Неточные совпадения
Через пять минут все было кончено: на декорациях в театральном костюме лежала по-прежнему прекрасная женщина, но теперь это бездушное тело не мог уже оскорбить ни один взгляд. Рука
смерти наложила свою
печать на безобразную человеческую оргию.
А тут как нарочно случай появления на свет его шестипалого младенца и
смерть его совпали как раз с другим весьма странным, неожиданным и оригинальным случаем, оставившим на душе его, как однажды он сам впоследствии выразился, «
печать».
После
смерти моего деда отец, ездивший на похороны, привез затейливую
печать, на которой была изображена ладья с двумя собачьими головами на носу и корме и с зубчатой башней посредине.
С утра Даше было и так и сяк, только землистый цвет, проступавший по тонкой коже около уст и носа, придавал лицу Даши какое-то особенное неприятное и даже страшное выражение. Это была та непостижимая
печать, которою
смерть заживо отмечает обреченные ей жертвы. Даша была очень серьезна, смотрела в одну точку, и бледными пальцами все обирала что-то Со своего перстью земною покрывавшегося лица. К ночи ей стало хуже, только она, однако, уснула.
Как пери спящая мила,
Она в гробу своем лежала,
Белей и чище покрывала
Был томный цвет ее чела.
Навек опущены ресницы…
Но кто б, о небо! не сказал,
Что взор под ними лишь дремал
И, чудный, только ожидал
Иль поцелуя иль денницы?
Но бесполезно луч дневной
Скользил по ним струей златой,
Напрасно их в немой печали
Уста родные целовали…
Нет!
смерти вечную
печатьНичто не в силах уж сорвать!
«Положи меня, как
печать, на сердце твоем, как перстень, на руке твоей, потому что крепка, как
смерть, любовь и жестока, как ад, ревность: стрелы ее — стрелы огненные».
— Мне страшно, прекрасный мой! — прошептала Суламифь. — Темный ужас проник в мою душу… Я не хочу
смерти… Я еще не успела насладиться твоими объятиями… Обойми меня… Прижми меня к себе крепче… Положи меня, как
печать, на сердце твоем, как
печать, на мышце твоей!..
Но с какой бы горестною мыслью ни погибла бедная утопленница,
смерть наложила на нее
печать своего вечного безмолвия и смирения…
Таким образом, во все время царствования Екатерины русская литература постоянно повторяла ту мысль, что писателям дана полная свобода откровенно высказывать все, что угодно. Мысль эта сделалась постоянным и непреложным мнением и много раз высказывалась и впоследствии, долго спустя после
смерти Екатерины. Так, например, Карамзин в своей записке «О старой и новой России», указавши на свободу
печати при Екатерине, приводит даже и объяснение этого явления в таком виде...
И так как их оказалось слишком много и так как они торопились друг перед другом попасть на
смерть, то они просили об этом письменно, и некоторые из них, по древнему обычаю, отрубали себе указательный палец левой руки и прикладывали его к подписи в виде кровавой
печати.
Поэтому
смерть, установляющая естественную прерывность во всех человеческих делах, а также налагающая неизбежную
печать и на все человеческое творчество, спасает человека и от непрерывности в творчестве зла, а тем ослабляет, парализует его силу.
Жизнь пола в фактическом ее состоянии, как бы она ни протекала, имеет
печать трагической безысходности и антиномической боли (что и символизируется в трагедии любви —
смерти: «Ромео и Джульетта», «Тристан и Изольда»).
С. 469, 481).], любовь и не может быть неревнивой, хотя любовь, обращенная в ревность, лишается своей мягкости и нежности, становится требовательной и суровой [«Положи меня (говорит любовь), как
печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как
смерть, любовь; люта, как преисподняя, ревность; стрелы ее — стрелы огненные; она — пламень весьма сильный.
Это «нечто», угнетающее гораздо более, чем ожидание самой
смерти, это ожидание пытки, выражающееся обыкновенно своеобычною
печатью силы и смирения.
Именно
смерть очищает прошлое и кладет на него
печать вечности.
Самовластительный Злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель,
смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоём челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрёк ты Богу на земле.
Все это было рассказано в
печати г-жой Пешковой (она писала под фамилией Якоби), которая проживала тогда в Риме, ухаживала за ним и по возвращении моем в Петербург в начале 1871 года много мне сама рассказывала о Бенни, его болезни и
смерти. Его оплакивала и та русская девушка, женихом которой он долго считался.
Я его удерживал, но душу с дрожью вдруг охватил стыд и горький восторг. Лязгал под руками студента отодвигаемый ржавый засов.
Смерть медленно накладывала свою
печать на его бледное лицо. И вдруг преобразилось это лицо и вспыхнуло живым, сияющим светом. Он выбежал на улицу.
Давно ли умер И. А. Гончаров? Настолько давно, что в нашей
печати могло бы появиться немало воспоминаний о нем. Их что-то не видно. Не потому ли, что покойный незадолго до
смерти так тревожно отнесся к возможности злоупотребить его памятью печатанием его писем? Этот запрет тяготеет над всеми, у кого в руках есть такие письменные документы. Недавно сделано было даже заявление одним писателем: как разрешить этот вопрос совести и следует ли буквально исполнять запрет покойного романиста?
Он получил от отца письмо с черной
печатью, уведомлявшее его о
смерти матери.
Теперь на закате дней своих они с завистью взирают, как возвеличиваются путем
печати имена их бесчисленных родственников и знакомых, некогда административных деятелей, теперь сошедших уже в могилу, — тех самых, на которых они некогда доносили; с завистью взирают, как время от времени появляются в журналах записки, письма и мемуары этих родственников, с болью в сердце чувствуют, что им, баклушникам, никогда не достичь этой чести и что их записки и письма после их
смерти не попадут ни на какую потребу, кроме оклейки стен и на тюрюки мелочной лавочки, а потому и ищут возможности опубликовать эти записки еще при своей жизни.
Согласно распоряжениям князя Сергея Сергеевича, нарочные, снабженные собственноручно написанными им письмами, запечатанными большой черной княжеской
печатью, были разосланы по соседям. Письма были все одного и того же содержания. В них молодой князь с душевным прискорбием уведомлял соседей о
смерти его матери и просил почтить присутствием заупокойную литургию в церкви села Лугового, после которой должно было последовать погребение тела покойной в фамильном склепе князей Луговых.