почувствовал
себя опять необыкновенно бодрым нравственно, точно и не было всего вчерашнего дня.
К маме я положил не заезжать, а прямо
отправиться в кладбищенскую церковь, с тем чтобы потом, после церемонии, возвратясь в мамину квартиру, не отходить уже от нее во весь день. Я твердо был уверен, что во всяком случае встречу его сегодня у мамы, рано ли, поздно ли — но непременно.
В десять часов я намеревался
отправиться к Стебелькову, и пешком. Матвея я отправил домой, только что тот явился. Пока пил кофей, старался обдуматься. Почему-то я был доволен; вникнув мгновенно в
себя, догадался, что доволен, главное, тем, что «буду сегодня в доме князя Николая Ивановича». Но день этот в жизни моей был роковой и неожиданный и как раз начался сюрпризом.
Посьет сел потом в паланкин и велел нести
себя к какому-то банкиру, а я
отправился дальше по улице
к великолепным, построенным четырехугольником, казармам.
На другой день мы
отправились на берег с визитами, сначала
к американским офицерам, которые заняли для
себя и для матросов — не знаю как, посредством ли покупки или просто «покровительства», — препорядочный домик и большой огород с сладким картофелем, таро, горохом и табаком.
Привалов даже обрадовался этому предложению: он чувствовал
себя виновным пред старушкой Колпаковой, что до сих пор не навестил ее. Он
отправился к ней на другой же день утром. Во дворе колпаковской развалины его встретил старик Полуянов, приветливо улыбнулся и с лукавым подмигиванием сообщил...
Надежда Васильевна в несколько минут успела рассказать о своей жизни на приисках, где ей было так хорошо, хотя иногда начинало неудержимо тянуть в город,
к родным. Она могла бы назвать
себя совсем счастливой, если бы не здоровье Максима, которое ее очень беспокоит, хотя доктор, как все доктора, старается убедить ее в полной безопасности. Потом она рассказывала о своих отношениях
к отцу и матери, о Косте, который по последнему зимнему пути
отправился в Восточную Сибирь, на заводы.
Эти известия как-то сразу встряхнули Привалова, и он сейчас же
отправился к Бахаревым. Дорогой он старался еще уверить
себя, что Хина переврала добрую половину и прибавила от
себя; но достаточно было взглянуть на убитую физиономию Луки, чтобы убедиться в печальной истине.
— Был. Представь
себе: захватил с
собой Оскара, и вместе
отправились к Ляховскому. Оказывается, что это уже не первый их визит туда.
«Занятно», — подумал Старцев, выходя на улицу. Он зашел еще в ресторан и выпил пива, потом
отправился пешком
к себе в Дялиж. Шел он и всю дорогу напевал...
25 ноября я, Дерсу и Аринин вместе с туземцами
отправились на рыбную ловлю
к устью Кусуна. Удэгейцы захватили с
собой тростниковые факелы и тяжелые деревянные колотушки.
Этого-то человека я взял
к себе в охотники, и с ним-то я
отправился на тягу в большую березовую рощу, на берегу Исты.
В одно прекрасное утро моя старая девица, не говоря худого слова, велела оседлать
себе лошадь и
отправилась к Татьяне Борисовне.
Старушка
отправилась, и девицы также пошли
к себе в комнату; мне постель в гостиной постлали.
Толстяк поправил у
себя на голове волосы, кашлянул в руку, почти совершенно закрытую рукавом сюртука, застегнулся и
отправился к барыне, широко расставляя на ходу ноги.
А теперь я от
себя прибавлю только то, что на другой же день мы с Ермолаем чем свет
отправились на охоту, а с охоты домой, что чрез неделю я опять зашел
к Радилову, но не застал ни его, ни Ольги дома, а через две недели узнал, что он внезапно исчез, бросил мать, уехал куда-то с своей золовкой.
Он прописал мне обычное потогонное, велел приставить горчичник, весьма ловко запустил
к себе под обшлаг пятирублевую бумажку, причем, однако, сухо кашлянул и глянул в сторону, и уже совсем было собрался
отправиться восвояси, да как-то разговорился и остался.
Закусив немного, мы собрали свои котомки и тронулись в путь. Около моря я нашел место бивака Н.А. Пальчевского. Из письма, оставленного мне в бутылке, привязанной
к палке, я узнал, что он здесь работал несколько дней тому назад и затем
отправился на север, конечным пунктом наметив
себе бухту Терней.
Кирила Петрович, выходя из церкви, пригласил всех
к себе обедать, сел в коляску и
отправился домой.
Гости стали прощаться между
собою, и каждый
отправился в комнату, ему назначенную. А Антон Пафнутьич пошел с учителем во флигель. Ночь была темная. Дефорж освещал дорогу фонарем, Антон Пафнутьич шел за ним довольно бодро, прижимая изредка
к груди потаенную суму, дабы удостовериться, что деньги его еще при нем.
Дома я нашел записку от Гагина. Он удивлялся неожиданности моего решения, пенял мне, зачем я не взял его с
собою, и просил прийти
к ним, как только я вернусь. Я с неудовольствием прочел эту записку, но на другой же день
отправился в Л.
Отправляясь на следующий день
к Гагиным, я не спрашивал
себя, влюблен ли я в Асю, но я много размышлял о ней, ее судьба меня занимала, я радовался неожиданному нашему сближению. Я чувствовал, что только с вчерашнего дня я узнал ее; до тех пор она отворачивалась от меня. И вот, когда она раскрылась, наконец, передо мною, каким пленительным светом озарился ее образ, как он был нов для меня, какие тайные обаяния стыдливо в нем сквозили…
От Гарибальди я
отправился к Ледрю-Роллену. В последние два года я его не видал. Не потому, чтоб между нами были какие-нибудь счеты, но потому, что между нами мало было общего.
К тому же лондонская жизнь, и в особенности в его предместьях, разводит людей как-то незаметно. Он держал
себя в последнее время одиноко и тихо, хотя и верил с тем же ожесточением, с которым верил 14 июня 1849 в близкую революцию во Франции. Я не верил в нее почти так же долго и тоже оставался при моем неверии.
Наконец Марья Маревна сделала решительный шаг. Мальчикам приближалось уж одиннадцать лет, и все, что захолустье могло ей дать в смысле обучения, было уже исчерпано. Приходилось серьезно думать о продолжении воспитания, и, натурально, взоры ее прежде всего обратились
к Москве. Неизвестно, сама ли она догадалась или надоумил ее отец, только в одно прекрасное утро, одевши близнецов в новенькие курточки, она забрала их с
собой и ранним утром
отправилась в Отраду.
Суслонский писарь
отправился к Харитине «на той же ноге» и застал ее дома, почти в совершенно пустой квартире. Она лежала у
себя в спальне, на своей роскошной постели, и курила папиросу. Замараева больше всего смутила именно эта папироса, так что он не знал, с чего начать.
Разговор кончается. Женщина приписывается
к поселенцу такому-то, в селение такое-то — и гражданский брак совершен. Поселенец
отправляется со своею сожительницей
к себе домой и для финала, чтобы не ударить лицом в грязь, нанимает подводу, часто на последние деньги. Дома сожительница первым делом ставит самовар, и соседи, глядя на дым, с завистью толкуют, что у такого-то есть уже баба.
Между тем крохотная женщина, чувствовавшая
себя, по-видимому, совсем как дома,
отправилась навстречу подходившему
к ним на своих костылях Максиму и, протянув ему руку, сказала тоном снисходительного одобрения...
Лаврецкий окинул ее злобным взглядом, чуть не воскликнул «Brava!», [Браво! (фр.)] чуть не ударил ее кулаком по темени — и удалился. Час спустя он уже
отправился в Васильевское, а два часа спустя Варвара Павловна велела нанять
себе лучшую карету в городе, надела простую соломенную шляпу с черным вуалем и скромную мантилью, поручила Аду Жюстине и
отправилась к Калитиным: из расспросов, сделанных ею прислуге, она узнала, что муж ее ездил
к ним каждый день.
Она
отправилась в свою комнату. Но не успела она еще отдохнуть от объяснения с Паншиным и с матерью, как на нее опять обрушилась гроза, и с такой стороны, откуда она меньше всего ее ожидала. Марфа Тимофеевна вошла
к ней в комнату и тотчас захлопнула за
собой дверь. Лицо старушки было бледно, чепец набоку, глаза ее блестели, руки, губы дрожали. Лиза изумилась: она никогда еще не видала своей умной и рассудительной тетки в таком состоянии.
Целых пять дней боролся он с своею робостью; на шестой день молодой спартанец надел новенький мундир и отдался в распоряжение Михалевичу, который, будучи своим человеком, ограничился тем, что причесал
себе волосы, — и оба
отправились к Коробьиным.
В ответ слышалось легкое ворчанье Окси или какой-нибудь пикантный ответ. Окся научилась огрызаться, а на дне дудки чувствовала
себя в полной безопасности от родительских кулаков. Когда требовалась мужицкая работа, в дудку на канате спускался Яша Малый и помогал Оксе что нужно. Вылезала из дудки Окся черт чертом, до того измазывалась глиной, и сейчас же
отправлялась к дедушке на Рублиху, чтобы обсушиться и обогреться. Родион Потапыч принимал внучку со своей сердитой ласковостью.
В то же утро в Ключевской завод летел нарочный
к Мухину с маленькою запиской от «самого», в которой выражалось любезное желание познакомиться лично с уважаемым Петром Елисеичем, и чем скорее, тем лучше. Мухин не заставил
себя ждать и тотчас же
отправился в Мурмос. Это обращение Голиковского польстило ему, как выражение известного внимания. Он остановился в доме Груздева, где царил страшный беспорядок: хозяйничала одна Наташка, а Самойло Евтихыч «объезжал кабаки».
Наконец Лобачевский встал, молча зажег свою свечку и, молча протянув Розанову свою руку,
отправился в свою комнату. А Розанов проходил почти целую зимнюю ночь и только перед рассветом забылся неприятным, тревожным сном, нисходящим
к человеку после сильного потрясения его оскорблениями и мучительным сознанием собственных промахов, отнимающих у очень нервных и нетерпеливых людей веру в
себя и в собственный свой ум.
После приезда, на другой день, он
отправился к фотографу Мезеру, захватив с
собою соломенную девушку Бэлу, и снялся с ней в разных позах, причем за каждый негатив получил по три рубля, а женщине дал по рублю. Снимков было двадцать. После этого он поехал
к Барсуковой.
По вечерам, — когда полковник, выпив рюмку — другую водки, начинал горячо толковать с Анной Гавриловной о хозяйстве, а Паша, засветив свечку,
отправлялся наверх читать, — Еспер Иваныч, разоблаченный уже из сюртука в халат, со щегольской гитарой в руках, укладывался в гостиной, освещенной только лунным светом, на диван и начинал негромко наигрывать разные трудные арии; он отлично играл на гитаре, и вообще видно было, что вся жизнь Имплева имела какой-то поэтический и меланхолический оттенок: частое погружение в самого
себя, чтение, музыка, размышление о разных ученых предметах и, наконец, благородные и возвышенные отношения
к женщине — всегда составляли лучшую усладу его жизни.
Вихров зашел
к себе в номер, переоделся во фрак и
отправился к Абрееву.
— Прекрасно-с! И поэтому, по приезде в Петербург, вы возьмите этого молодого человека с
собой и
отправляйтесь по адресу этого письма
к господину, которого я очень хорошо знаю; отдайте ему письмо, и что он вам скажет:
к себе ли возьмет вашего сына для приготовления, велит ли отдать кому — советую слушаться беспрекословно и уже денег в этом случае не жалеть, потому что в Петербурге также пьют и едят, а не воздухом питаются!
— Нет, — отвечал Плавин, дружески пожимая ему руку, — я после вас заехал
к генерал-губернатору с визитом, и он был так любезен, что пригласил меня
к себе на вечер; и вот я
отправляюсь к нему.
Герой мой вышел от профессора сильно опешенный. «В самом деле мне, может быть, рано еще писать!» — подумал он сам с
собой и решился пока учиться и учиться!.. Всю эту проделку с своим сочинением Вихров тщательнейшим образом скрыл от Неведомова и для этого даже не видался с ним долгое время. Он почти предчувствовал, что тот тоже не похвалит его творения, но как только этот вопрос для него, после беседы с профессором, решился, так он сейчас же и
отправился к приятелю.
Так как уж вы дали мне обещание, то я рассудил заехать
к вам самому, пораньше, покамест вы еще не успели никуда
отправиться, и пригласить вас с
собою.
Это было ясно. В сущности, откуда бы ни
отправлялись мои друзья, но они, незаметно для самих
себя, фаталистически всегда приезжали
к одному и тому же выходу,
к одному и тому же практическому результату. Но это была именно та «поганая» ясность, которая всегда так глубоко возмущала Плешивцева. Признаюсь, на этот раз она и мне показалась не совсем уместною.
Поэтому, когда им случалось вдвоем обедать, то у Марьи Петровны всегда до того раскипалось сердце, что она, как ужаленная, выскакивала из-за стола и, не говоря ни слова, выбегала из комнаты, а Сенечка следом за ней приставал:"Кажется, я, добрый друг маменька, ничем вас не огорчил?"Наконец, когда Марья Петровна утром просыпалась, то, сплеснув
себе наскоро лицо и руки холодною водой и накинув старенькую ситцевую блузу, тотчас же
отправлялась по хозяйству и уж затем целое утро переходила от погреба
к конюшне, от конюшни в контору, а там в оранжерею, а там на скотный двор.
Так проходили дни за днями, и каждый день генерал становился серьезнее. Но он не хотел начать прямо с крутых мер. Сначала он потребовал Анпетова
к себе — Анпетов не пришел. Потом, под видом прогулки верхом, он
отправился на анпетовское поле и там самолично убедился, что «негодяй» действительно пробивает борозду за бороздой.